диктат социальной исключительности по принципу рабочего, бедняцкого
происхождения [9].
А вот точка зрения другого философа — марксиста [7]:
«В США после «Великой депрессии», показавшей невозможность дальнейшего
существования классического капитализма, появился «новый курс» Рузвельта, а
Европу пронзили первые ростки современного фашизма, причём оба эти уклада
должны были составить альтернативу коммунизму[6].
Положение эксплуататорского меньшинства было критическим. Начиная с
двадцатого века коммунистические идеи уже не в опосредованном, например
религиозном, а в своем естественном обличии овладели массами. Эксплуататоры
на это ответили либо неприкрытой фашистской идеологией, как в Европе, либо
тем же фашизмом, но прикрытым фиговым листком «демократии», как в США.
Кованый сапог гитлеровского фашизма должен был смести с лица Европы
рабочее движение, причем, «высшей расой», «элитой» были объявлены все
немцы. Ставка была сделана на грубую силу. В США в это время отрабатывался
другой путь: эксплуатация всего человечества «избранными государствами».
Этот путь проводился с не меньшей жестокостью, чем путь гитлеровского
фашизма, но зато с гораздо большим успехом, так как предполагал более
изощрённые формы эксплуатации. Он стоил человечеству не меньшей крови, чем
германский фашизм. В исторической перспективе он оказался жизнеспособнее.
Превратив противоречия между классами в противоречия между народами, он
получил возможность консолидировать общество внутри страны, приглушив
классовую борьбу и создав «общество потребления», «духовными» отбросами
которого питается всё «мировое сообщество».
При всей кажущейся разнице американской и германской альтернативы
коммунизму их суть одна: присвоение капиталистических отношений частью
общества, «элитой». «Присвоение» здесь понимается как включение отношений
предыдущей формации, в данном случае капиталистической, в систему
последующей, более высокой общественно-экономической формации, которую мы
здесь называем фашистской. Капитал здесь присваивается при посредстве
банковской системы, работающей целенаправленно и планомерно. Капитал в
результате теряет свойство стихийности.
Таким образом, присвоенные капиталистические отношения в «снятом» виде
продолжали существовать в Западной цивилизации в обеих формах элитаризма: и
в фашистской (Германия), и в либеральной (США), но ведущей формой
производственных отношений уже не являлись.
Сейчас ... тщатся отождествить германскую модель фашизма с советским
коммунизмом. В действительности эти системы противоположны как по своим
основополагающим целям, так и в реализации этих целей.
Коммунистическая предполагает всеобщее реальное равенство людей (а не
сомнительное «равенство перед законом» плюс-минус тугой кошелёк, как
буржуазно-либеральная система). Коммунистическая система предполагает
присвоение человеком самого себя, возвращение человеку самого себя, «прыжок
из царства необходимости в царство свободы».
Фашистская система предполагает заведомое неравенство, выделение по
какому-либо надуманному признаку (чаще национальному) «элиты» из
«сверхчеловеков», которым-де можно делать всё что угодно, и унижение всей
остальной части общества (человечества в «американской модели») до
состояния быдла, с которым можно делать все, что угодно, вплоть до
переработки на удобрения. На царство свободы это совсем не похоже. На
либеральный «идеал» — тем более.
...Из этого следует, что единственной настоящей альтернативой
коммунистическому обществу на современном этапе служит не какое-то
мифическое «цивилизованное общество», а в большей или меньшей степени
фашизованный капитализм, так как капитализм стихийный изжил себя ещё во
времена Маркса и окончательно рухнул во времена Рузвельта. И наоборот,
реальной альтернативой фашизму служит не воспеваемое нашими либералами
западное общество, постоянно фашизм порождающее, а коммунизм.
Мы называем здесь фашистским общество, выросшее на базе капитализма,
который при современных средствах производства уже просто не может
существовать, и сознательно применяющее насилие против большинства в
интересах сохранения господства меньшинства — «элиты», паразитирующей на
теле общества.
Насилие может принимать различные, не обязательно вооруженные формы. В
настоящее время эта формация имеет общемировой характер за исключением
отдельных регионов. Существенным признаком такой формации, отличающим её от
всех других, является присвоение общественных отношений частью общества,
«элитой», не являющейся классом, с целью эксплуатации большинства. Такая
формация прямо противоположна коммунистической, в которой присвоение
общественных отношений производится всеми членами общества в своих
интересах через посредство своего субъекта — коммунистической партии,
Советов. И если считать обезьяну карикатурой на человека, то и фашизм в
этом смысле является карикатурой на коммунизм.
Конечно, у оригинала и карикатуры всегда будут общие черты. В нашем
случае это сознательное управление общественными процессами. Разница только
в том, кто обществом управляет и с какой целью.
Ранней аналогией фашизма, по нашему мнению, служит «азиатский способ
производства». Как показали Классики, да и вся история человечества,
коммунистические идеи в той или иной форме (например, христианской) были
присущи трудящимся, а фашистские — представителям человечества, по той или
иной причине (способность без зазрения совести залезть в карман к соседу,
«делать деньги», общественное положение, выдающиеся математические
способности и т.д.) считающих себя «избранными». Нетрудно видеть, что
претензии на «элитарность», как правило, выглядят весьма сомнительными.
Однако идеология элитарности очень выгодна правящим, паразитическим классам
и государствам, так как она освящает их привилегированное положение».
5. Стереотипное представление буржуазных учёных о тоталитаризме
Слово «total» означает «целый, общий». Тоталитаризм — это явление
всеобщее, затрагивающее все сферы жизни.
В экономике
Он означает огосударствление экономической жизни, экономическую
несвободу личности. Личность не имеет собственных интересов в
производстве[7]. Происходит отчуждение человека от результатов его труда,
и, как следствие, лишение его инициативы. Государством устанавливается
централизованное, плановое управление экономикой[8].
Ф.Хайек в своей книге «Дорога к рабству», написанной в 1944 году [11],
особый акцент делает именно на этом аспекте тоталитаризма. Он приходит к
выводу о том, что свобода политическая — ничто без свободы экономической.
Контроль над важнейшими ресурсами общества, как материальными, так и
нематериальными, будет находиться у тех, в чьих руках сосредоточен контроль
над экономической властью. Идея централизованного планирования заключается
в том, что не человек, но общество решает экономические проблемы, и,
следовательно, общество (точнее отдельные его представители) судит об
относительной ценности тех или иных целей. Там, где единственный
работодатель — государство или подконтрольные режиму частные предприятия,
не может быть и речи о свободном политическом, интеллектуальном или каком-
либо ином волеизъявлении людей.
Ф.Хайек видел опасность возникновения тоталитаризма в возрастающем
государственном регулировании экономики Великобритании. При этом он «забыл»
о том, что сущностью капитализма является концентрация экономической, а
следовательно и политической и всякой другой власти в руках ничтожной
кучки[9] далеко не лучших представителей общества. Пользуется ли эта кучка
в целях управления обществом государственным аппаратом или нет — не суть
важно. Результат всегда один — всеобъемлющая диктатура правящего класса —
буржуазии. После Маркса отрицать подобное — признак невежества.
В политической сфере
Вся власть принадлежит особой группе людей, которую народ не может
контролировать. Большевики, например, поставившие перед собой цель
свержения существующей системы, с самого начала были вынуждены действовать
как конспиративная партия. Эта конспиративность, интеллектуальная,
идеологическая и политическая закрытость остались её существенной
характеристикой и после завоевания власти. Общество и государство при
тоталитаризме оказываются поглощёнными одной господствующей партией,
происходит слияние высших органов этой партии и высших органов
государственной власти. Фактически происходит превращение партии в решающий
стержневой элемент государственной структуры. Обязательным элементом такой
структуры является запрет на оппозиционные партии и движения.
Характерной чертой всех тоталитарных режимов является также то, что
власть не опирается на законы и конституцию[10]. В сталинской Конституции
были гарантированы почти все права человека, которые на деле практически не
выполнялись.
В духовной сфере
Господствует одна идеология и мировоззрение. Как правило — это
утопические теории, реализующие извечную мечту людей о более совершенном и
счастливом общественном порядке, в основе которых лежит идея достижения
фундаментальной гармонии между людьми. Тоталитарный режим использует
мифологизированную версию одной такой идеологии в качестве единственно
возможного мировоззрения, которое превращается в некое подобие
государственной религии. Эта монополия на идеологию пронизывает всю
иерархию властных отношений сверху донизу — от главы государства и партии
до самых низших звеньев власти и ячеек общества[11]. В СССР такой
идеологией стал марксизм, в Северной Корее — идеи «чучхе» и т.д.
В тоталитарном режиме все без исключения ресурсы (и материальные, и
человеческие, и интеллектуальные) направлены на достижение одной
универсальной цели: тысячелетнего рейха, коммунистического царства
всеобщего счастья и т.д, в связи с чем, в случае «коммунистической модели»
не остается ничего или почти ничего для паразитирующей «элиты» и
«сверхчеловеков» [1].
Эта превращённая в религию идеология породила ещё один феномен
тоталитаризма: культ личности. Как и всякие религии, эти идеологии имеют
свои священные писания, своих пророков и бого-человеков (в лице вождей,
фюреров, дуче и т.д.) [1]. Таким образом, получается чуть ли не
