теократическое правление, где верховный жрец-идеолог одновременно является
и верховным правителем. Н.Бердяев называет подобную систему обратной
теократией [12].
Контроль за свободой мысли и подавление инакомыслия
Дж.Оруэлл по этому поводу писал [4]: «Тоталитаризм посягнул на свободу
личности так, как никогда прежде не могли и вообразить. Важно отдавать себе
отчёт в том, что его контроль над мыслью преследует цели не только
запретительные, но и конструктивные. Не просто возбраняется выражать — даже
допускать — определённые мысли, но диктуется, что именно надлежит думать.
Личность изолируется, насколько возможно, от внешнего мира, чтобы замкнуть
её в искусственной среде, лишив возможности сопоставлений. Тоталитарное
государство обязательно старается контролировать мысли и чувства по меньшей
мере столь же действенно, сколь контролирует их поступки.»
Показательной в этом смысле может быть мысль Ленина о том, что стать
коммунистом можно лишь обогатив свой разум всеми предыдущими достижениями
человечества. Необходимо заметить, что в СССР этот мракобесный принцип даже
претворялся в жизнь в виде огромной сети библиотек и чудовищных тиражей
научно-популярных изданий, просто немыслимых в любой демократической
стране.
Разделение населения на «наших» и «ненаших»
Людям свойственно — и это почти закон человеческой природы — быстрее и
легче сходиться на негативной почве, на ненависти к врагам, зависти к тем,
кому лучше живётся, чем на конструктивной задаче. Враг (и внутренний, и
внешний) является неотъемлемой частью арсенала тоталитарного лидера. В
тоталитарном государстве террор и страх используются не только как
инструмент уничтожения и запугивания действительных и воображаемых врагов,
но и как нормальный повседневно используемый инструмент управления массами.
С этой целью постоянно культивируется и воспроизводится атмосфера
гражданской войны.
Также тоталитаризм должен постоянно демонстрировать гражданам свои
успехи, доказывать реалистичность провозглашаемых планов или находить
убедительные для населения доказательства, почему данные авансы не
реализованы, то есть отчитываться перед народом. И сюда очень хорошо
вписывается поиск внутренних врагов. Здесь действует старый, давно
известный принцип: «Разделяй и властвуй». Те, кто «не с нами, а значит,
против нас», должны подвергнуться репрессиям [1].
Террор развязывался без какой-либо видимой причины и предварительной
провокации. В нацистской Германии он был развязан против евреев, которые не
спешили делится своими богатствами с представителями «коренной нации». В
Советском Союзе террор не ограничивался расовыми признаками (так как расизм
и национализм были запрещены и жестоко карались), и его объектом мог стать
любой человек, например: вредитель, вор, «агент влияния» и т.д..
Тоталитаризм создаёт особый тип человека
Стремление тоталитаризма к переделке человеческой природы — одна из
основных отличительных особенностей его от всех других форм традиционного
деспотизма, абсолютизма и авторитаризма [1]. С этой точки зрения
тоталитаризм является феноменом исключительно двадцатого века[12]. Он
ставит задачу полной переделки и трансформации человека в соответствии с
идеологическими установками, конструирования нового типа личности с особым
психическим складом, особыми ментальностью, мыслительными и поведенческими
характеристиками, путём стандартизации, унификации индивидуального начала,
его растворения в массе, сведения всех индивидов к какому-то
среднестатистическому знаменателю[13], подавлению личностного начала в
человеке.
Таким образом, конечная цель создания «нового человека» — формирование
индивида, полностью лишённого всякой автономии. Таким человеком не нужно
даже управлять, он будет самоуправляться, руководствуясь теми догмами,
которые на данный момент выдвигаются правящей верхушкой. Однако на практике
проведение этой политики породило доносительство, инквизицию, писание
анонимок и привело к моральному разложению общества [9].
Государство вмешивается даже в личную жизнь человека
В тоталитарном обществе всё: наука, искусство, экономика, политика,
философия, мораль и отношения между полами направляются одной ключевой
идеей [3]. Одним из важнейших показателей проникновения тоталитарных начал
во все сферы жизни является «newspeak» — новояз, который является
средством, делающим трудным, если не невозможным выражение иных форм мысли.
Ф.Хайек писал [11]: «... легче всего убедить людей в подлинности ценностей,
которым их заставляют служить, если объяснить им, что это те самые
ценности, в которые они всегда верили, просто раньше эти ценности
понимались неправильно. Характерная особенность всей интеллектуальной
атмосферы тоталитарных стран: полное извращение языка, подмена смысла слов,
призванных выражать идеалы нового строя.»[14]
Так как люди вынуждены приспосабливаться к иррационализму языка, они
вынуждены вести существование, при котором следовать официальным
предписаниям невозможно, но необходимо делать вид, что руководствуешься
ими. Это порождает как бы двойной стандарт в поведении тоталитарного
человека, например: «грешить нельзя, но размножаться всё же необходимо».
Появляются феномены, названные Дж.Оруэллом [4] «doublethink» — двоемыслие и
«thoughtcrime» — мыслепреступление. То есть жизнь и сознание человека как
бы раздваиваются: в обществе он вполне лояльный гражданин, а в частной
жизни проявляет полное равнодушие и недоверие к режиму, да ещё и
размножается вдобавок. Таким образом, нарушается один из основополагающих
принципов «классического» тоталитаризма: тотального единства массы и
партии, народа и вождя [3].
6. Заключение.
Таким образом, учение о тоталитаризме является ничем иным, как
неотъемлемой частью «массовой культуры», сознательно созданной буржуазией
для оболванивания трудящихся, и извращения их мировоззрения с целью сделать
их неспособными к классовой борьбе и этим увековечить господство
паразитической элиты[15].
Литература:
1. Гаднелев К.С. Тоталитаризм как феномен ХХ-го века. Вопросы философии,
1992, № 2.
2. Демократия и тоталитаризм. Свободная мысль, 1991, № 5.
3. Загладин Н.В. Тоталитаризм и демократия: конфликт века. Кентавр, 1992,
№№ 7-8.
4. Оруэлл Дж. «1984» и эссе разных лет. Москва, Прогресс, 1989.
5. Шабалов А.А. Одиннадцатый удар товарища Сталина. Ростов-на-Дону, 1995.
6. Журавлёв В.В. На пороге кризиса: нарастание застойных явлений в партии
и обществе. Москва, Издательство политической литературы, 1990.
7. Иваненков С.А. Фашизм и коммунизм — две линии развития человечества.
Большевик, 1996, № 5.
8. Курашвили Б.П. Предреволюционная ситуация. Марксизм и современность,
1996, №№ 1-2.
9. Сахаров А.Н. Революционный тоталитаризм в нашей истории. Коммунист,
1991, № 5.
10. Тоталитаризм, авторитаризм и демократия в глобальном контексте.
Латинская Америка, 1990, №№ 1-3.
11. Хайек Ф.А. Дорога к рабству. Новый мир, 1991, №№ 7-8.
12. Бердяев Н. Новое средневековье. М., 1991.
-----------------------
[1] Збигнев Бжезинский — вдумчивый учёный: сколько общих черт он сумел
подметить у таких принципиально противоположных режимов, как
коммунистический и фашистский. Впрочем, монополию на вооружённые силы он
мог бы не упоминать — это не делает чести его вдумчивости.
[2] Если бы нынешние российские политологи опирались на свои, да ещё
добросовестные, исследования, они бы, безусловно, постыдились приписывать
советскому строю (особенно периода “культа личности”) многое из
перечисленного. Так, абсолютная личная власть (на что особо упирают
нынешние российские политологи) была необходимой ступенью для передачи всей
полноты реальной власти (а не только политической) в руки трудящихся. На
повестке дня после войны стоял вопрос о демократизации общественных
отношений, и он успешно решался. То же и об опоре на внешнюю экспансию.
Конечно, Советский Союз злодейски оккупировал в своё время Германию, однако
в целом такие обвинения больше характерны в отношении “цивилизованных” и
“демократических” государств. “Исключительная ориентация на будущее” — это,
разумеется, убийственный довод, если не считать того, что возможность
реального построения “светлого будущего” была научно обоснована и доказана,
что фантастические, “утопические” планы, как правило, выполнялись и
перевыполнялись, и что ориентация на будущее всё-таки лучше, чем ориентация
на прошлое (что мы наблюдаем сегодня). Наконец, говоря об “изначальной
аморальности и полном презрении к человеку”, нынешние российские политологи
забывают уточнить — к какому конкретно человеку наблюдалось полное
презрение в условиях реальной диктатуры большинства, а также игнорируют тот
факт, что мораль — категория историческая, а значит аморальность — тоже, то
есть та мерзость и продажность, которую демонстрируют нынешние российские
политологи, вовсе не обязательно должны считаться моральными при
социализме.
[3] Непонятно, что здесь имеют авторы [6] в виду. Скорее всего они не
читали ленинского “Письма к съезду”. Процитирую. “Сталин слишком груб, и
этот недостаток, вполне терпимый в среде и в отношениях между нами,
коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я
предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и
назначить на его место другого человека, который во всех других отношениях
отличался бы от тов. Сталина одним перевесом, именно, более терпим, более
лоялен, более вежлив и более внимателен к мелочам, меньше капризности и
т.д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что
с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною
выше о взаимоотношениях Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая
мелочь, которая может получить решающее значение” [5]. Ленин грубость
Сталина замечал лишь сквозь призму его отношений с Троцким. Раскола же
партии не произошло — наоборот, под сталинским руководством партия стала
монолитнее.
Больше того, в своём “завещании” Ленин, слегка критикуя Сталина за
грубость, высоко о нём отзывается. При этом он характеризует остальных
лидеров РКП(б) куда резче, чем Сталина (небольшевизм Троцкого,
неслучайность октябрьского эпизода Зиновьева и Каменева, не вполне
марксистские воззрения Бухарина, невозможность в политическом плане
положиться на Пятакова...)
[4] Впрочем, с этим трудно согласиться. Было в Европе правило: чья власть —
того и вера. Если феодал веру менял, её должны были сменить и подданные.
[5] Некоторые интеллигенты несогласны со знаком тождества между
классовостью исследовательского подхода и его научностью. Отметая
вульгарные заявления типа “Истинно то, что полезно для класса”, следует
заметить, что классовая основа всех без исключения общественных процессов в
своё время была неопровержима доказана и подтверждена практикой, и сегодня
игнорировать классовый характер социальных явлений — значит отбросить
научность и погрузиться в шарлатанство.
[6] Об этом же хорошо рассказано в [3].
[7] Интересно проследить, как влияет на экономические показатели возврат к
рыночным отношениям. К середине 1995 года производство упало до 48 % от
уровня “дореформенного” 1990 года, причём в высоко-технологичных областях —
до 10-40 %. Даже в тяжелейшие годы Великой Отечественной войны падение,
точнее, вынужденное роковыми обстоятельствами снижение остановилось на 64 %
от довоенного уровня, чтобы — в условиях войны! — опять пойти вверх. И не
было ничего похожего в тогдашние времена на нынешнюю научно-техническую и
структурную деградацию производства. Второй показатель: уровень жизни
большинства народа снизился до 20-30 % от “дореформенного”, а треть
населения оказалась за чертой бедности. Не стоит уж говорить о таких
мелочах, как деградация науки, образования, здравоохранения [8].
[8] В этой связи вспоминается осень 1991 года. Тогда в СССР, в Москве, в
Академии труда и социальных отношений состоялся советско-американский
симпозиум, на котором были и японцы. Вот что сказал там японский миллиардер
Хероси Теравама в ответ на разглагольствования советских экономистов и
социологов о “японском чуде”: “Вы не говорите об основном. О вашей
первенствующей роли в мире. В 1939 году вы, русские, были умными, а мы,
японцы, дураками. В 1949 году вы стали ещё умнее, а мы были пока дураками.
А в 1955 году мы поумнели, а вы превратились в пятилетних детей. Вся наша
экономическая система практически полностью скопирована с вашей, с той лишь
разницей, что у нас капитализм, частные производители, и мы более 15 %
роста никогда не достигали, а вы же — при общественной собственности на
средства производства — достигали 30 % и более. Во всех наших фирмах висят
ваши лозунги сталинской поры” [5].
[9] Существует обывательское мнение, будто власть в обществе принадлежит
государственным чиновникам (президенту с министрами) или парламентским
заседателям (депутатам). Объективная реальность же мало зависит от мнения
обывателей. Объективная реальность заключается в том, что действительной
властью в любом классовом обществе обладают лишь представители
господствующего класса, и даже не столько отдельные представители, как весь
класс в целом. Деятельность президентов и депутатов сводится к обслуживанию
правящего класса — то есть буржуазии в “цивилизованном правовом
государстве” и пролетариата — в государстве социалистическом. Более того,
всякий президент или депутат лишь до тех пор могут выполнять свои
обязанности, пока они верой и правдой служат господствующему классу: судьбы
М.Горбачёва, С.Альенде, Верховного Совета России и т.д. ярко это
иллюстрируют.
Ссылки на Италию, где в парламент выбрали как-то порноактрису, или на
США, где президентом стал фермер Дж.Картер, недостойны серьёзного
рассмотрения, ибо каждый, кто хотя бы бегло знакомился с Марксом, знает,
что с выбором рабочих в парламент не может установиться диктатура
пролетариата, так как политическая власть в обществе определяется не
личностью того или иного государственного чиновника, а общественными
отношениями, в первую голову отношениями собственности.
Любой депутат имеет реальной власти не больше, чем, скажем,
регулировщик на перекрёстке (тот тоже может кого-то оштрафовать или
помиловать). Поэтому пусть даже половина населения ходит в депутатах —
власть всё равно будет в руках ничтожной кучки далеко не лучших
представителей общества — элиты, распоряжающейся, контролирующей или
владеющей собственностью.
[10] Чтобы обхаять лишний раз советскую юридическую науку и практику,
обычно вспоминают процессы над троцкистами и реабилитацию осуждённых на
этих процессах во времена перестройки.
Не странно ли? Процессы были открытые, а реабилитация проходит
секретно, в тайне от народа. Вначале Горбачёв политически реабилитирует
троцкистов в своём докладе к 70-летию Советской власти, и лишь затем
А.Н.Яковлев осуществляет это юридически. Почему не наоборот? Как это
принято в “цивилизованном мире”!
Почему ничего не говорится о показаниях сотен свидетелей по этим делам?
Почему в материалах комиссии нет ссылок на закрытые заседания суда
(27.01.37, 9.03.38)? В 30-е годы их нельзя было опубликовать, а почему это
не сделать сейчас? Закрытые заседания, где как раз, по просьбам самих
подследственных, они рассказывали о своей шпионской деятельности, говорят о
том, что никаких репрессий, пыток по отношению к подсудимым не было. Однако
общественное мнение всячески ориентируют, что подсудимых избивали.
На процессах троцкистов обвиняли в том, что своей целью они ставили
“свержение существующего в СССР социалистического общественного
государственного строя, восстановление в СССР капитализма и власти
буржуазии путём диверсионно-вредительской, шпионо-изменнической
деятельности, направленной на подрыв экономической и оборонной мощи
Советского государства и содействия иностранным агрессорам в поражении и
расчленении СССР” [5]. Можно ли это считать наговором?
[11] По самой своей сути такая идеология стоит неизмеримо ниже таких
великих достижений общечеловечества, как “Американская мечта” или
либеральный тезис о том, что интересы личности выше интересов общества.
[12] если не учитывать идеологию крестьянской общины, племенные религии и
весь образ жизни племени, ислам, христианство, иудаизм и все секты вместе
взятые.
[13] например, “рабов божьих”
[14] Ярким примером тоталитарного искусства служит живопись Западной Европы
периода безраздельного господства католичества, где любая картина
изображала только сюжеты из “Святого Писания”.
[15] Из этого учения буквально выпирают ненаучные приёмы, заключающиеся в
игнорировании известных фактов, выдумывании новых и построении на этом
базисе социальной апологетики капитализма. К примеру, берётся неугодная
данному политологу система, ей приписываются выгодные для критики качества,
а затем уже они подвергаются нападкам уже не столько на уровне логики,
сколько на уровне чувств. Произведения Дж. Оруэлла являются ярчайшим
примером такого научно-публицистического мошенничества.
