Тайная проституция еще больше, чем «бланковая», была связана с преступным миром: сутенерами, притоносодержательницами, ворами. Женщины, активно промышлявшие торговлей телом, но не состоящие на учете Врачебно-полицейского комитета, оказывались наиболее подверженными венерическим заболеваниям. И даже поставленные на учет после длительного срока занятий тайной проституцией, эти женщины по-прежнему старались всячески уклониться от систематических обследований. Именно они являлись основными разносчицами сифилиса в столице, и число заболевших все возрастало. Если в 1910 г. среди проституток сифилитички составляли 52,7%, то в 1914 г. этот показатель возрос до 76,1%[44].
Но не только эту опасность несли тайные проститутки. Они калечили общество и в нравственном смысле. Извлекая все возможное из своих внешних данных с юного возраста, многие из них в дальнейшем старались все же выйти замуж. Однако отказаться от весьма свободного стиля жизни им было чрезвычайно трудно. В жизни это нередко оборачивалось настоящими трагедиями.
Тенденция превращения торговли любовью в подсобное тайное занятие женщин с уже имеющимся социальным статусом, безусловно, способствовала разрушению морально-нравственных устоев общества. Но особую опасность, несомненно, представляла неофициальная детская проституция, весьма развитая в Российской империи. Согласно официальным данным, касающимся XIX - начала XX в., в стране не было продажных девиц моложе 18 лет. Однако эта статистика не отражала действительности. Просто по ряду юридических актов запрещалось ставить на учет Врачебно-полицейского комитета особ моложе 18 лет, в результате чего росту детской проституции в столице Российской империи с конца XIX в. не уделялось должного внимания. Многое прояснилось после оглашения имеющихся материалов на Первом съезде по борьбе с торгом женщинами в 1910 г[45].
Обследования домов милосердия показали, что русская проституция среди малолеток значительно превзошла по количественным показателям Западную Европу. Имелись даже случаи «ночной работы» детей с 7 лет[46]. Начальница дома милосердия для несовершеннолетних рассказала о десятилетней девочке, которую полиция в течение двух лет систематически задерживала в «разгульной ночной компании, где она торговала собой». Девочка явно была психически неуравновешенной, так как «вид мужчин безумно ее возбуждал, электризовал»[47].
Ошеломляющие данные привел врач Б.И. Бентовин. По его подсчетам, в числе тайных проституток дети 10-12 лет составляли более 10%[48]. Спрос на услуги малолеток стремительно возрастал. Тот же Б.И. Бентовин с горечью отмечал: «Ранее детская проституция существовала как бы только для потребности половых гурманов... Теперь детская торговля любовью ведется с удивительной откровенностью и широтой, безо всякой маскировки и ширм»[49].
К 1910 г. в Российской империи существовали гостиницы, где процветала детская тайная проституция. Дурной славой в этом отношении пользовался питерский «Лондон» на углу Муринского проспекта и Спасской улицы. По-видимому, именно эта гостиница описана А.М. Ремизовым в повести «Крестовые сестры». Одну из героинь, 15-летнюю девочку, заманили в гостиницу под видом найма в няньки, а потом, «как ночь, уж кто-нибудь непременно человек по пять за ночь к ней приводил»[50]. Аналогичным промыслом славилась и гостиница «Черногорье»[51], но сюда приходили уже не буфетчики и околоточные, а вполне приличная публика, хотя в целом, по выражению Б.И. Бентовина, детская проституция «оплебеилась».
Распространенной была торговля девочками при мастерских. В одном таком заведении под названием «Белошвейка» на углу Большеохтинского проспекта и Гусевой улицы информировал общественность в 1910 г. врач P.M. Шихман. Существовали и специальные тайные квартиры - притоны детского разврата, организованные, конечно, взрослыми. Потребители этого вида проституции традиционно собирались в Екатерининском саду, где особенно часто гуляли дети. Но самым главным рынком малолеток оставался парк при Народном доме. Торговали детьми так называемые «тетки-комиссионерки», выдававшие девочек за своих племянниц, а также проститутки, подбиравшие бездомных девочек. Основной контингент несовершеннолетних публичных девиц, судя по наблюдениям врачей и юристов, составляли «дети низшей рабочей среды, безродные (беспризорные), дочери проституток»[52].
Конечно, вовлечение малолетних в торговлю любовью - в целом явление не новое и не уникальное в истории. Но все же в России этот промысел приобрел особый размах именно в начале XX в. Девочки, торгующие собой, представляли наиболее безразличную в нравственном отношении категорию проституток. Многие продавались за коробку конфет. Б.И. Бентовин приводит характерное высказывание малолетней проститутки: «Ничего нет в этом. - худого. Пью все сладкое да вкусное. А платья у меня какие»[53]. Те, кто вовлекал девочек 10-12 лет в проституцию, прекрасно знали, что именно этот возрастной контингент легче всего приобщить к «особым» запросам клиентов. В отчете дома милосердия за 1908 г. имелись данные о 14-летней девочке, которая специализировалась на обслуживании пожилых эротоманов. На вопрос о том, не тяготится ли она своей жизнью, юная особа ответила: «Я теперь зарабатываю гораздо больше, чем гуляя, как все»[54].
Действительно, многие малолетки, по данным 1907 г., зарабатывали от 60 до 90 руб. в месяц. Неудивительно, что пополнение рядов детской проституции часто происходило по инициативе родителей, продававших девочек сводням или просто отправлявших их прямо на панель. Такое, конечно, случалось и ранее. А.Ф. Кони вспоминал, что в начале своей служебной карьеры в Петербурге - в 70-е гг. прошлого столетия - ему пришлось столкнуться с так называемым «темным делом». Речь шла о продаже чиновником К. богатому банкиру, «который среди петербургских развратников слыл за особого любителя и ценителя молодых девушек, сохранивших внешние признаки девства...» 19-летней дочери[55]. Единичные случаи сформировались в XX в. в целую систему, которая приобрела особый размах в годы первой мировой войны, когда «бланковые» девицы отправились ближе к линии фронта и их место заполнили малолетки. Об этом свидетельствует, в частности, отчет Врачебно-полицейского комитета за 1914 г.: «Что касается малолетних, задержанных на улице полицией за приставание к мужчинам и доставляемых в комитет, то таковых комитет надзору не подчиняет, так как это не дозволено законом, а передает их посредством той же полиции родителям или их родственникам. Но так как последние сами часто толкают девочек на разврат с корыстной целью, то эта мера оказывается мало действенной»[56].
Тайная проституция явно молодела, что свидетельствовало о ее живучести. Точных данных, которые проиллюстрировали бы ее размах, обнаружить не удалось. По материалам Врачебно-полицейского комитета, на 1914 г. было выявлено 804 женщины, продававшие себя без официальной регистрации[57]. Однако это совершенно не соответствует действительности. На Первом съезде по борьбе с торгом женщинами приводились другие цифры, вероятно несколько завышенные, - около 40 тысяч[58]. Однако и косвенные данные позволяют сделать вывод о том, что отряд тайных жриц культа Венеры разрастался. И накануне Февральской революции именно проститутки, не подчиненные надзору полиции, составляли основную массу публичных женщин.
Таким образом, с определенной долей уверенности можно сказать, что с момента легализации проституция развивается практически по классическим канонам. Более того, Петербург во многом задал тон всем российским городам в вопросе организации индустрии продажной любви. По образцу столицы повсеместно стали создаваться врачебно-полицейские комитеты. Как и большинство крупных европейских столиц, Петербург стремился к благообразию торговли любовью. И определенных успехов в этой области удалось достичь. Так, если в 1853 г. на 1000 жителей приходилось более трех проституток, то в 1909 г. - чуть менее двух. Для сравнения следует сказать, что в это же время на 1000 москвичей приходилось 15 публичных девиц, а в Ирбите - 22[59].
В России, основной контингент продажных женщин, официально считавшихся таковыми, формировался из числа бывших крестьянок, приезжавших в город на заработки. Отправившиеся в город на заработки девушки часто не находили работы, а на вокзалах и около фабрик их отслеживали специальные вербовщики. Часто девочек и девушек обманом увозили в город, обещая им помощь в трудоустройстве. Известен случай, когда при медицинском освидетельствовании перед поступлением в публичный дом выяснилось, что кандидатка девственница. Оказалось, что девушка просто не имела понятия о характере работы.
По данным обследований, проводившихся в 90-е годы XIX века, из богатых семей происходило 0,9% проституток, из семей со средним достатком - 15,6%, из бедных - 83,5%. Бывшие профессии проституток: домашняя прислуга - 45%; швеи и портнихи - 8,4%, фабричные работницы -3,7%; чернорабочие и поденщицы - 2,4%; безработные - 6,4%. 23% проституток начали профессиональную деятельность до 16 лет[60].
С течением времени эта тенденция усилилась. В конце XIX в. деревенские девушки составляли от 40 до 50% в общем количестве проституток, а в 1914г. - уже почти 70%[61]. И это явление можно назвать вполне закономерным. Соблазн большого города сильнее всего действовал на людей, впервые с ним столкнувшихся. И чем мощнее становились миграционные потоки, тем больше усложнялся процесс адаптации приезжих к новым условиям жизни в городе.
Жрицы продажной любви в основном были незамужними. Эта традиция сохранилась до революции 1917 г. Речь, конечно, идет о поднадзорных проститутках. Почти половина девиц до перехода в ранг публичных пыталась работать в качестве горничных, белошвеек, портных, то есть в сфере обслуживания. Медики, юристы и психиатры объясняли этот факт тем, что данная категория зависит от капризов клиентов и хозяев и поэтому в любой момент ее представительница может лишиться места работы и жилья. В результате у нее остается один выход - панель. Подобные рассуждения убедительны, однако не следует забывать, что проституция тоже представляет собой область сферы обслуживания, хотя и весьма своеобразную. В связи с этим можно говорить о смене профессиональной ориентации в пределах одного направления трудовой деятельности и некой предрасположенности к выбору именно такого жизненного пути. В определенном смысле такую идею подтверждают данные об отношении к своим занятиям самих проституток. Конечно, эти свидетельства довольно разрозненны и могут быть использованы лишь в качестве косвенных доказательств, но пренебрегать ими не следует. Так, по наблюдениям доктора П.Е. Обозненко, в конце XIX в. в проститутки из-за нужды шли около 40 % женщин, 18 - делали это сознательно по собственному желанию, 8 - из лени, не проявляя стремления найти какое-либо другое занятие, около 7 - следовали примеру подруг и лишь 0,5% оказались в числе продажных особ по принуждению[62]. Еще более интересную картину дали обследования, проведенные в 1910 г. среди женщин, попавших в дом милосердия и довольно критически настроенных к своей прошлой жизни. Проститутками по причине лени стали почти 40%, 19% решили продать себя, считая это занятие более легким, чем любой другой труд, еще 20% - ответили, что такая жизнь им просто нравится, и лишь 10% проституировали потому, что «нужда заставила»[63]. Эти данные, как кажется, не позволяют столь категорично утверждать, что проститутки - всегда жертвы общественного темперамента. Немаловажную роль здесь играла и личность самой женщины.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26
