“Союзом русского народа”, что, по мнению правых членов Думы, “возможно, хотя и трудно”.
Влияние Распутина на Императрицу, по мнению “доносителя”, можно понять, прочитав трактат Блаженного Августина “О граде Божием”, в котором грехопадение трактуется как нарушение гармонии между духовным и физиологическим. Свою теорию восстановления гармонии между духовным и физиологическим началами человеческой природы Распутин осуществляет столь изощрёнными способами, что многие из жертв добросовестно заблуждаются в истинном значении производимых над ними манипуляций (намёк на “развратное” поведение Распутина, хождения с женщинами в баню).
При дворе идёт борьба двух империатриц. Против Распутина выступает
вдовствующая императрица с генералом Дедюлиным, которая стала побеждать,
чему способствовала жалоба горничной государыни Вишняковой, которую
Распутин якобы хотел соблазнить.
“Доноситель” сообщает подробности отъезда Распутина в Тобольск. На
вокзале его провожали Вырубова и Пистолькорс, а перед самым отправлением
поезда лейб-казак привез Распутину из царского дворца букет белых роз.
Распутин беседовал с сотрудником газеты “Новое время” и якобы сказал ему,
что едет в Тобольск за дочерью, которую Государь обещал воспитать вместе с
Великими княжнами (чистой воды вымысел газетчика), а затем вместе с царской
семьей поедет в Крым.
“Доноситель” зловеще заявляет, что “последнее слово по распутинской эпопее будет сказано именно в Крыму, вдали от Правительства и от русского общества и его представителей”. Нет ли здесь намека на готовящееся покушение, которое хотел организовать ялтинский градоначальник Думбадзе? Во всяком случае, совпадение поразительное!
В конце 1911 года Гермоген и Илиодор в присутствии ещё нескольких лиц пытаются по-свойски разделаться с Распутиным. По рассказам участников этой истории, Гермоген пригласил к себе Распутина и заявил ему:
“Ты обманщик и лицемер, ты изображаешь из себя святого старца, а жизнь
твоя нечестна и грязна. Ты меня обошёл, а теперь я вижу, какой ты есть на
самом деле, и вижу, что на мне лежит грех - приближения тебя к царской
семье. Ты позоришь её своим присутствием, своим поведением и своими
рассказами, ты порочишь имя Царицы, ты осмеливаешься своими недостойными
руками прикасаться к её священной особе. Это нельзя терпеть дальше. Я
заклинаю тебя именем Бога живого исчезнуть и не волновать русского люду
своим присутствием при царском дворе”. После этих слов Распутин высказал
резкое несогласие с несправедливыми выпадами и выводами в свой адрес. Тогда
Илиодор, келейник Гермогена и ещё один участник встречи кинулись его
избивать.
Слежка за Распутиным была заведена ещё при Столыпине. Тогда её организовал П.Г. Курлов. Однако делалось это очень незаметно, сверхсекретно.
После известной речи Гучкова и депутатского запроса в Государственной думе, выступления с клеветническими обвинениями в адрес Распутина царь приказывает принять меры к охране его жизни. Дается соответствующий приказ министру внутренних дел А.А. Макарову.
Но под предлогом охраны враждебно настроенные к Распутину чиновники
разрабатывают систему слежки за всей жизнью и деятельностью Распутина,
стремясь всеми возможными способами найти в ней криминал, не гнушаясь идти
даже на обман и фальсификацию. На первых порах подобный подход был задан
А.А. Макаровым. Позднее, при министре Маклакове Н.А., - масоном
Джунковским, который, по словам Белецкого, “с первых своих шагов...
относился к нему отрицательно демонстративно”.
Как показал на допросе чрезвычайной комиссии Временного правительства
Белецкий, и это подтверждается другими показаниями, был выработан план,
сводившийся к командированию развитых и конспиративных филеров, которым
было поручено, кроме охраны Распутина, тщательно наблюдать за его жизнью,
вести подробный дневник, на основании которого составлялись сводки обзора.
В Покровское был командирован филер на постоянное жительство, но не для
охраны, а для всестороннего шпионажа.
Причем с самого начала у полиции возникли трудности.
Прикомандированные к Распутину агенты для охраны сошлись с ним довольно
близко, вели разговоры, пили чай, читали ему газеты и тенденциозный
компромат на него давать, судя по всему, отказывались. Из показаний
Белецкого видно, что этим агентам в плане сбора сведений они не доверяли.
Местной агентуры в Покровском завести не удалось. Как пишет Белецкий,
“служащий элемент, поставленный Распутиным, держался им и мог бы ему
передать и специальные наблюдения за ним, а правительство местное жило с
ним в хороших, добросовестных отношениях, и он многое сделал для своего
селения”.
Сведения о Распутине в письменной форме представляли министрам и их заместителям. С самого начала большой интерес к этим сведениям проявлял председатель Совета министров (1911 - 1914 гг.) В.Н. Коковцов.
Полиция использует самые недозволенные приёмы. Министр внутренних дел
Макаров, получив в руки несколько писем Царицы Распутину, пытается сыграть
на этом и дискредитировать его в глазах царской семьи. Письма были украдены
у Распутина и вложены в руки Илиодора некими Каробовичем из Вильно и
Замысловским.
То есть Илиодор здесь был использован для интриги против Распутина. Но
такое грубое вмешательство в личную сферу царской семьи вызвало крайне
отрицательную реакцию с её стороны и, естественно, окончилось отставкой
Макарова.
За спиной этих людей стоял тот же масон Гучков А.И. Бывший глава правительства России Коковцов В.Н. пишет об этом:
“Особенное обострение получил этот вопрос (о влиянии Распутина на
царя) в связи с именем Гучкова А.И. В начале декабря или в конце ноября
(1912 г.) стали распространяться по городу отпечатанные на гектографе копии
4-х или 5-ти писем - одно императрицы Александры Федоровны, остальные от
Великих княжон, к Распутину. Все эти письма относились к 1910 или 1909
году, и содержание их, и в особенности отдельные места и выражения из
письма императрицы, составляющие, в сущности, проявление её мистического
настроения, давали повод к самым возмутительным пересудам”.
Когда о Распутине поползли слухи как о хлысте и некоторые доверчивые
люди стали остерегаться знакомства с ним, царская чета, по-видимому, по
совету вдовствующей императрицы посылает на родину Григория своего
ближайшего друга Анну Вырубову “посмотреть, как он живет у себя” Вырубова
поехала не одна, а ещё с тремя дамами и своей горничной. Из Петербурга
поездом до Тюмени. Там их уже встречал Распутин на тарантасе, запряженном
сильными лошадьми, и повез их по пыльной дороге 80 вёрст до села
Покровского. Вырубову поражала зажиточность сибирских крестьян. У многих
были двухэтажные дома, довольно много земли, крепкое хозяйство.
В последние годы Распутин купил и перестроил двухэтажный дом, скромно украшенный резными наличниками и балясинами, как это принято в Сибири. Дом был достаточно вместителен. Несколько комнат на первом этаже, несколько комнат на втором. Сам Григорий жил на втором, эти же комнаты отводились почетным гостям. Семья и работники жили на первом этаже. Кроме того, во дворе главного дома стоял ещё один старый одноэтажный домик, в котором жил отец Распутина.
Второй этаж главного дома был хорошо, по крестьянским меркам отделан: цветные обои, расписанные потолки, дорогие иконы и царские портреты (и те, и другие - все подарки). Зашторенные окна, кресла, диван, большой стол, за которым собирались гости. В гостиной висело жутковатое изображение страшного суда Господня, так, как оно часто изображается на западной стене русских церквей со всеми муками ада для грешников.
В этот дом и приехала Вырубова.
“Встретила нас, - пишет она, - его жена - симпатичная пожилая женщина,
трое детей, две немолодые девушки-работницы и дедушка-рыбак. Все три ночи
мы, гости, спали в довольно большой комнате наверху, на тюфяках, которые
расстилали на полу. В углу было несколько больших икон, перед которыми
теплились лампады. Внизу, в длинной тёмной комнате, с большим столом и
лавками по стенам обедали; там была огромная икона Казанской Божьей Матери,
которую они считали чудотворной. Вечером перед ней собирались вся семья и
“братья” (так называли четырех других мужиков-рыбаков), все вместе пели
молитвы и каноны.
Водили нас на берег реки, где неводами ловили массу рыбы и тут же, ещё живую и трепетавшую, чистили и варили из неё уху; пока ловили рыбу, все время пели псалмы и молитвы. Ходили в гости в семьи “братьев”. Везде сибирское угощение: белые булки с изюмом и вареньем, кедровые орехи и пироги с рыбой. Крестьяне относились к гостям Распутина с любопытством, к нему же безразлично, а священники враждебно. Был Успенский пост, молока и молочного в этот раз нигде не ели; Григорий Ефимович никогда ни мяса, ни молочного не ел. По возвращении я рассказывала всё, что видела”.
В 1912 году против Распутина пытаются сфабриковать ещё одно дело о хлыстовстве.
Содержание этого дела передают воспоминания семинариста, учившегося в
Тобольской семинарии в 1907-1913 годах, некоего М.В. Андреева. В 1913 году
он был семинаристом выпускного курса, на котором вел занятия некто
священник Юрьевский. И вот однажды этот Юрьевский пришел к семинаристам
очень расстроенный и начал жаловаться, что Владыко Алексий бросил в горящую
печь его трехмесячный труд о Распутине, выполненный им по заказу епископа
Евсевия.
Юрьевский пересказывает семинаристам свой доклад, содержащий откровенно фантастические сведения. 30 молодых людей, затаив дыхание ловят каждое его слово.
Начал он с того, что Распутин был конокрадом, его поймали, избили и
только после этого он стал ходить по богомольям. Легко опровергаемая ложь,
ибо если бы этот факт действительно был, его бы использовали ещё в деле
1907 года, но ни один недоброжелатель об этом не сказал, а на селе такие
вещи не забываются. Нет ни одного документа, который хотя бы косвенно
говорил о конокрадстве Распутина.
Более того, в 1915 году, когда слухи о “конокрадстве” Распутина стали распространяться ещё шире и “Сибирская торговая газета” напечатала об этом информацию, редакция получила от Распутина такую телеграмму:
“Тюмень, редактору Крылову. Немедленно докажи, где, когда, у кого я
воровал лошадей, как напечатано в твоей газете; ты очень осведомлён; жду
ответа три дня; если не ответишь, я знаю, кому жаловаться и с кем говорить.
Распутин” Через некоторое время газета напечатала опровержение о том, что
не имеет доказательств обвинения Распутина в конокрадстве (но очень мелким
шрифтом и мало понятным языком).
“Странствовал Распутин вместе с Варнавой года три, а впоследствии он сделал его епископом”, - продолжал свой рассказ Юрьевский. Это тоже выдумка, легко опровержимая, так как Распутин познакомился с Варнавой, когда тот был уже в высоком духовном чине настоятеля монастыря.
Далее Юрьевский рассказывает семинаристам настоящие скабрезности, фантастические детали, не имеющие никакой документальной основы.
Кто был заказчиком этой истории - сегодня мы можем только
предполагать. Но одно определенно ясно: она сильно способствовала развитию
мифа о Распутине, внеся в него множество новых, неприличных деталей,
ставших объектом самого широкого обсуждения. Следующим шагом в развитии
этого мифа был переход от приписывания Распутину разврата на религиозной
(хлыстовской) основе к разврату бытовому. Но это стали делать уже позднее,
после 1914 года. Общественное сознание должно было привыкнуть к чудовищным
деталям неслыханного разврата.
Можно понять реакцию Владыки Алексия на эти фантастические выдумки.
Внимательно изучив их, собрав достоверные сведения и даже сам выехав на
место, Владыко Алексий убедился, что доклад Юрьевского носит чисто
клеветнический характер.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
