«Конституция… была «скроена по мерке» Бисмарка. Она была дальнейшим шагом на пути к его единоличному господству, осуществляемому путем балансирования между партиями в рейхстаге и между партикуляристскими государствами в
Союзном совете, - дальнейшим шагом по пути бонапартизма»[17].
Действительно, Бисмарку нелегко было бы удержаться на своем посту и
тем более пользоваться той огромной властью, которой он обладал, если бы не
своеобразное государственное устройство Германской империи. Никто,
вероятно, не определил сущность политического режима империи более метко,
чем Маркс: «…обшитый парламентскими формами, смешанный с феодальными
придатками и в то же время уже находящийся под влиянием буржуазии,
бюрократически сколоченный, полицейски охраняемый военный деспотизм…»[18].
В этом определении сконцентрированы основные черты той формы
бонапартистской диктатуры, которая утвердилась в Германии, прежде всего
стараниями Бисмарка. Она предполагала авторитарные методы управления
государством. Отсюда – ограничение прав рейхстага, отсутствие
ответственного перед парламентом правительства, сосредоточение рычагов
власти в узком кружке – Вильгельм 1, Бисмарк, Мольтке. Она, эта диктатура,
означала опору на военную силу и бюрократический аппарат. Она, наконец,
держалась на постоянном лавировании между ведущими классами, в первую
очередь – между крупными капиталистами и аграриями, а значит – и между
представлявшими их интересы партиями.
Официально Бисмарк вступил в новую должность с момента
преобразования ведомства союзного канцлера в ведомство имперского канцлера
12 мая 1871 г. С тех пор он занимал этот пост вплоть до своей отставки в
1890 г. Он оставил за собой также должности имперского министра иностранных
дел и прусского министра-президента.
Конечно, в начале 70-х годов положение Бисмарка в правящей верхушке значительно упрочилось благодаря его успехам во внешней политике и его роли в создании империи. Но, так как в конечном счете судьба Бисмарка зависела от его влияния на императора, а не от конституционных гарантий, позиция его всегда оставалась внутренне шаткой.
Что касается лично Бисмарка, то ему никогда больше не было суждено подняться на уровень задач, решавшихся в 1864-1871 годах, когда он выступал как своего рода орудие исторической необходимости, С того момента, как крупное историческое дело было выполнено, его деятельность приобрела куда менее значительный характер. В его действиях стало проявляться куда больше признаков классовой ограниченности и националистической узости, чем раньше. И в целом деятельность Бисмарка после 1871 года представляется в большей мере противоречивой, приводящей не к тем последствиям, на которые была рассчитана, исполненной различных промахов. Последнее относится как к внешней, так – причем в большей степени – к внутренней политике «железного канцлера».
ГЛАВА II
ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ ДИПЛОМАТИИ БИСМАРКА
2.1. Общая характеристика дипломатии Бисмарка
В данном параграфе моей работы выделены основные черты Бисмарка как личности и дипломата .
Как дипломат Бисмарк прошел хорошую школу. В течение восьми лет
своего пребывания во Франкфурте (1851-1859 гг.) в качестве посланника
Пруссии при Союзном сейме, он имел возможность самым тщательным образом
изучить «все ходы и выходы вплоть до малейших лазеек»[19], все сложные
дипломатические хитросплетения, возникающие из противоречивых интересов
отдельных германских государств. Он мог учиться у своих собственных
соперников в Союзном сейме: австрийская дипломатия, прошедшая школу
Меттерниха, имела огромный опыт хитроумных интриг. Кратковременное
пребывание Бисмарка в Вене, в этой, по словам прусского короля, «высшей
школе дипломатического искусства», также имело в этом смысле немалое
значение.
Впоследствии, будучи назначен на пост посланника в Петербург (1859),
Бисмарк тщательно изучил и опыт русской дипломатии. Вопреки довольно
распространенному за границей мнению, здесь было чему учиться. Бисмарк, по
собственному его признанию, брал «уроки дипломатического искусства» у
Горчакова.
Наконец, в области политической и дипломатической у Бисмарка был еще
один образец – Наполеон III. Будучи прусским посланником в Париже (1862),
Бисмарк мог многое заимствовать из арсенала французского бонапартизма, тем
более что методы Наполеона III весьма импонировали прусскому юнкеру,
который поставил перед собой далеко идущую цель: удовлетворив национальные
интересы немецкой буржуазии, подчинить германские государства
милитаристской Пруссии. Недаром Энгельс отмечал, что Бисмарк далеко не
доктринер, живущий в мире реакционно-утопических взглядов и иллюзий, это –
«человек большого практического ума и огромной изворотливости, прирожденный
и тертый делец, который при других обстоятельствах мог бы потягаться на нью-
йоркской бирже с Вандербилтами и Джеями Гулдами…»[20]
Таким образом, в течение одиннадцати лет, предшествовавших тому
времени, когда Бисмарк был призван королем Пруссии, он имел возможность
самым непосредственным образом изучить внешнюю политику и дипломатию трех
наиболее крупных европейских держав, окружавших Пруссию: России, Австрии и
Франции. Опыт, воспринятый им во Франкфурте-на-Майне и в Вене, в Петербурге
и Париже, не был, однако, механическим соединением и простой комбинацией
дипломатических приемов, заимствованных в политических арсеналах
иностранных держав. В дипломатии Бисмарка были, несомненно, и собственные
черты, исторически восходящие к политике «великого курфюрста» и Фридриха
II.
Бисмарк был лично неподкупен, и попытки со стороны иностранных держав
подкупить его, оказались тщетными. Решая основные политические вопросы,
Бисмарк бывал подвержен (особенно в 70 –80-х годах) влиянию отдельных
финансовых групп.
Бисмарк не отказывался от тонких дипломатических интриг, но все же самой характерной его чертой была огромная сила воли, которой он порой парализовал своих партнеров. С одними он был подчеркнуто учтив, с другими – прямолинеен и даже груб. Он мог приспособиться к каждому, в зависимости от того, какое впечатление хотел оставить у партнеров для достижения своей цели. Но он всегда находился в состоянии борьбы и готовности к решающему удару. Дипломатическая сноровка выступала у него в форме простодушия и нарочитой откровенности. Когда ему было нужно, эта откровенность перерастала в прямую угрозу.
Именно тогда будущий премьер-министр Англии Дизраэли произнес после беседы с Бисмарком знаменитые слова: »Опасайтесь этого человека! Он говорит то, что думает». А говорил Бисмарк, согласно тому же рассказу, что вскоре, по-видимому, станет главой прусского правительства и тогда реорганизует армию, доведет ее до уровня, вызывающего уважение, и под первым подходящим предлогом объявит войну Австрии, взорвет Германский союз, подчинит средние и мелкие государства и дарует Германии национальное единство под руководством Пруссии.
В начале своей дипломатической деятельности он еще обладал выдержкой, которая в сочетании с огромной энергией изумляла всех, кто соприкасался с ним. Он не был хладнокровен, скорее горяч, а иногда и запальчив.
Вскоре у Бисмарка к этим чертам прибавилась и раздражительность,
которая мистифицировала и пугала его подчиненных. Иногда он как бы терял
контроль над собой, и в такие моменты бывал страшен. В течение многих лет
Бисмарк страдал бессонницей и в беседах с иностранными представителями
часто жаловался на нее.
Тем не менее способность к кипучей деятельности никогда не покидала
Бисмарка, даже во время болезни. Он считал, что ненависть является одним из
главных двигателей жизни, и яростно ненавидел своих политических врагов. Но
он умел и сдерживать свои чувства, подчинять их политической
целесообразности.
Но самой значительной чертой Бисмарка являлась неиссякаемая сила воли.
Бисмарк всем стремился навязать свою волю – союзникам и единомышленникам в
одинаковой степени, как и противникам. За долгие годы своего пребывания на
посту министра-президента Пруссии и канцлера Германской империи, Бисмарк не
раз вступал в острые конфликты со своим монархом по вопросам внутренней, а
особенно внешней и военной политики. В ряде случаев, Вильгельм I не мог
понять смысла, методов и целей бисмарковской политики. Но Бисмарк мало
считался с этим. Обычно он ставил своего короля-императора перед
свершившимся фактом, а затем старался представить этому факту оправдание и
добиться окончательной санкции монарха. Если он не добивался успеха, то
подавал прошение об отставке. Такой маневр Бисмарк повторял несколько
десятков раз и всегда добивался своей цели.
Умея сочетать изворотливость с угрозами, Бисмарк всегда находил средства, чтобы навязать свою волю прусскому ландтагу и германскому рейхстагу, в особенности, когда дело касалось мер по усилению милитаризма и вопросов дипломатии и внешней политики.
Жестокость и маневренность он проявлял не только в области дипломатии, но и в отношении разнородных политических сил господствующих классов, с которыми был вынужден считаться.
В своей политике Бисмарк всегда опирался на армию как орудие насилия, и система прусского милитаризма всегда опиралась на его политику.
Таким образом, главной ареной, где Бисмарк мог в полной мере проявить силу воли, была политика в отношении господствующих классов, которые видели в нем своего кумира, а еще более – дипломатия, которая опиралась на милитаризм и должна была обеспечить наиболее благоприятные условия на случай войны. Вот здесь-то сила воли никогда не покидала Бисмарка, но, когда нужно было, он умел ограничивать свои притязания. И, наоборот, добившись своей цели дипломатическим путем, он считал нужным закрепить ее силой оружия.
Бисмарк считал, что выбор момента для начала войны является одной из решающих предпосылок успеха – нужно только суметь, по соображениям политическим, формальную ответственность за ее возникновение перенести на противника. А это дело дипломатической ловкости – когда момент наступил, нужно действовать. Раз приняв решение, он больше никогда не испытывал сомнений. «Любая политика,- писал он впоследствии лучше политики колебаний»[21]. Это, однако, не означает, что в своей политике он при всех условиях был прямолинеен. «Международная политика, - пояснял Бисмарк – представляет собою текучий элемент, который при известных обстоятельствах временно принимает твердые формы, но с переменой атмосферы вновь возвращается в свое первоначальное состояние»[22]. Бисмарк всегда имел перед глазами определенную цель, но он не отказывался идти к ней в зависимости от условий и окружными путями.
Общая внешнеполитическая концепция Бисмарка строилась на последовательно проведенном принципе государственного интереса, который исключает эмоциональные, сентиментальные и даже идеологические соображения. Надо исходить лишь из того, - считал Бисмарк, в чем состоят интересы Пруссии, что именно выгодно ей. Только это имеет значение. А того, что выгодно, следует добиваться. Поэтому прусская политика должна быть целеустремленной, активной, смелой и самостоятельной.
По моему мнению, исключительно большой интерес представляет отношение
Бисмарка к России.
Своим практичным умом и политической проницательностью Бисмарк очень
рано постиг, какую роль играет Россия на международной арене. Как политик и
дипломат, поставивший перед собой определенную цель, он понял также, что
Пруссия не сможет разрешить задачу воссоединения Германии, не сможет стать
крупной европейской державой, если не добьется благоприятного к себе
отношения со стороны своей великой восточной соседки. Подлинное понимание
роли России и задач всемерного укрепления отношений с нею пришло вместе с
окончательным формированием его взглядов на пути воссоединения Германии.
Такой взгляд на германские дела сложился у Бисмарка к тому времени, когда
началась Крымская война. Крымская война 1853-56 годов противопоставила друг
другу в борьбе за господство на Ближнем Востоке Россию, с одной стороны, и
коалицию Англии, Франции и Турции – с другой. Англо-французская коалиция
стремилась привлечь на свою сторону и Австрию. Бисмарк с самого начала
выступил решительным противником любых попыток вовлечь Пруссию в коалицию
держав, противостоящих России, но не из-за симпатии к русскому царизму, а
из-за того, какую пользу может извлечь в данной ситуации Пруссия под углом
зрения ее соперничества с Австрией.
