Это глубоко ошибочный взгляд. Иоанн Грозный заимствованием
частностей европейской культуры и цивилизации старался утвердить русскую
духовную культуру и русскую цивилизацию. Петр же презирал и то и другое,
вместо русской культуры, которую он презирал и ненавидел (это С. Платонов
подчёркивает верно.) старался утвердить любезную его уму и сердцу
европейскую культуру. Хорошенькое продолжение дела Иоанна Грозного.
Хорошенько "сходство" не только в частностях, но и в основных
принципиальных установках.
Все "реформы" Петра имеют своими истоками не любовь к родной культуре и цивилизации, а в лучшем случае равнодушие, а чаще же всего презрение. Из презрения ко всем сторонам Московской жизни и выросла губительная революция совершенная Петром. Революция, а вовсе на частичные благодетельные реформы, как доказывает это С. Платонов. С. Платонову свойственен тот же самый порок, что и другим историкам-западникам: они не искажают фактов, причины и ход событий они рисуют обычно верно, но к верным фактам они обычно пристегивают совершенно неверные выводы.
V
Ученики Соловьева и особенно Ключевский в своих взглядах на деятельность Петра исходили из взгляда, что Россия при Петре пережила не переворот, а только потрясение.
С. Платонов в сочинении "Петр Великий" заявляет, что Ключевский дал
исключительно объективную характеристику личности великого преобразователя.
На самом деле, как я уже несколько раз отмечал это, характеристика личности
Петра, сделанная Ключевским, изобилуют поразительными противоречиями.
Причину этих противоречий в оценке личности и деятельности Петра I понять не трудно, если не забывать, что народную психологию начала восемнадцатого века и событий того времени, Ключевский оценивает, исходя из идеалов русской радикальной интеллигенции конца девятнадцатого столетия.
По мнению Ключевского Петр вообще не хотел производить никаких
реформ, он только "хотел вооружить русское государство умственными и
материальными средствами Европы". Только постепенно "скромная и
ограниченная по своему первоначальному замыслу "реформа" превратилась в
упорную внутреннюю борьбу". Ключевский дает еще более эластичную трактовку
"реформаторской" деятельности Петра, чем Соловьев. И еще более
противоречивую чем Соловьев, то утверждавший, что "Петр — продолжатель
старого движения" и он "решал старую, не им поставленную задачу и решал не
новым способом", то доказывавший, что Петр заставил Русь пережить
всесторонний переворот. Ключевский заявляет, что Петр не хотел производить
никаких реформ, только постепенно реформа превратилась в борьбу, но Русь
пережила не переворот, а только потрясение, но что реформа "усвоила
характер и приемы насильственного переворота, своего рода революции".
Этот довод, неудачная попытка замутить воду. Революцию можно при желании называть, конечно, "своего рода революцией" или иначе, чтобы создать желаемое впечатление. Ведь сам же Ключевский утверждает, что петровская реформа "была революцией и по своим приемам и по впечатлению, каковую от нее получили современники". Итак, согласно взгляду Ключевского то, что осуществил Петр, было революцией "и по своим приемам и по впечатлению, каковое от нее получили современники". Кажется, есть все необходимые признаки революции. Но тут Ключевский спохватывается и заявляет, что все-таки это была не революция, а "это было скорее потрясение, чем переворот. Это потрясение было непредвиденным следствием реформы, но не было ее обдуманной целью".
Опять дешевая софистика: раз, два, и революция превратилась в потрясение. Но и в этом потрясении Петр не виновен потому, что он замышлял реформы, а не революцию. Но получилась-то ведь революция!
В этих рассуждениях Ключевского мало внутренней логики. Совершенно
не важно, что хотел добиться Петр своей реформой; историк обязан оценивать
не замыслы государственных деятелей, а практические результаты их замыслов.
Так, и только так можно оценивать результаты революции, произведенной
Петром.
VI
С. Платонов в общей оценке всей реформаторской деятельности Петра также противоречит своим же собственным оценкам.
"На русское общество реформы Петра, решительные и широкие, произвели страшное впечатление после осторожной и медлительной политики московского правительства. В обществе не было того сознания исторической традиции, какое жило в гениальном Петре. Вот почему современникам Петра, присутствовавшим при бесчисленных нововведениях, и крупных и мелких, казалось, что Петр перевернул вверх дном всю старую жизнь, не оставил камня на камне от старого порядка. Видоизменения старого порядка они считали за полное его уничтожение
Такому впечатлению современников содействовал и сам Петр. Его поведение, вся его манера действовать показывали, что Петр не просто видоизменяет старые порядки, но питает к ним страстную вражду и борется с ними ожесточенно. Он не улучшал старину, а гнал ее и принудительно заменял новыми порядками".
"В этом — объяснение тех особенностей в реформационной деятельности
Петра, которые сообщили реформе черты резкого, насильственного переворота.
Однако по существу своему реформа эта не была переворотом".
Эти рассуждения чрезвычайно не логичны и совершенно несерьезны для такого знатока Петровской эпохи, каким был С. Платонов. Если в обществе не было сознания исторической традиции, а сознанием этой исторической традиции обладал, по мнению С. Платонова только Петр, то как же это может быть согласовано с выводом, который тогда делает С. Платонов, что "Его поведение, вся его манера действовать показывает, что Петр не просто видоизменяет старые порядки, но питает к ним страстную вражду и борется с ними ожесточенно. Он не улучшал старину, а гнал ее и принудительно заменял ее новыми порядками".
Тогда возникает законный вопрос, если правитель страны питает к старым порядкам страстную вражду, борется с ними ожесточенно, не улучшает старину, а гонит ее и принудительно заменяет новыми порядками, то где же тут видно, что он обладает сознанием исторической традиции. Если отсталым современникам Петра казалось, что он перевернул вверх дном старую жизнь, не оставил камня на камне, то и передовой академик С. Платонов пишет, что "он не улучшал старину, а гнал ее принудительно заменяя новыми порядками". Эта оценка целиком совпадает с оценкой большой части общества Петровской эпохи, в котором жило сознание исторической традиции.
Деятель, который не считается с традициями во всех областях жизни, который не улучшает старину, а питает к ней страстную вражду и принудительно заменяет ее новыми порядками, такой деятель, конечно, не великий реформатор, а типичный ограниченный революционер, "Робеспьер на троне", как правильно назвал Петра I Пушкин. Ведь Платонов не пишет, что вся манера проведения реформ находилась в противоречии с внутренними убеждениями Петра. Что Петр ценил исторические традиции, не все считал плохим в старых порядках, но считал нужным их улучшить и видоизменить. Ведь сам же Платонов указывает, что Петр питал страстную вражду к родной старине, следовательно его манеры вытекали из его внутренних убеждений. А раз так, то как же в учиненной Петром жесточайшей революции можно видеть реформы, то есть частичное видоизменение старых порядков.
"Если таким образом, деятельность Петра не вносила, по сравнению с прошлым, ничего радикально-нового, — умозаключает С. Платонов, — то почему же реформы Петра приобрели у потомства и даже современников Петра репутацию коренного государственного переворота? Почему Петр, действовавший традиционно, в глазах русского общества стал монархом-революционером?"
Постараемся ответить на это странное недоумение маститого историка.
"Екатерина II, — пишет С. Платонов, — впадала в большую неточность
...за начала обще-европейской жизни они приняла принципы европейской
философии, которые не переходили в жизнь нигде в Европе и не были началами
действительного быта".
Упрекая Екатерину II в нелогичности С. Платонов почему-то не
упрекает в том же самого Петра. А ведь Петр Первый делал не менее грубую
ошибку. Он принимал начала жизни европейских народов за обязательные для
всех народов, в том числе и для такого самобытного народа, как русский.
Почему С. Платонов упрекает Екатерину II в том, что она считает Россию
европейской страной? Возникает вопрос, почему переделывать Россию в Европу
на основании идей европейского абсолютизма, протестантизма, шведского
государственного строя можно, а уродовать ее на принципах европейской
философии нельзя? Разве европейские философские идеи не вырастали из тех же
чужеродных идей, что и европейский абсолютизм, протестантизм и шведский
государственный строй?
Но уличив Екатерину II в неправильности взглядов на Россию, как на
европейское государство, возникшее в результате совершенных Петром перемен,
в другом случае С. Платонов опять противоречит сам себе. Ссылаясь на речь
графа Головнина осенью 1721 года Платонов заявляет, что Головниным
"искренне и правдиво была высказана мысль, что политические успехи Петра из
старой Московии создали новое европейское государство и дали русскому
народу новую политическую, экономическую и культурную обстановку". Если
Платонов согласен, что Головнин высказал правдивую мысль, утверждая, что
Петр создал из старой Московии новое европейское государство, то почему же
тогда он выступает против точно такой же мысли Екатерины Второй,
утверждавшей в "Наказе", что: "Россия есть европейская страна.
Доказательство сему следующее: перемены, которые в России предпринял Петр".
Разве это не то же самое, что говорил Головнин. Головнин же, по
мнению С. Платонова, правдиво высказал мысль, что Петр из старой Московии
создал новое европейское государство. Таким образом в одном случае С.
Платонов считает, что Петр совершил не революцию, а только реформы, что вся
"деятельность Петра не вносила по сравнению с прошлым, ничего радикально-
нового" и удивляется "почему Петр, действовавший традиционно, в глазах
русского общества стал монархом — революционером", а в другом случае
признает правильной мысль Головнина, что Петр из Московии создал новое
европейское государство.
Каким же образом в результате реформы могло возникнуть из Руси новое
европейское государство? Новое европейское государство могло возникнуть
только в результате все разрушающей революции. И если Головнин с точкой
зрения которого соглашается С. Платонов, прав, то как можно считать реформы
Петра благодетельными, а его "гениальным реформатором". Если бы Петр I из
старой Московии создал на проверенных веками национальных политических и
социальных принципах новое русское национальное государство, тогда бы можно
было воздавать хвалу Петру. А за что же воздавать ему хвалу, когда он из
национального государства создал новое европейское государство? А народу
дал такую новую "политическую, экономическую и культурную обстановку", что
страна около 80 лет не имела фактически монархии, народ оказался в рабстве
европейского типа и в идейном отношении Россия оказалась в крепостной
зависимости у Европы. Нечего сказать, есть за что хвалить!
Петр хотел Россию превратить в часть Европы. Петр усвоивший от своих друзей и наставников презрение и ненависть не только к основам православной русской культуры и возникшего на основе ее быта, но и к самому русскому народу, не мог быть сознательным реформатором, то есть человеком желавшим видоизменить и улучшить какие-то частные стороны русского государства, русской культуры и быта.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21
