В пользу мажоритарных систем обычно приводится тот аргумент, что они лучше обеспечивают выполнение правительством своих функций, как и содействуют политической стабильности в целом. Да, они непропорциональны, мог бы сказать их сторонник, но это та цена, которую все-таки стоит заплатить за возможность иметь сильное правительство, однопартийным же такое правительство будет потому, что не могут же избиратели в мажоритарной системе отдать предпочтение сразу двум партиям. Опираясь на сплоченное большинство законодательного собрания, такие правительства способны продержаться у власти полный срок. Коалиционные же правительства, напротив, слабы и нестабильны: здесь вечно идет какой-то бесконечный процесс согласования позиций и постоянно присутствует угроза распада. Классическим примером в этом смысле является Италия, где с 1945 по 2001 год сменилось 59 правительств.
И все же сторонники пропорционального представительства утверждают, что сильное правительство (если под силой понимать способность «проталкивать» те или иные программы) еще не есть хорошее правительство, поскольку уж слишком часто такие правительства имеют возможность уходить от своей ответственности перед парламентом. Скорее наоборот, сильным правительством, по их убеждению, следует считать то, которое пользуется общественной поддержкой. Именно этому критерию и соответствуют коалиционные правительства, имеющие куда более широкую электоральную базу, нежели однопартийные правительства. К тому же, под «стабильностью» государственного управления лучше всего понимать преемственность в деятельности нескольких правительств подряд, а отнюдь не способность одного правительства продержаться до конца своего срока правления. Коалиционному правительству (в котором одна или несколько партий могут оставаться у власти на протяжении нескольких периодов правления, хотя и в разном составе) легче справиться с такой задачей, нежели правительству однопартийному, состав и приоритеты которого меняются всякий раз при переходе власти от партии к партии.
Все это так, но все же трудно удержаться от впечатления, что в дискуссиях об избирательной реформе значение избирательных систем в принципе преувеличено. Нужно понимать, что выборы являются лишь одним из многих факторов, определяющих политический процесс, возможно, даже не самым главным. Само воздействие избирательных систем на политическую жизнь государства обусловлено целым рядом иных факторов: политической культурой, партийной системой, теми экономическими и социальными условиями, в которых осуществляется политика. Кстати сказать, нельзя ведь согласиться и с тем, что коалиционные правительства всегда хуже однопартийных. Пусть в Италии коалиции и в самом деле слабы и недолговечны, но в Германии они всегда порождали вполне стабильное и эффективное управление. Да и мажоритарные системы не всегда плохи: хотя при них и в самом деле курс государства подчас меняется от правительства к правительству, но нередко можно видеть и полную преемственность между ними. Так, в 1950—1960-е годы государственная политика Великобритании отличалась совершенно необыкновенной последовательностью, и это при том, что у власти чередовались консерваторы и лейбористы: обе партии были близки к позициям кейнсианской социал-демократии. Наконец, весьма неясно, в чем же, собственно говоря, «вред» той или иной избирательной системы. При печально известной политической нестабильности Италии, причину чего усматривают в том, что некогда здесь существовала система выборов по партийным спискам (в настоящее время отмененная), страна как-никак продемонстрировала совершенно устойчивый рост после Второй мировой войны (уж Север Италии точно) и сегодня занимает третье место по уровню жизни среди государств ЕС.
3. ГОЛОСОВАНИЕ
Значение выборов не подлежит сомнению. Самое малое, они дают обществу пусть хотя бы формальную возможность оказывать влияние на политический процесс и как-то определять, прямо ли или косвенно, кто именно будет распоряжаться государственной властью в ближайшей перспективе. В этой связи можно сказать так: когда говорят о выборах, говорят о результатах, о победителях и побежденных. Всему этому подыгрывают СМИ, которые с помощью опросов общественного мнения все больше превращают выборы в своего рода гонки. Политикам и политологам, однако, происходящее ни капли не мешает утверждать, что избирательный процесс на самом деле исполнен более глубокого смысла, что это наглядная демонстрация народного волеизъявления: короче, «народ сказал свое веское слово». Не заставляют себя долго ждать и политические комментаторы с заявлениями вроде «выборы отразили явный сдвиг в настроениях общества». Проблема лишь в том, что все заявления такого рода совершенно субъективны, ибо любая попытка «вчитать» в выборы или «вычитать» из них какой-то смысл есть дело, сопряженное с немалым риском. Народ-то, может быть, и впрямь сказал свое веское слово, вот только как уяснить, что именно это веское слово означает? Вообще проблемы такого рода изначально связаны с неопределенностью понятия «общественный интерес». Если таковой и впрямь существует, то под ним, наверное, следует понимать «общие интересы» — интересы всех граждан. Это нечто такое, что Ж.-Ж. Руссо называл «общей волей», под каковой он понимал волю всех граждан, как она проявлялась бы, действуй каждый человек бескорыстно. Все это, однако, уж как-то очень непросто понять с практической стороны. Простой факт заключается в том, что в жизни люди не поступают бескорыстно и в соответствии с «общей волей»; нет, следовательно, и существующего отдельно от людей «общественного интереса». Не следует поэтому так уж сильно доверяться таким абстракциям, как «общество» или «электорат». Нет электората как такового, — есть совокупность избирателей, каждый со своими интересами, симпатиями, взглядами и т.д. Поэтому в лучшем случае результаты выборов отражают предпочтения большинства или, скажем так, некоторого множества избирателей, но даже и в этом случае в точности уяснить, «что они имели в виду», есть проблема практически неразрешимая.
Неразрешима она потому, что наука до сих пор не знает, почему избиратели голосуют так, а не иначе. Голосование, с виду такое простое действие, на самом деле определяется комплексом факторов — сознательных и бессознательных, рациональных и иррациональных, эгоистических альтруистических. Поэтому мы всегда располагаем лишь частичными объяснениями, которые необходимо дополнять целым рядом уточнений. Взять, к примеру, так называемую экономическую теорию демократии, выдвинутую Энтони Даунзом (Anthony Downs), где постулируется, что на выборах избиратели выбирают партии примерно так же, как покупатель выбирает товар или услугу, то есть под действием момента чисто личной заинтересованности; партия, победившая на выборах, следовательно, вправе заявить, что ее политика полнее всего отвечает интересам наибольшей группы избирателей.
Не следует, однако, забывать, что «покупая» политику, избиратели куда хуже покупателей осведомлены относительно «качества товара» да еще и находятся под воздействием таких «иррациональных» факторов, как привычка, социальное окружение, имидж партий и личность лидеров. Кроме того, избирательный успех партий, продолжая аналогию, зависит не столько от качества выставленного на продажу «товара», сколько от способа «продажи» — от рекламной поддержки, агитации, пропаганды и так далее. Коль скоро это так, результаты выборов чаще всего, может быть, отражают не столько интересы основной массы избирателей, сколько различия в финансовых возможностях партий.
Следующая и, наверное, еще более сложная проблема состоит в том, что ни один избирательный механизм не отражает всего разнообразия предпочтений избирателей. Американский экономист Кеннет Эрроу (Kenneth Arrow) представил эту проблему в терминах своей «теоремы невозможности». В работе «Социальный выбор и индивидуальные ценности» он обратил внимание на проблему, как он это сформулировал, «перехода предпочтений», возникающую, если избирателям дать возможность высказаться в пользу нескольких кандидатов и вариантов политики, а не одного. Оказывается, недостаток однозначного выбора заключается не только в том, что это довольно грубое средство — выбор по принципу «все или ничего», — но также и в том, что во многих случаях ни один отдельный кандидат или вариант политики не набирают большинства. Скажем, за кандидата «А» отдано 40% голосов, за «В» — 34 и за «С» — 26%. Вроде бы все ясно, однако картина усложняется, если мы учтем второй ряд предпочтений избирателей.
Предположим, что в этом втором ряду все сторонники кандидата «А» предпочли кандидата «С», сторонники «В» — кандидата «А», а сторонники «С» — кандидата «В». Создается ситуация, когда каждый кандидат может заявлять о том, что его поддерживает большинство избирателей. Сумма голосов кандидата «А» составит 74% (40 плюс 34% сторонников «В»), кандидата «В» — 60 (34 плюс 26% «С») и «С» — 66% (26 плюс 40% от «А»). Этот феномен «переходного большинства» показывает отсутствие строгой зависимости между индивидуальными предпочтениями и коллективным выбором. Результаты выборов, следовательно, не показательны. Что до политиков и политологов, усматривающих в выборах «особый смысл», то все их оценки в большей или меньшей степени произвольны. Разумеется, все это не означает, что политики могут почивать на лаврах, ведь на следующих выборах с них. что называется, спросится. Может быть, самой важной функцией выборов в конце концов и является то, что те, кто говорит от имени общества, рано или поздно попадают под вердикт самого общества.
3.1 Электоральное поведение
Рост интереса к проблемам электорального поведения совпал с распространением бихевиоризма в политологии. Поскольку голосование является наиболее распространенной и вполне измеримой формой политического поведения, оно и стало объектом новых методов выборочного исследования и статистического анализа. Монография «Американский избиратель» (The American Voter) — результат кропотливых исследований Мичиганского университета стала классической работой в этой области и стимулировала множество подобных исследований, таких, например, как «Политические перемены в Великобритании» Батлера и Стокса. В апогее «бихевиориальной революции» многим верилось, что изучение голосования станет ключом к раскрытию всех тайн политических систем и позволит сформулировать законы массовой политической психологии. И хотя этим мечтаниям не суждено было сбыться, псефология (наука, изучающая избирательное поведение) по-прежнему занимает одно из важнейших мест в политическом анализе — отражение того обстоятельства, что голосование есть богатейший источник информации о взаимодействии индивидов и общества, а также о политическом процессе в целом. Изучая тайны электорального поведения, мы весьма многое узнаем о сущности политической системы и процессах социальных и политических изменений.
На электоральное поведение воздействуют краткосрочные и долгосрочные факторы. Краткосрочные факторы имеют отношение к конкретным выборам: здесь сложно делать какие-либо обобщения по поводу моделей голосования. Главным фактором в этом ряду является состояние экономики на момент выборов, так как действует прямая связь между популярностью правительства и такими экономическими показателями, как безработица, инфляция и доходы населения. Особую роль при этом играет оптимизм человека в отношении своих материальных обстоятельств (так называемый фактор «бывает все на свете хорошо»): не случайно говорят, что для повышения своих шансов остаться на второй срок правительства делают все, чтобы подстегнуть состояние экономики в предвыборный период. Шансы на синхронизацию политических и деловых циклов тем выше, что в практику вошли гибкие сроки проведения выборов, что помогает правительству точно определить наиболее благоприятный момент для «выхода к народу».
Другим краткосрочным фактором, воздействующим на голосование, является личность и общественная репутация партийных лидеров, что особенно важно, поскольку СМИ давно уже приучили всех к тому, что лидер является чем-то вроде «брэнда» партии. Это, кстати, означает и то, что если партия считает свои электоральные позиции слабыми, а ее лидер явно непопулярен, лидера можно и нужно заменить: так произошло в 1990 г. с Маргарет Тэтчер в Великобритании и с Бобом Хоуком в 1991 г. в Австралии. Еще один фактор — это то, в каком стиле и сколь эффективно партии проводят свою предвыборную кампанию. Кампании могут продолжаться от трех недель (при выборах с гибким сроком) до двух лет (при фиксированных сроках, как, например, президентские выборы в США). Большую роль при этом играют опросы общественного мнения, результаты которых могут как усиливать, так и ослаблять позиции партии в зависимости от того, как все это отражается на электорате.
Последний краткосрочный фактор — это роль СМИ, роль, которая, впрочем, вполне может иметь и долгосрочное значение, если, например, владельцы конкретных органов прессы будут систематически привносить в освещение событий ту или иную тенденцию. От выборов к выборам, однако, пресса может вести себя по-разному. Скажем, лейбористской партии Великобритании при Тони Блэре удалось добиться расположения со стороны концерна Мэрдока, что, возможно, во многом и объясняет возвращение партии к власти в 1997 г. Следует, однако, учесть, что все соображения такого рода не имеют большей ценности, если юс брать вне контекста психологических, социологических, экономических и идеологических факторов, влияющих на электоральное поведение. В этой связи следует рассмотреть различные модели голосования. Главными из них являются: модель идентификации с партией, социологическая модель, модель рационального выбора, модель господствующей идеологии.
3.2 Теории голосования
3.2.1 Модель идентификации с партией
Исторически наиболее ранняя теория электорального поведения — теория идентификации избирателя с партией — ставит во главу угла чисто психологические факторы. Избиратели здесь предстают людьми, что по традиции поддерживают «свою» партию, а голосование — выражением этой приверженности, но не результатом, скажем, каких-то соображений, связанных с той или иной политической проблемой, личностью кандидатов, обстоятельствами предвыборной кампании или воздействием СМИ. Как правило, в модели подчеркивается значение первичной социализации человека, прежде всего идущей от семьи, когда у человека и складывается его политическая картина мира — та картина, которая в дальнейшем закрепляется всякого рода социальным опытом.
Итак, в данной модели отношение избирателей к политическим проблемам и лидерам, их представления о групповых и личных интересах, формируются на основе изначальной идентификации с партией. Что бы ни происходило, человек всегда «впишет» это в свою уже сформированную картину мира, в свои политические симпатии и антипатии. Сильная сторона такой позиции в том, что она содействует стабильности и преемственности, укореняет определенные привычки электорального поведения, часто сохраняющиеся у людей всю жизнь. Можно, следовательно, полагать, что, исходя из числа традиционных приверженцев партии, можно вычислить некую «норму» числа голосов, которые она получит на выборах, всякие же отклонения от «нормы» скорее всего будут следствием краткосрочных факторов.
Главная слабость этой модели проистекает из того, что сегодня, и об этом свидетельствует опыт многих стран, размывается самая ее основа: у людей, словом, уже нет прежнего обыкновения отождествлять себя с той или иной партией, равно как и голосовать за нее на выборах. В США, например, это проявляется в сокращении численности официально зарегистрированных демократов и республиканцев и росте числа людей, считающих себя «политически независимыми» (с 9% в 1920 г. примерно до 30% в 1980-х годах). В Великобритании о том же свидетельствует падение поддержки Консервативной и Лейбористской партий: по опросам, показатель «очень сильной» идентификации с ними снизился с 43% в 1966 г. до 16% в 1997 г.
3.2.2 Социологическая модель
Социологическая модель связывает электоральное поведение человека с его принадлежностью к определенной общественной группе и предполагает, что при голосовании он обычно следует схеме, которая соответствует экономическому и социальному положению данной группы. Эта модель придает основное значение не изначальной психологической приверженности к партии, возникающей под влиянием семьи, а более поздним с точки зрения жизни человека социальным связям, отражающим существование в обществе различных групп, категорий и противоречий. Наиболее значимыми в этом отношении факторами является деление общества по основаниям классовой, половой, этнической, религиозной и территориальной принадлежности. Отнюдь не отрицая значения первичной социализации, эта модель дает все же более ясное объяснение того, как принадлежность к той или иной социальной категории формирует отношение к партиям: понятно, что яснее всего здесь обстоит дело с классовой принадлежностью.
Партийная система общества, разумеется, так или иначе отражает его классовую систему, где средние классы выступают электоральной базой партий правого толка, а экономически зависимые — левых партий. Именно в этом свете всегда воспринималась и британская двухпартийная система. Питер Палзер (Peter Pulzer) в этой связи даже громко провозгласил: «Основой британской партийной политики является класс; все остальное — мишура и детали». Социологическую модель, однако, критикуют за то, что, фокусируясь на социальных группах, она не учитывает индивида и его интересы. Кроме того, эмпирические данные свидетельствуют о том, что поддержка той или иной партии в современных обществах все меньше зависит уже и от социальных факторов. Весьма многое действительно указывает на явление «эрозии класса» в большинстве западных обществ. В Великобритании так называемый «абсолютный классовый индикатор голосования» (процент избирателей, которые поддерживают партию, «родную» для своего класса) сократился с 66% в 1966 г. до 47% в 1983 г. В 1997 г. лейбористская партия впервые за свою историю получила больше голосов среди работников умственного, а не физического труда.
3.2.3 Модель рационального выбора
В модели, объясняющей электоральное поведение сугубо рациональным выбором избирателя, акцент переносится с процесса социализации и особенностей психологии социальных групп на индивида, а голосование трактуется как рациональный акт избирателя, отдающего предпочтение той или иной партии по основаниям личного интереса. В этой картине, иными словами, голосование является просто средством достижения определенной цели, а не выражением тех или иных политических позиций и привычек. Есть разные варианты этой модели. В. О. Ки, например, усматривают в голосовании выражение своего рода ретроспективной оценки итогов деятельности правящей партии, другие теоретики, например, Хим-мельвейт, Хамфрис и Джегер, уподобляют избирателей покупателям, «приобретающим» тот или иной вариант политики.
В последнем подходе подчеркивается особое значение того, что сегодня получило название «голосования по проблемам», и указывается, что партии многое выиграют, если скорректируют свою политику в соответствии с этим явлением. Говорят даже, что распространение «голосования по проблемам» как раз и стало причиной распада традиционных моделей электорального поведения — процесс, дополнительно усиленный факторами плюрализма и индивидуализма, характерных для постмодернизма. Слабость теорий рационального выбора заключается в том, что они отрывают избирателя от его социального и культурного окружения, игнорируя то, что человек определяет свое отношение к проблемам и осознает свой интерес не в отрыве от всех прочих индивидов, а именно вместе с ними, а подчас и вместе со своей партией.
3.2.4 Модель господствующей идеологии
К данной модели относятся радикальные теории электорального поведения, в которых главное внимание уделяется моментам идеологического манипулирования и контроля в отношении избирателя. В каком-то отношении эти теории близки к социологической модели: и там и там принимается, что голосование отражает социальное положение человека. Радикальные теории, однако, акцентируют следующий момент: свое положение группы и индивиды понимают так, как это им внушают системы образования, государства, но более всего — средства массовой информации. В отношении Британии, например, Данлеви и Хасбандз убедительно показали, что по мере сокращения влияния классовой идеологии на электоральное поведение, воздействие СМИ на партийную конкуренцию и политические дискуссии, напротив, все последнее время возрастало.
В отличие от некогда распространенных предположений о том, что СМИ лишь укрепляют уже укоренившиеся предпочтения человека, эта модель утверждает, что СМИ способны искажать поток политической коммуникации, что в политической повестке дня они уделяют одним проблемам больше места, другим — меньше, тем самым формируя предпочтения, симпатии и антипатии. Последствие здесь одно: если позиции избирателей формируются в соответствии с положениями господствующей идеологии, то и партиям приходится в общем-то проводить политику, соответствующую этой идеологии. И электоральный процесс поэтому работает на существующую систему — никак не против нее. Слабость этой модели заключается в том, что, явно преувеличивая значение социальной среды, она совершенно выносит за скобки индивида, его самостоятельность и его интересы.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1) Голосов Г. В. Сравнительная политология. – СПб., 2007.
2) Тавадов Г. Т. Политология. – М.: Фаир-Пресс, 2007.
3) Пугачев В. П., Соловьев А.И. Введение в политологию – М.: Аспект Пресс, 2008.
4) Горелов А.А. Политология: учебное пособие. – М.: Эксмо, 2009.
