Такие рассуждения породили где-то в наших рядах пессимизм, пораженчество и капитулянтство”.
На деле “пересмотр”, то есть нападение на Советский Союз, мог произойти вскоре после агрессии Гитлера. Уже через 10 дней после ее начала на имперской конференции в Токио 2 июля 1941 года была принята “Программа национальной политики”, в которой говорилось, что Япония пока не будет вмешиваться в германо-советскую войну, но секретно завершит военную подготовку против Советского Союза. “Если германо-советская война будет развиваться в направлении, благоприятном для империи, она, прибегнув к вооруженной силе, разрешит северную проблему...” В этой связи был разработан план “Кантокуэн”, согласно которому Квантунская армия должна была вторгнуться в СССР и захватить Дальний Восток.
Этой задаче были посвящены усилия японской военной миссии в Харбине, действовавшей под видом информационного отдела Квантунской армии. У нее были филиалы в Хайларе, Сахаляне, в Цзямусы и других городах. В Цзямусском филиале, работавшем против Хабаровского края, насчитывалось 7 отделений, 19 разведывательных пунктов, 40 резидентов. Вплоть до 1945 года в филиале работало 149 человек.
Филиалы и отделения японской разведки непрерывно засылали на советскую территорию своих людей. За годы войны было переброшено около 1500 японских агентов. Большая их часть была выявлена и арестована.
Основной базой для вербовки японцами агентуры против СССР была русская контрреволюционная эмиграция. Борьба с засылкой агентов, против их проникновения в воинские части и органы советской разведки была составной частью большой работы, которая велась органами государственной безопасности на Дальнем Востоке. Вместе с тем советские резидентуры в Харбине, Сеуле, Шанхае, приграничные филиалы регулярно отслеживали картину состояния Квантунской армии, перемещения ее подразделений и техники, строительства военных сооружений и т.д. Среди сведений, полученных этими путями, были данные о том, что южнее Харбина расположена химико-бактериологическая станция, которая ставит эксперименты на людях и животных, готовясь к бактериологической диверсии против СССР.
Что касается стратегических планов Японии, то в Центр стекались данные из самых разнообразных источников. Труднее всего приходилось в самой Японии, где работа всех советских представительств была взята под усиленный контроль службами наружного наблюдения. К этому прибавлялись факторы, связанные с ослаблением советской разведки в результате репрессий. В отличие от военной разведки, у которой в Японии успешно действовала нелегальная резидентура во главе с Рихардом Зорге, разведка органов госбезопасности не обладала сильными позициями.
В январе 1940 года в Токио прибыл новый состав резидентуры, состоявший из резидента Артема и двух технических работников. Они были впервые за рубежом, никто из них не владел иностранными языками. Тем не менее, в 1940—1941 годах удалось завербовать трех иностранцев, работавших в Японии. Вскоре был получен доступ к информации о направлении разведывательной деятельности против СССР из японских военных и политических кругов. Важнейшими были сведения о том, что если руководство сухопутной армии Японии стоит за вступление в войну с СССР на стороне Германии, то представители военно-морского флота, имеющие значительное влияние на определение курса страны, выступают за войну с США и агрессию в Юго-Восточной Азии.
Всего за 1941—1942 годы только по вопросу о том, начнет ли Япония войну с СССР в ближайшие месяцы, поступило свыше 30 сообщений. 15 из них были направлены в критический период первых месяцев войны (После Сталинградской битвы военное руководство Японии фактически отказалось от планов нападения на СССР). Имеются в виду сообщения, которые были сочтены первостепенными и направлялись в Государственный комитет обороны (ГКО), руководство СССР. Их источники, помимо Токио, находились в Лондоне, Вашингтоне, Софии, а также Шанхае, Харбине и иных городах Китая.
Одним из первых после начала агрессии было сообщение о телеграмме английского посла в Токио министру иностранных дел Идену от 24 июня 1941 года: “Германский посол оказывает сильнейшее давление на Мацуока, пытаясь добиться активного вступления Японии в войну на стороне Германии. Он обещает японцам Приморскую область и все, что он может только придумать”.
4 июля 1941 года тот же посол излагал Идену содержание беседы с японским министром иностранных дел Мацуока, который утверждал, что берлинский пакт “трех” “не налагал на Японию обязательств выступить в советско-германской войне на стороне Германии”. В то же время договор с СССР о нейтралитете не помешает Японии предпринять действия, которые “могут потребоваться для сохранения японских интересов”. В этих условиях Япония сохраняет “свободу действий”.
17 июля в ГКО было направлено сообщение о том, что в Лондоне перехвачено и расшифровано сообщение японцев о том, что 2 июля на имперской конференции в Токио принято решение о южном направлении японских действий, но что Япония в то же время “подготавливается ко всяким вероятностям в отношении СССР”. “Японское правительство всегда имеет в виду необходимость усиления военных приготовлений для того, чтобы удержать СССР от принятия каких-либо шагов на Дальнем Востоке”.
В то же время в заявлении японцев германскому послу в Токио подчеркивалось, что “Япония ведет постоянное наблюдение в бассейне Тихого океана для того, чтобы сдержать США и Великобританию”. Однако далее признавалось лишь, что “Япония решила приобрести базу в Индокитае”.
Намерения Японии раскрывались в телеграмме английского посла в США Галифакса, полученной нашей разведкой через агентуру в Лондоне. После беседы с заместителем государственного секретаря Уэллесом Галифакс передал, что американцам известно о соглашении Японии с партнерами по берлинскому пакту относительно их согласия на захват Японией баз в Индии, Китае и Сиаме, “после чего последует выступление против Сибири и в первую очередь Владивостока”.*
Напряжение, таким образом, не спадало. “Свобода действий” могла означать для японского “тигра” и прыжок на советские территории.
Из Токио пришли тревожные сведения. Резидентура сообщала, что с 12 июля по 18 августа 1941 года в Японии проведена всеобщая мобилизация примерно 4,5 миллиона человек. В Харбине оборудована типография для печатания листовок на русском языке.
20 ноября советскими разведчиками была перехвачена японская телеграмма из Берна в Анкару, из которой следовало, что в кризисный момент японское радио включит в начало своих радиопередач кодовые слова, которые будут означать либо нападение на США (“хигаси” — восток), либо на СССР (“кита” — север), либо на Англию — (“ниси” — запад).
Подписание в апреле 1941 г. японо-советского пакта о нейтралитете накануне германской агрессии против СССР было продиктовано стремлением Токио выиграть время для выяснения перспектив германо-советской войны и принятия под прикрытием этого документа самостоятельного, независимого от Германии решения о первоначальном направлении японской агрессии - на Север или Юг. В "Секретном дневнике войны" японского генштаба 14 апреля 1941 г. была сделана следующая запись: "Данный договор... лишь дает дополнительное время для принятия самостоятельного решения о начале войны против Советов".
Опубликованные после войны в Японии и США ранее совершенно секретные документы японского правительства, императорской ставки и другие убедительно опровергают концепцию о миролюбивой политике Японии в отношении СССР в годы войны, об "оборонительном" характере японского плана нападения на советский Дальний Восток и Сибирь в 1941 г. - "Кантокуэн" ("Особые маневры Квантунской армии").
Исследования последних лет, посвященные на первый взгляд одному из частных аспектов системы международных отношений второй мировой войны, высвечивают иной, гораздо больший масштаб Пакта о нейтралитете, чем было принято считать до последнего времени. Приведенные им факты позволяют понять, что решение о заключении Пакта о нейтралитете — это не рядовая акция, не дипломатический маневр, это, видимо, выбор системного характера. К моменту заключения этого документа основные противоречия в мире уже сложились, и противостояния между группировками государств вполне устоялись. Существовал пакт о ненападении между СССР и Германией. Существовал союз тоталитарных государств — Германии, Италии и Японии. Достаточно четко определилось противостояние на Тихом океане между Японией, с одной стороны, и США и Англией — с другой.
В таком контексте заключение Пакта о нейтралитете между СССР и Японией выглядит как выбор в пользу группировки фашистских держав. Б.Славинский приходит к весьма интересному выводу о том, что “Сталин был согласен присоединиться четвертым членом к Тройственному пакту, что 50 лет так тщательно скрывала советская пропаганда”[60].
28 апреля 1941 г. японский посол в Берлине Осима направил в Токио шифровку, в которой, подтвердив неизбежность скорого германского нападения на СССР, рекомендовал центру: "После начала германо-советской войны, двигаясь на юг, оказывать тем самым косвенную помощь Германии. Затем, воспользовавшись внутренними беспорядками в Советском Союзе, применить вооруженные силы и в согласовании с Германией завершить решение вопроса о СССР".
В условиях, когда японское руководство еще не определилось в своей политике на случай советско-германской войны, Зорге сосредоточился на получении информации из германского посольства в Токио. 2 мая 1941 г. он доносил в Москву: "Я беседовал с германским послом Оттом и морским атташе о взаимоотношениях между Германией и СССР. Отт заявил мне, что Гитлер исполнен решимости разгромить СССР и получить европейскую часть Советского Союза в свои руки в качестве зерновой и сырьевой базы для контроля со стороны Германии над всей Европой... Возможность возникновения войны в любой момент весьма велика, потому что Гитлер и его генералы уверены, что война с СССР нисколько не помешает ведению войны против Англии. Немецкие генералы оценивают боеспособность Красной Армии настолько низко, что они полагают, что Красная Армия будет разгромлена в течение нескольких недель. Они полагают, что система обороны на германо-советской границе чрезвычайно слаба".
28 мая в ответ на запрос министра иностранных дел Японии Мацуока Риббентроп сообщил: "Сейчас война между Германией и СССР неизбежна. Я верю, что если она начнется, то может закончиться в течение двух-трех месяцев. Армия уже закончила развертывание". Зорге узнал об этом сообщении из Берлина уже на следующий день. Перепроверив полученную информацию через германского посла в Токио, он 30 мая телеграфировал в Центр: "Берлин информировал Отта, что немецкое выступление против СССР начнется во второй половине июня. Отт на 95% уверен, что война начнется..." Эта информация, безусловно, имела большое значение.
Из анализа всей совокупности фактов вытекает, что Зорге скорее всего не мог знать точную дату нападения. Тем не менее, ему удалось верно определить приблизительный срок германской агрессии - "вторая половина июня". Именно этот срок Зорге стал называть в своих разведдонесениях с 30 мая. О неизбежности германского нападения было сообщено в Москву за два дня до его начала - 20 июня. В донесении Зорге указывалось: "Германский посол в Токио Отт сказал мне, что война между Германией и СССР неизбежна... Инвест (Одзаки) сказал мне, что японский генштаб уже обсуждает вопрос о позиции, которая будет занята в случае войны... Все ожидают решения вопроса об отношениях СССР и Германии".
Наши источники в Маньчжурии докладывали, что японцы готовят заброску на территорию СССР групп по три-пять человек для диверсий и разведки на железнодорожных и военных объектах.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20
