И, наконец, последняя часть - «штурм» - завершает суворовскую триаду более емким, стремительным наказом. Интонация восклицания, сопровождающая его реплики, выражает не только эмоционально-экспрессивный ряд, но и придает в целом стилистически нейтральным лексемам (колонны! стрелки!) высокий «энергетический» заряд. Вот как это изображается в контексте: третье штурмъ.
Ломи чрезъ засЪки, бросай плЪтни чрезъ волчьи ямы, быстро бЪги, прыгай чрезъ полисады, бросай фашины, спускайся въ ровъ, ставь лЪстницы. СтрЪлки, очищай колонны! стрЪлки! по головамъ колонны! лети чрезъ стЪну на валъ, окалывай на валу, вытягивай линiю, ставь караулъ къ пороховымъ погребамъ: отворяй вороты конницЪ. - Непрiятель бЪжитъ въ городъ: его пушки обороти по немъ стрЪляй сильно въ улицы: бомбандируй живо; не досужно за нимъ ходить. Приказъ: спускайся въ городъ, рЪжъ непрiятеля на ули||цахъ; конница руби; въ домы не ходи; бЪй на площадяхъ; штурмуй, гдЪ непрiятель засЪлъ; занимай площадь, ставь гобвахтъ; разставляй въ мигъ пикеты къ воротамъ, погребамъ, магазинамъ. Непрiятель сдался: пощади; - стЪна занята: - на добычь (Суворов, В-П, 120-121).
Здесь речевой поток автора сжимается до отдельных небольших синтагм. Как правило, это повелительные глагольные конструкции с управлением типа: ставь караулъ; бомбандируй живо; спускайся въ городъ и т. п. В синтаксической логике автора, приближенной к реальной манере говорения, присутствуют отрывочные реплики, содержащие только семантическое ядро фразы (одно-два слова) и потому не нуждающиеся в «обрастании» дополнительными или определительными деталями. Такова, например, заключительная часть: «Непрiятель сдался: пощади; - стЪна занята: - на добычь».
Те же, уже отмечавшиеся нами, свойства стилевого и языкового оформления «деловой прозы» А. В. Суворова мы наблюдаем в заключительных фрагментах «Вахт-парада», исполненных, как мы полагаем, даже с большей риторической силой и степенью словесного воздействия на слушателя, чем предыдущие части этого произведения. Его окончание построено с мастерством языкового гравера, тонко чувствующего оттенки речи живого собеседника и использующего весь известный ему словесный инструмент для создания единого «облика темы». Военное искусство для А. В. Суворова - в той же мере, что и языковое: первое служит двигателем второго, которое оформляет, подкрепляет и утверждает в памяти мысли народного генералиссимуса. Такая «игра в просторечие» не была для него чем-то искусственным, ложным - это одно из надежных средств ведения боя, где каждому (и образованному, и неграмотному человеку) должна быть понятна тактика руководителя. И такой языковой мостик для А. В. Суворова - скорее система его образа мыслей, чем исключение.
Обратимся к завершающим фрагментам «Вахт-парада» и прежде всего рассмотрим излагаемые автором «Три воинских искусства», символизирующие вершину мастерства воина и его ориентир, которому необходимо следовать. Приведем эту часть полностью:
три воинскiя искусства:
Первое глазомЪръ, какъ въ лагерЪ стать, какъ маршировать, гдЪ атаковать, гнать и бить. Второе быстрота. Походъ полевой артиллерiи, отъ полуверсты до версты въ переди, чтобъ спускамъ подъемнымъ не мЪшала. Колонна ближится; оная опять выиграетъ свое мЪсто подъ гору; на равнинЪ на рысяхъ: маршъ - по рядамъ или по четыре; для тЪсной дороги и улицы, для узкаго мЪста, для водяныхъ и болотныхъ мЪстъ по тропинкамъ; и только когда атаковать непрiятеля, то взводами, чтобъ хвостъ сократить; по рядамъ, по четыре у взводовъ, двойные интервалы на шагъ; не останавливайся, гуляй, играй, пой пЪсни, бЪй барабанъ. || Десятокъ (верстъ) отломалъ: первой взводъ; снимай вещи, ложись, за нимъ второй взводъ: и такъ взводъ за взводомъ; первые заднихъ не жди. - Линiя въ колоннЪ на маршЪ растянется: когда по четыре, то въ двое того, какъ стояла! На шагу идетъ на двухъ, стояла на одной верстЪ; растянется на двЪ версты; стояла на двухъ верстахъ, растянется на четырехъ: то досталось бы первымъ взводамъ ждать послЪднихъ полчаса по пустому. На первомъ десяткЪ отдыху часъ; первой взводъ вспрыгнулъ, надЪлъ вещи, бЪжитъ впередъ десять, пятнадцать шаговъ; а на маршЪ прошедъ узкое мЪсто на гору отъ пятнадцати до двадцати шаговъ. Такъ взводъ за взводомъ, чтобъ заднiе между тЪмъ отдыхали. Второй десятокъ, отбой: отдыхъ часъ и больше. Когда третiй переходъ малъ, то оба по поламъ идти. Отдыхъ, три четверти часа, полчаса и четверть часа, чтобъ рабя||тамъ поспЪть скорЪе къ кашамъ; это для пЪхоты. - Кавалерiя своимъ маршемъ въ передъ, съ коней долой, отдыхаетъ мало, и переходитъ свыше десятка, чтобъ дать конямъ въ лагерЪ выстояться. Кашеварныя повозки впереди съ полаточными ящиками. Братцы пришли, къ кашЪ поспЪли. Артельной староста: къ кашамъ! На завтракЪ отдыхъ 4 часа; тожъ самое къ ночлегу отдыхъ 6 часовъ и до восьми, какова дорога; а сближаясь къ непрiятелю, котлы съ припасомъ сноровлены къ полаточнымъ ящикамъ; дрова запасныя на оныхъ же.
По сей быстротЪ и люди не устали: неприятель насъ не обсчитаетъ за сто верстъ, а когда издалека за двЪсти, триста и больше; || мы на него какъ снЪгъ на голову; закружится у него голова: атакуй съ чемъ пришелъ, чЪмъ Богъ послалъ. Конница начинай, руби, коли, гони, отрЪзывай и не уступай. (Суворов, В-П, 121-124)
В данном фрагменте с прилежностью полкового командира А. В. Суворов ясно говорит о специфике воинского искусства. В его языке отмечаются элементы, типичные для такой формы обращения к солдатам и, будучи введенными в «деловой» контекст, контрастируют со строгим, почти чеканным полотном всего произведения и придают ему истинно суворовский колорит. Такой языковой контраст слышится, например, когда автор говорит следующее: «Десятокъ (верстъ) отломалъ…»; «Отдыхъ, три четверти часа, полчаса и четверть часа, чтобъ рабятамъ поспЪть скорЪе къ кашамъ; это для пЪхоты!». Употребление просторечных, стилистически сниженных форм и бытовых понятий способствуют изменению тональности текста: от «военизированной» линейности, четких, кратких синтагм до спокойного ритма и стиля, приближающегося к повествовательному описанию. Ср. далее там же: «Кавалерiя своимъ маршемъ въ передъ, съ коней долой, отдыхаетъ мало, и переходитъ свыше десятка, чтобъ дать конямъ въ лагерЪ выстояться. Кашеварныя повозки впереди съ полаточными ящиками. Братцы пришли, къ кашЪ поспЪли. Артельной староста: къ кашамъ!». Это свойство «деловой прозы» А. В. Суворова характеризует автора не только как большого знатока военных действий, но и как чуткого, внимательного человека, способного в том числе и словом вызвать симпатию окружения и поднять боевой дух. В таком контексте возможно использование сравнений, поговорок, т. е. отхождение от концентрированного ядра военной семантики текста. Показателен заключительный эпизод этой части, где А. В. Суворов говорит: «По сей быстротЪ и люди не устали: неприятель насъ не обсчитаетъ за сто верстъ, а когда издалека за двЪсти, триста и больше; мы на него какъ снЪгъ на голову; закружится у него голова: атакуй съ чемъ пришелъ, чЪмъ Богъ послалъ. Конница начинай, руби, коли, гони, отрЪзывай и не уступай». В нем выделяется целый ряд колоритных языковых элементов, вводимых автором и позволяющих соединить «деловое» качество текста с эпизодами реальной, живой речи (см. подчеркнутые фрагменты).
Заключительная часть «Вахт-парада» содержит то языковое и стилевое ядро, которое притягивает к себе частицы филологических, текстовых компонентов, сгруппированных А. В. Суворовым с точностью социо- и психолингвиста. Здесь еще более усиливается повелительная интонация. Фразы, даже те, которые не содержат материально выраженного волеизъявления автора, концептуальны, конкретны и предельно ясны: Въ пальбЪ много людей гибнетъ; Обыкновенно конница врубается прежде, пЪхота за ней бЪжитъ; только вездЪ строй (Суворов, В-П, 125 и далее).
В этой части значительно больше компонентов текста, созданных под влиянием не только военного, но и писательского мастерства генералиссимуса. Это прежде всего колоритные пословицы и поговорки, а также близкие к ним по семантике и формальному строению синтагмы с емким пословичным значением, например: «Нога ногу подкрЪпляетъ, рука руку усиляетъ»; Въ двухъ ширенгахъ сила, въ трехъ полторы силы: передняя рветъ, вторая валитъ, третья довершаетъ»; «Кто не бережетъ людей - офицеру арестъ, унтеръ-офицеру палочки, да и самому палочки, кто себя не бережетъ» (там же, 125 и далее). А. В. Суворов выделяет целый абзац, который состоит почти только из одной фразеологической метафорики русских пословиц, тем самым он отдает предпочтение народным языковым средствам и считает возможным их активно использовать в военно-деловой словесности: «Ученье свЪтъ, не ученье тьма. ДЪло мастера боится; и крестьянинъ когда не умЪетъ сохою владЪть, такъ хлЪбъ не родится. За ученаго трехъ неученыхъ даютъ; намъ мало трехъ, давай намъ шесть; мало шести, давай намъ десять на одного: всЪхъ побьемъ, повалимъ, въ полонъ возьмемъ» (Суворов, В-П, 127).
Но это не единственные отступления от строгих правил нормативного государственного слога, для которого не свойственна такая богатая палитра художественно-изобразительных средств. А. В. Суворов как новатор языка ищет и находит свои приемы «делового» строительства текста, по особому чувствует гармонию родной речи и не злоупотребляет в таких отрывках иностранной терминологией (которую он отлично знал и применял в других случаях). Такая соразмерность неоднородных элементов в его «деловой прозе», их удачное переплетение и грамотное манипулирование ими во многом создают языковой прецедент экспериментального делового текста, в котором взаимодействуют в едином экспрессивно-семантическом направлении единицы одного словесного полотна. При этом оно не распадается на части, а являет собой пример создания оригинального «делового» произведения. Его смысловая составляющая «заряжена» энергетикой языковых эмоций и умелым применением разных словесных приемов: и тех, что свойственны деловому слогу, и используемых в художественной литературе, и народных, фольклорных элементов. Последние как раз наиболее ярко выражены в «Натиске».
Мы отмечаем элементы бытовой, разговорной стихии не только, когда автор включает в контекст слова соответствующей тематической группы. Часто А. В. Суворов подкрепляет их очевидными языковыми средствами. Так, мы констатируем, что в целях психологического воздействия на военных он стилизует свою речь, придает ей естественный облик бытового разговора «по душам», почти беседует с солдатами. Для этого используются уменьшительно-ласкательные суффиксы -иц-, -ешк-, -ушк-, придающие военно-деловому стилю специального сочинения генералиссимуса признаки народного произведения. Сказанное можно проиллюстрировать следующими примерами: «Бойся богадЪльни; НЪмецкiя лекарствица издалека тухлыя, сплошъ безсильны и вредны. Руской солдатъ къ нимъ не привыкъ: у васъ есть въ артеляхъ корешки, травушки, муравушки. - Солдатъ дорогъ! береги здоровье; чисти желудокъ, когда засорился; голодъ лучшее лекарство. Кто не бережетъ людей - офицеру арестъ, унтеръ-офицеру палочки, да и самому палочки, кто себя не бережетъ. Жидокъ желудокъ, Ъсть хочется: то по закатЪ солнушка не много пустой каши съ хлЪбцомъ; а въ крЪпкомъ желудкЪ буквица въ теплой водЪ, или корень коневой щавель» (Суворов, В-П, 125). Выделенные лексемы свидетельствуют об активном использовании психолингвистических возможностей языка для нужной автору мотивировки. Здесь же А. В. Суворов снова выступает заботливым отцом-командиром, знатоком полевой медицины, когда советует: «Помните, господа, полевой лечебникъ штаб-лекаря БЪлопольскаго: въ горячкЪ ничего не Ъшъ, хоть до двенадцати дней, а пей солдатской квасъ, то и лекарство; а въ лихорадкЪ на пей, ни Ъшь. Штрафъ, за что себя не берегъ; лишъ бы Богъ далъ здоровье. Въ богадЪльнЪ**, первой день мягкая || постеля, во второй день офицерская похлебка, въ третiй день въ ней, братецъ, домовище, къ себЪ и тащитъ. - Одинъ умираетъ, десятки товарищей хлебаютъ его смертный дыхъ. Въ лагерЪ больные[,] слабые, хворые въ шалашахъ, не въ деревняхъ, воздухъ чище, хоть и безъ лазарета. Не надобно жалЪть лекарства, когда есть хуторъ; сверхъ того и прочiя выгоды безъ прихотей. Да все это не важно: ты умЪешь себя беречь: гдЪ умираетъ отъ ста одинъ человЪкъ; у насъ и отъ пяти сотъ въ мЪсяцъ меньше умретъ. Здоровому: питье. Воздухъ, Ъда; больному тожь воздухъ, питье, Ъда» (там же, 125-126). И в этом фрагменте на первый план выступает живая разговорная стихия, заменяющая собой сухой деловой слог с его приказной интонацией обиходной речью: …въ третiй день въ ней, братецъ, домовище, къ себЪ и тащитъ. - Одинъ умираетъ, десятки товарищей хлебаютъ его смертный дыхъ. А наличие бытовой лексики (коневой щавель, солдацкой квас, постеля, похлебка, домовище) создает эффект «народного слога», солдацкой речи.
