законодательство в разных странах дифференцирует убийство.
С древних времен юридическая мысль рассматривала смертную казнь как
меру, необходимую для защиты основополагающих ценностей общества. По мере
того, как правовые системы становились более организованными и развивались
нормы права, в правовых предписаниях формулировалось достижение целей кары,
а позднее целей устрашения (удержания). Эти две исходные позиции,
сохранившиеся в уголовном праве наших дней, и составляют вечный спор.
Споры «за» и «против» смертной казни начались еще в конце XVIII
столетия. В эпоху, предшествовавшую буржуазным революциям в Европе конца
XVIII века, смертная казнь была во многих государствах основным способом
борьбы с уголовными преступлениями самого различного характера. В ряде
стран Европы и Америки на протяжении нескольких веков по приговорам
трибуналов инквизиции публично сжигали на кострах или иным способом казнили
сотни и тысячи еретиков и «ведьм». Нередко смертная казнь служила и главным
орудием расправы после подавления революционных выступлений крестьян,
ремесленников, участников национально-освободительных движений.
Господствовавшие в эту эпоху законы - например, уголовное уложение
«Каролина», изданное императором Карлом V в середине XVI века, но
продолжавшее действовать в ряде европейских стран чуть ли не до конца XVIII
века, - предписывали, чтобы смертные приговоры приводились в исполнение по
большей части особенно жестокими способами: сожжением, колесованием,
четвертованием, утоплением, погребением заживо и т.п.
Не приходится удивляться тому, что в центре внимания философов,
писателей и юристов, выступивших в эпоху буржуазного просвещения XVIII века
с уничтожающей критикой произвола и жестокости феодальной системы
правосудия, оказалась и проблема смертной казни, оправданности и
целесообразности ее сохранения в арсенале средств уголовного наказания на
будущее и, прежде всего, вопрос о том, допустимо ли вообще использовать
квалифицированные виды смертной казни.
Уголовно-правовые воззрения этого круга мыслителей наиболее
представлены в трудах Монтескье, Беккариа и Вольтера, образуют
самостоятельное «просветительно-гуманистическое» направление в истории
уголовного права XVIII века. Сторонники этого направления призывали
запретить пытки подозреваемых в преступлениях и отменить членовредительские
наказания для осужденных. Они требовали отменить смертную казнь или же
свести до минимума число преступлений, за которые она может быть назначена.
Основателем прогуманистического направления был выдающийся французский
мыслитель XVIII века Монтескье, выступавший за проведение более гуманной
уголовной политики, за общее смягчение уголовных наказаний. Он указал на
связь уголовной политики с государственным строем, с общим характером
политического режима в стране. В частности, Монтескье сравнивал уголовные
законы Японии и Индии, изображая первые как воплощение жестокости, а вторые
- кротости и сострадания. Однако в отличие от своих учеников и
последователей, Монтескье не выступал с требованием отмены смертной казни.
Но он поднял свой голос протеста против сожжения на костре тех, кого
обвиняли в волшебстве и ереси, против смертной казни за «оскорбление
величества» и другие трудно доказуемые преступления, наконец, он был против
наказания смертной казнью за имущественные преступления.
Призывая к общему смягчению карательной политики, Монтескье высказал
исключительно глубокую мысль, на которую следует обратить внимание и
сегодня: «Вникните в причины всякой распущенности и вы увидите, что она
проистекает от безнаказанности преступлений, а не от слабости наказаний».
Решающую роль в борьбе со смертной казнью как основным методом
уголовной репрессии суждено было сыграть итальянскому просветителю, юристу
и публицисту Чезаре Беккариа. Его имя обессмертила небольшая книга-памфлет
«О преступлениях и наказаниях» (1764 г.), написанная, когда автору было
всего 25 лет. Эта книга содержала блестящую по форме, математически строго
аргументированную критику феодального законодательства. Вместе с тем в
книге излагалась развернутая программа преобразований в области уголовного
права и процесса, которую предстояло реализовать в будущем.
Говоря о «лестнице наказаний», Беккариа подчеркивал, что высшую
ступень в ней не должны занимать излишне жестокие наказания, так как
невозможно будет сохранять соразмерность между преступлениями и
наказаниями, если будет совершено крайне «вредное и ужасное преступление»,
а высшая ступень наказаний уже будет использована для менее тяжких
преступлений. Главное же соображение Беккариа против излишне жестоких
наказаний состоит в том, что «чем более жестокими становятся наказания, тем
более ожесточаются души людей... и по истечении сотни лет жестоких
наказаний колесование внушает не больше страха, чем прежде внушала тюрьма».
Смертная казнь, по мнению Беккариа, была бы необходима, если бы смерть
была «действительным и единственным средством удержать других от совершения
преступления». Однако опыт веков показывает, что смертная казнь не
останавливает преступников. Как средство устрашения окружающих смертная
казнь, по мнению Беккариа, уступает пожизненному рабству, ибо «ужасное, но
мимолетное зрелище казни злодея» производит меньшее впечатление, чем
«длительный и бедственный пример» человека, подвергнутого пожизненному
рабству. Против смертной казни, по словам Беккариа, служит и то
обстоятельство, что она подает пример жестокости и тем самым способствует
совершению новых преступлений.
Призыв Беккариа к отмене смертной казни нашел непосредственное
отражение в законодательстве некоторых европейских государств. Так, в 1765
году в Великом герцогстве Тосканском было прекращено исполнение смертных
казней (в столице этого герцогства - Ливорно была напечатана книга
Беккариа). Другое конкретное свидетельство влияния призыва Беккариа -
упразднение в 1779 году смертной казни, кроме случаев измены и
отцеубийства, шведским королем Густавом III, который сослался на книгу «О
преступлениях и наказаниях» как на источник своего гуманного решения. В
других же европейских государствах призыв Беккариа первоначально привел
лишь к сокращению круга деяний, наказуемых смертной казнью (например, в
австрийском уголовном кодексе «Терезиане», принятом в 1768 году в правление
императрицы Марии Терезии). Гораздо важнее было не законодательное
воплощение призыва Беккариа к отмене смертной казни, а его огромное
воздействие на общественное правосознание во многих странах, где смертная
казнь оставалась привычным орудием уголовной репрессии.
Успеху распространения идей Беккариа в значительной степени
содействовал выдающийся французский философ, историк, писатель и публицист
Вольтер. Он написал «Комментарий к книге о преступлениях и наказаниях»
(1766г.). Но Вольтер, в отличие от Монтескье и Беккариа, был борцом за
справедливость и правосудие не только в теории, но и на практике,
решительно выступая в защиту жертв произвола феодальной юстиции. Среди
судебных процессов, в которых принял живейшее участие Вольтер, выделяется
так называемое «дело Каласа». Жан Калас был казнен в 1762 году. Узнав об
этой жертве феодальной юстиции и религиозного фанатизма, Вольтер развил
кипучую деятельность с тем, чтобы добиться восстановления истины и
реабилитации Жана Каласа. Он привлек к этому делу виднейших адвокатов
Франции, написал ряд писем от имени семьи Каласа, специально посвященных
этому процессу, и добился от Государственного Совета пересмотра дела
Каласа. Спустя три года Жан Калас был признан невиновным.
Дело Каласа было самым значительным, но далеко не единственным из
«вольтеровских» процессов. Его «подзащитных» обвиняли в различных
преступлениях (большей частью в убийстве или государственной измене), им
грозили различные виды мученической смерти (повешение, четвертование,
колесование и т.п.), но каждый раз Вольтеру удавалось если не спасти
невинных, то привлечь к процессу внимание тысяч людей, разжечь ненависть к
религиозному фанатизму служителей церкви, к варварским средневековым
законам, к судьям, выносящим жестокие и несправедливые приговоры.
В своем «Комментарии» к книге Беккариа Вольтер написал: «Христианские
трибуналы приговорили к смертной казни более ста тысяч мнимых колдунов.
Если бы к этим судебным убийствам присоединили бесконечно превосходящее
число принесенных в жертву еретиков, то эта часть света показалась бы
огромным эшафотом, покрытым палачами и жертвами, окруженным судьями и
зрителями». Вольтер предлагал отказаться от применения смертной казни,
«кроме одного случая, когда нет иного способа спасти жизнь большого числа
людей, когда убивают и бешеную собаку».
В отличие от прогуманистического направления в уголовном праве,
«классическая» школа, которая стала господствующей в XIX веке после победы
буржуазных революций, исходила из принципиального допущения и даже
признания необходимости смертной казни. Вместе с тем ее сторонники
выступали за отказ от квалифицированных видов смертной казни и за
ограничение сферы ее применения четко определенным кругом преступных
деяний. Своим авторитетом великого философа Кант укрепил буржуазно-
демократические требования в области уголовного права: равенство всех
граждан перед законом, уважение к достоинству личности, законодательное
определение преступления, но в то же время он выступал против призыва
Беккариа к отмене смертной казни, выдвинув свою концепцию наказания:
«Сколько было убийц, которые совершили убийство, приказали его совершить
или содействовали ему, столько же и должно подвергнуться смерти, - этого
хочет справедливость как идея судебной власти в соответствии со всеобщими
обоснованными законами».
Некоторые элементы уголовно-правовых воззрений Канта были позже
восприняты и развиты в «Философии права» Гегеля (1821г.). Гегель считал,
что самим фактом преступления преступник дает свое согласие на применение к
нему наказания. Поэтому, чтобы быть справедливым, наказание должно
соответствовать природе преступления. Однако в вопросе кары за умышленное
убийство Гегель остался на позициях Канта - в этом случае может быть
назначена только смертная казнь.
