William Jessе. Life of Brummel, 2 vv., L., 1844. - р. 39.. Подобная полемика оригинала с копией в нашем случае лишний раз свидетельствует об удивительно непреложном воздействии литературы: ведь Браммел, по сути, протестует против стиля , который его приятель усвоил из книжки, оказавшей большее влияние на умы, нежели сам живой классик дендизма.
Итак, подведя некоторые итоги, можно отметить следующие особенности отражения идей дендизма в литературе XІX века:
Ш Герой произведений всегда занимает позицию трезвого зрителя;
Ш Опыт мира он воспринимает лишь как спектакль: пристрастие к маскам и маскировке, желание провоцировать;
Ш Самодостаточным дендизм представляется лишь у Бреммеля.
2. Трактовка принципов дендизма в творчестве Бенджамина Констана (на основе романа «Адольф»).
В чисто интеллектуальном плане как психологическое и умственное явление дендизма получил отражение в двух знаменитых французских романах той же эпохи: «Адольфе» Бенжамена Констана и «Обермане» Сенанкура. Первый из этих романов был переведен у нас Вяземским, посвятившим свой труд Пушкину, высоко ценившему психологический этюд Констана.
Я хотела бы рассмотреть роман Бенжамена Констана «Адольф». "Адольф" был написан в 1807 году и долго оставался ненапечатанным.
Только в 1815 году появилось первое (лондонское) издание "Адольфа", второе (парижское) вышло в 1816 году.
Итак, главным героем романа является молодой человек Адольф. Он закончил курс наук в Геттингене, где выделялся среди своих товарищей умом и талантами. Отец Адольфа, в отношении которого к сыну «было больше благородства и великодушия, чем нежности», возлагает на него большие надежды.
Но юноша не стремится продвинуться на каком-либо поприще, он желает лишь отдаваться «сильным впечатлениям», возвышающим душу над обыденностью.
«Моя сдержанность с отцом имела большое влияние на мой характер. Столь же застенчивый, но более беспокойный, чем он, благодаря моей молодости, я приучился скрывать все свои чувства, создавать в одиночестве планы на будущее, в их осуществлении рассчитывая только на себя и смотреть на советы, внимание, помощь и даже на простое присутствие людей, как на стеснение и препятствие.
Я усвоил себе привычку никогда не говорить о том, что меня занимало, смотреть на разговоры только, как на досадную необходимость, оживляя их постоянными штуками, которые делали их для меня менее утомительными и помогали скрывать истинные мысли. Отсюда тот недостаток одушевления, в котором мои друзья еще и теперь упрекают меня, и плохо преодолеваемая трудность разговаривать по-серьезному. Отсюда и горячее желание независимости, нетерпение освободиться от связывавших меня уз и непобедимый ужас перед возможностью новых.
Я чувствовал себя хорошо лишь в полном одиночестве, и даже теперь еще таково настроение моей души, что при возникновении самых незначительных вопросов, при малейшем выборе того или иного, человеческое лицо смущает меня, и мое естественное побуждение - бежать от него, чтобы размышлять в спокойствии. Тем не менее, во мне не было той глубины эгоизма, о которой свидетельствует характер такого рода: интересуясь лишь самим собой, я и собой интересовался очень мало. Я носил в глубине сердца потребность к чувствительности и хотя не сознавал этой потребности, но чувство, не находя себе удовлетворения, постепенно отделяло меня от всего того, что поочередно привлекало мое любопытство» Констан Б. Адольф. М.: Журнально-газетное объединение, 1932. - с.81.
.
Как видно из цитаты, молодой человек проявлял себя как денди: стремление к одиночеству, сокрытие своих истинных мыслей в угоду обществу. Ему скучно в обществе людей его окружающих, невыносимо:
«У меня ни к кому не было ненависти, но лишь немногие внушали мне чувство интереса; однако людей оскорбляет равнодушие, они приписывают его недоброжелательству или притворству и не хотят верить, что они вызывают просто чувство скуки. Иногда я пробовал подавить свою скуку; я погружался в глубокую молчаливость. Ее считали презрением к людям. Порой, сам утомленный своим безмолвием, я переходил к шутке, и тогда мой пробужденный ум заставлял меня терять всякую меру» Констан Б. Адольф. М.: Журнально-газетное объединение, 1932. - с.92..
Завершив обучение, Адольф отправляется ко двору одного владетельного князя, в город Д. Через несколько месяцев «благодаря такому поведению я приобрел вскоре репутацию человека легкомысленного, насмешливого и злобного. Мои ядовитые слова считались ненавистничеством, мои шутки принимались как нападки на все наиболее достойное уважения. Лица, над которыми я имел неосторожность посмеяться, сочли удобным для себя выступить в защиту положений, в подрывании которых они меня обвиняли, и благодаря тому, что я невольно заставлял их смеяться друг над другом, все объединились против меня. Можно было бы сказать, что, осмеивая смешные стороны людей, я предавал их; можно было бы сказать, им открываясь перед моими взорами такими, каковы они были в действительности, они как будто тем самым брали с меня обет молчания. У меня не было сознания, что между нами был заключен столь лестный договор. Они находили удовольствие откровенничать со мной, а я наблюдать и описывать их; то, что они называли вероломством, представлялось мне вполне невинной и законной расплатой» Констан Б. Адольф. М.: Журнально-газетное объединение, 1932. - с.95..
Эта цитата еще раз подтверждает высказывание главного теоретика дендизма Барбе д'Оревильи о том, что денди необходим для поддержания жизни общества. «Происходит своего рода «обмен дарами», заключается негласный договор: денди развлекает людей, избавляя их от скуки, отучает от вульгарности, а за эти функции общество должно содержать денди, как политическая партия содержит своего оратора» Барбе д'Оревильи. Дендизм и Джордж Бреммель: Эссе/Пер. с фр. А.Райской. - М.: Независимая газета, 2000. - с.10-15.
.
Но, словам Адольфа и «… и обществу нечего бояться: оно так подавляет нас, его затаенное влияние настолько сильно, что вскоре оно кладет на нас свое уникальное клеймо. И тогда мы удивляемся только своему собственному прошлому изумлению и чувствуем себя хорошо в нашей новой личине, совершенно так же, как в переполненном зрительном зале мы начинаем дышать все более свободно тем воздухом, в котором почти задыхались, войдя в зал» Констан Б. Адольф. М.: Журнально-газетное объединение, 1932. - с.99.
.
Адольф говорит о себе, что не является эгоистом, не интересуется собой, но это опровергается при появлении в его жизни Элеоноры. Явившись взору Адольфа в ту минуту, когда сердце его требует любви, а тщеславие -- успеха в свете, Элеонора кажется ему достойной того, чтобы ее домогаться. И старания его увенчиваются успехом -- ему удается завоевать сердце женщины.
«Я хотел, в качестве холодного и беспристрастного наблюдателя, изучить ее характер и ум, но каждое произносимое ею слово казалось мне исполненным неизъяснимой грации. Желание ей нравиться сообщало моей жизни новый интерес и необыкновенно оживляло мое существование. Это почти волшебное действие я приписывал ее очарованию, и я бы наслаждался им еще полнее без обязательства, какое я взял на себя по отношению к своему самолюбию. Самолюбие это вставало между мной и Элеонорой. Я чувствовал себя как бы вынужденным идти как можно скорее к цели, которую я себе поставил; поэтому я не мог свободно отдаться своим ощущениям. Мне не терпелось заговорить, чтобы добиться успеха. Я не думал, что люблю Элеонору, но не мог бы отказаться от желания ей нравиться. Я постоянно был занят ею; я придумывал тысячи планов, изобретал тысячи способов завоевания с тем испытанным самодовольством, которое уверено в успехе потому, что никогда ничего не испытало» Констан Б. Адольф. М.: Журнально-газетное объединение, 1932. - с.101..
В первое время Адольфу кажется, что с тех пор, как Элеонора отдалась ему, он еще больше любит и уважает ее. Но вскоре это заблуждение развеивается: теперь он уверен, что любовь его благотворна только для Элеоноры, что он, составив ее счастье, сам по-прежнему несчастен, ибо губит свои таланты, проводя подле любовницы все свое время.
«Однако, интересы совместной жизни не подчиняются по произволу всем нашим желаниям. Иногда мне было неудобно размечать заранее свои шаги и таким образом высчитывать все минуты. Я вынужден был ускорять свои дела и порвать почти со всеми своими знакомствами. Я не знал, что отвечать знакомым, когда они предлагали мне какую-нибудь общую прогулку, от которой отказаться прежде у меня не было повода. Я не сожалел, проводя время с Элеонорой, об этих удовольствиях, которые никогда особенно не интересовали меня, но я бы желал, чтобы она более свободно позволила мне от них отказаться. Мне было бы приятнее возвращаться к ней по собственному желанию, не говоря себе, что час настал, когда она с тревогой ждала меня; я хотел бы, чтобы к мысли о счастье, ожидавшем меня с нею, не примешивалась мысль о ее тоске. Конечно, Элеонора была живой радостью моей жизни, но она не была больше целью: она меня связывала» Констан Б. Адольф. М.: Журнально-газетное объединение, 1932. - с.115..
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
