Мир рождается из этой единой предформы Дао, причем возникает посредством
“деления на два”. Чтобы не утратить это изначальное зародышевое единство,
вещи возникают одновременно со своей противоположностью, например, как
только возникает черное, — возникает и белое, вместе с женским возникает и
мужское, вместе с добром возникает и зло, с красотой — уродство. Даосы
называли это “парным рождением” (шуаншэн). Рождение уродства, фальши,
глупости, поддельной мудрости нельзя рассматривать со знаком “–”, равно как
и красоту, искренность, мудрость — со знаком “+”. Вещи лишь “поверяют” или
дополняют друг друга, как считали даосы. Кстати, и “–” и “+” подчинены
этому закону “парного рождения”, следует лишь понимать, что истинное Дао,
которое порождает все эти феномены, многократно и неизмеримо превосходит
всяческие оценки. Оно даже “не гуманно”, “не справедливо” (“Дао дэ цзин”, (
5), оно просто “пустотно”, и этим сказано всё.
Рождение вещей — “мириад вещей”, как называли это даосы, включая сюда и
вещи, и поступки, и явления, и мысли, и характеры, и вообще всё, что есть в
этом мире, — идет как постепенная, но при этом непреложная, необходимая и
осмысленная утрата единства: одно рождает два, два — три и т. д. Принято
считать, что Дао порождает инь и ян, инь и ян — Небо, Землю, человека и т.
д.
Дао дает толчок к рождению вещей, оно как бы заводит некую “сокровенную
пружину” (сюаньцзи — это один из синонимов Дао), благодаря которой вещи
затем развиваются сами собой. Дао “вскармливает” и “воспитывает” вещи —
дает им изначальный импульс. И в то же время оно позволяет им развиваться
самим по себе в состоянии естественности, то есть, предоставляя им высшую
степень свободы. Само же Дао — мерило этой абсолютной свободы, оно
“вскармливает вещи, но не властвует над ними”. Именно так и поступает
истинный мудрец в отношении как вещей, так и людей, а истинный император —
в отношении своих подданных. Дао как бы предопределяет русло развития
вещей, они же следуют естественному ходу саморазвития благодаря
изначальному толчку. Это подобно тому, как река может в зависимости от
ландшафта менять русло, образуя массу ответвлений и ручьев, однако
направление течения не изменит никогда. Таким образом, в даосизме
причудливо сополагаются два начала, главенствование одного из которых было
предметом извечных споров западных философов — судьба и свобода
саморазвития. Концепция Дао сняла этот спор, так его и не начав.
Возвращение к Дао — это возвращение к судьбе, а следовательно, и понимание
своего мистического предопределения в мире, чем и отличается даос.
Раз мир — прообраз Дао, то этот мир символичен. С одной стороны, он
абсолютно реален и каждая вещь существует в действительности. С другой
стороны, за этим миром стоит еще более реальный, более ценный, более
существенный мир. Но этот мир пустотен, потаен, невидим и с обыденной точки
зрения иллюзорен. А вот в перевернутом мире даосизма все наоборот: если
видимый мир реален, то невидимый — иллюзорен. Причем опять-таки, следуя
“парному рождению”, иллюзорность — реальность каждого мира существуют
параллельно и одновременно. Это мир, где сон — реальность, а реальность —
сон. Реальный сон не случайно стал расхожей темой даосских притч.
Знаменитая история гласит, что однажды Чжуан-Цзы приснилось, что он —
бабочка, которая беззаботно порхает меж цветов. А когда даос проснулся, он
не мог решить: то ли Чжуан-Цзы снилось, что он бабочка, то ли бабочке
снится, что она Чжуан-Цзы. И хотя, как заключает легенда, между Чжуан-Цзы и
бабочкой, “несомненно, есть разница”, сам мир сливается в единый иллюзорно-
реальный поток. Таким он и представлен в “Дао дэ цзине”.
“Дао дэ цзин” показал мир в перевернутом виде, в его зеркальном
отображении. Это трактат о “внутреннем” мире и о “внутреннем” человеке,
называемом мудрецом, который способен, видя внешние формы мира, понимать их
символическую сущность, а за символами видеть Великий образ.
Даосский символизм приводит к тому, что каждый предмет раскрывается
перед нами как предел сущего. Складывается ощущение абсолютной, но при этом
необходимой, театрализации жизни, — ведь за этим “театром” кроется истинная
внутренняя реальность, называемая “полнотой жизненности за миром форм”, и
иначе чем в символах ее не выразить.[31]
5. Даосизм как образ жизни
Даосизм является очень многообразным учением и не ограничивается только
теоретическими построениями. Уже ранние даосы выработали свою собственную,
причем очень глубокую и оригинальную, концепцию культурного развития
человека, которая легла в основу даосской культуры психической
деятельности, оказавшей огромное влияние на всю психическую культуру
древнего и средневекового Китая.
Особенность психических концепций даосов заключалась в том, что они
рассматривали природное не как сугубо психофизиологическое в человеке, а
как воплощение всеобщих и универсальных закономерностей структурной
организации и функционирования мира, единых для всей природы — как живой,
так и неживой, хоть и изоморфных таковым в человеческом существе, но
несводимых к ним целиком и полностью в силу определенной специфики, с
которой эти всеобщие закономерности проявляются в человеке. Поэтому главная
задача даосской практики психотренинга и психической саморегуляции (так
называемой даосской йоги) заключалась не в подчинении человека
биологическому началу как таковому, а в выявлении изначально заложенного в
нем космического начала и в подчинении психофизиологических процессов
всеобщим космическим законам с тем, чтобы устранить все препятствия для их
естественного и полнокровного самопроявления и на макроскопическом уровне,
в результате чего человек становится равноправным во всех отношениях членом
космической триады “небо – земля – человек”. Предельным выражением всеобщей
закономерности функционирования вселенной есть “великое Дао”, которое
отождествлялось даосами с “истинной сущностью” человека и в полном
подчинении которому они видели высшую цель культурного развития
человеческой личности.
Соответственно высшим достижением даосской практики морального и
психического самоусовершенствования провозглашалось состояние полной
идентичности “истинной сущности” самого человека с истинной сущностью всех
вещей и явлений. Эта идентичность рассматривалась не как интеллектуальный
синтез субъективности человека и объективности мира вещей и явлений или
рациональная идея медиации (посредничества) между ними, а как прямое
спонтанное и мгновенное взаиморастворение, иными словами, “прыжок в
подлинный первоисточник идентичности”, слияние с универсальной первоосновой
всего сущего (Дао), которая одновременно является и “истинной природой”
каждого человека.
Вместе с тем даосы выступали против всякого насилия над человеческой
личностью и считали, что привязанность к индивидуальному “Я” нельзя
подавлять с помощью насильственных методов, поэтому относились к
“культуризаторской” миссии конфуцианских правил резко негативно. Указывая
на принципиальное расхождение двух учений в этом вопросе, академик Н. И.
Конрад писал: “Конфуций настаивал на том, что человек живет и действует в
организованном коллективе — обществе, государстве. Эта организованность
достигается подчинением каждого члена общества определенным правилам —
нормам общественной жизни, выработанным самим человечеством в процессе
развития цивилизации. Лао-Цзы придерживался противоположной концепции: все
бедствия человечества, все пороки — и личности, и общества — проистекают
именно от этих самых “правил”. Идеальный порядок достигается только отказом
от всяких правил; их должно заменить следование человеком его “естественной
природе”. “Правила” есть насилие над человеческой личностью”.
Чтобы постичь принцип всеобщего космического порядка и слиться с ним,
действовать в неразрывном единстве с этим принципом, даосы предлагали
просто “забыть” конвенциальные нормы и условности, и в порыве спонтанного
“просветления” идентифицироваться с безусловным Дао. Они утверждали, что в
“самозабвенном” состоянии, постигая свою истинную природу, тождественную
истинной сущности каждой вещи, каждого явления, человек одновременно
отождествляется с миром окружающей природы, образуя с ней нераздельное и
гармоничное единство, так как постижение Дао есть такой психологический
опыт, в котором исчезает различие между субъектом и объектом, между “Я” и
“не-Я”. При этом происходит как бы “самоидентификация” всех противоречий и
оппозиций, раскалывающих изначальную целостность мира и создающих в
обыденном сознании драматические коллизии между микрокосмом и макрокосмом,
с одной стороны, и между человеческой личностью (точнее, его индивидуальным
“Я”) и истинной природой человека — с другой. Психотерапевтическая ценность
“просветления”, по мнению даосов, заключается в его способности примирять
противоречия на более высоком уровне сознания, и в этом смысле Дао
интерпретировалось ими как путь к более целостной и гармоничной
жизнедеятельности человеческой психики, ведущей к слиянию индивидуального
потока психики с универсальным Путем вселенной и его функционированию в
полном соответствии с всеобщим принципом структурной организации и
функционирования космического целого.
Вместе с тем даосы утверждали, что противоречия и противоположности
взаимоидентифицируются внутри себя (т. е. внутри каждой пары оппозиции), а
не на какой-то более высокой ступени синтеза, как в диалектике Гегеля.
Поэтому для даоса, обретающего состояние “не-дуальности”, нет прогрессии к
некоему абсолюту, но все противоречия существуют одновременно с их
тождеством, так как всякое явление одновременно и утверждает и отрицает
себя в процессе динамического взаимодействия полярностей, которое является
источником всякого движения и развития и которое предстает как
диалектическое единство непрерывности и дискретности.
В “Дао дэ цзине” метод психической саморегуляции характеризуется
следующим образом: “Нужно сделать [свое сознание] предельно
беспристрастным, твердо сохранять покой, и тогда все вещи будут изменяться
сами собой, а нам останется лишь созерцать их возвращение. [В мире] большое
разнообразие вещей, но [все они] возвращаются к своему истоку (т. е. к
Дао)”.
Достижение подобной “бесстрастности” не означает, однако, выхолащивания
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
