эксперименты наведут нас на след объективных событий во времени и
пространстве, была бы не более основательной, - пишет Гейзенберг, - чем
надежда обнаружить «край мира» где-нибудь в районах Антарктики» (1,с10).
Так, например, по Гейзенбергу, атомы, изучаемые современной физикой, нельзя
рассматривать как реальные объекты, находящиеся в пространстве и времени.
Гейзенберг утверждает, что, по существу, они являются не материальными
частицами, а только символами, введение которых придает законам природы
особенно простую форму. «Атомное учение современной физики, таким
образом, существенно отличается от античной атомистики тем, что оно не
допускает больше какой-либо интерпретации в духе наивного
материалистического мировоззрения» (1,с.49-50).
Дело здесь, конечно, не в том, что Гейзенберга не удовлетворяет какая-
либо наивная форма материализма. Он отвергает материализм вообще как
научное мировоззрение, как основу научного познания. Чем же Гейзенберг
пытается обосновать свой категорический отказ от материализма и свою защиту
идеализма? На какие конкретные данные физики он стремится опереться в своем
столь далеко идущем пересмотре основ научного познания?
Нельзя не увидеть, что аргументация Гейзенберга основана на смешении
различных вопросов. Гейзенберг строит свое отрицание материализма вообще на
критике ограниченных представлений метафизического материализма. В самом
деле, характеризуя точку зрения классической физики, стоящей на позиции
признания объективности, данной нам в ощущении, Гейзенберг связывает это
признание объективной реальности с обязательным утверждением, что время и
пространство друг от друга не зависимы, неизменны, с физическими объектами
не связаны (1,с.3-4). Материализм, говорит он, обязательно должен
признавать неизменность пространства и времени, их независимость друг от
друга и от материальных объектов. Но современная физика показала
взаимосвязь пространства и времени, раскрыла связь свойств пространства с
распределением материи, зависимость пространственных и временных свойств
тел от их движения. Следовательно, заключает Гейзенберг, материализм
опровергнут.
Однако из того, что пространство и время оказались тесно взаимосвязаны,
что они зависят от свойств движущейся материи, вовсе не следует, что
физические явления стали зависимыми производными от субъекта. Оказалась не
состоятельной метафизическая точка зрения, согласно которой, пространство и
время – это некие неизменные и независящие друг от друга пустые
«вместилища» для физических процессов. Но от этого ни пространство, ни
время, ни сами физические процессы не перестали быть объективно реальными.
Свое отрицание объективности физических явлений, пространства и времени
Гейзенберг не может вывести из данных современной физики; он насильственно
навязывает его физической науке.
Другой аргумент, используемый Гейзенбергом для отрицания объективной
реальности, состоит в следующем. Материализм, по его мнению, обязательно
связан с признанием того, что мельчайшие частицы материи являются
уменьшенными копиями обычных макроскопических тел и непременно должны
двигаться по законам механики Ньютона. Между тем современная физика
доказала, что микрообъекты обладают сложной корпускулярно-волновой природой
и подчиняются особым, неизвестным ранее, квантовым законам. Значит,
заключает Гейзенберг, материализм потерпел крах, микрообъекты не являются
объективной реальностью!
Совершенно ясно, однако, что развитие физики показало несостоятельность
метафизической точки зрения, согласно которой все виды и формы движения
материи везде и всюду одинаковы и подчиняются законам механики. Из того,
что качественно своеобразны формам материи, какими являются микрообъекты,
присущи особые формы движения, нетождественные механическому перемещению,
вовсе не следует, что они не являются объективной реальностью.
И в этом случае Гейзенберг, противореча фактам, насильственно навязывает
современной физике отрицание объективной реальности. Аналогичным образом
«обосновывает» он и свое отрицание принципа причинности в микропроцессах.
Связывая признание объективности причинности с утверждением о том, что все
формы причинности сводятся к механической, он объявляет причинность
ликвидированной, поскольку в микропроцессах обнаружены иные формы причинных
связей, отличные от механических. Отрицание объективного характера
причинности Гейзенберг выразил в альтернативе: либо описание микропроцессов
в рамках пространства и времени ценой отказа от причинности; либо причинное
описание микропроцессов ценой отказа от пространства и времени. Под
описанием вне пространства и времени Гейзенберг понимает описание состояния
микрочастицы при помощи волновой функции ( (x,y,z,t) . Из невозможности
измерить на опыте волновую функцию отдельной микрочастицы, Гейзенбрг делает
субъективистский вывод о том, что волновая функция есть символическая
математическая схема состояния квантовой частицы вне пространства и
времени. Зато в этом случае, как утверждает Гейзенберг, сохраняется
причинность, выражаемая уравнением Шредингера. Зная начальные значения этой
функции, можно найти ее значения в любой будущий момент времени.
Гейзенберг, однако, лишает эту причинность объективных качеств. Она у него
выступает не как форма объективной связи микропроцессов, а как
символическая, не связанная с реальностью маиематическая формула,
связывающая изменение вероятностных состояний. Далее, по Гейзенбергу,
получается, что для описания движения частицы в пространстве и времени
необходимо вмешательство прибора для определения начальных значений
положения и скорости, что ведет к соотношению неопределенностей, подробнее
о котором будет сказано далее, и отказу от причинного описания (4,с.82).
Проблема реальности в квантовой физике решается в книге Гейзенберга
«Физика и философия». В ней утверждается, что человек в своем научном
отношении к природе имеет дело будто бы не с самой природой, отражая ее в
своих понятиях и теориях, а занимается скорее «фактическим», то есть
природой, подвергнутой уже человеческой постановке вопросов (3,с.36). В
классической физике это не приводит ни к каким парадоксам, в квантовой же
теории, говорит Гейзенберг, от этих парадок совизбавиться невозможно, так
как соотношение неопределенностей ограничивает применяемость классических
понятий.
В книге положительно оцениваются слова современного немецкого философа
К.Вейцзеккера: «Природа была до человека, но человек был до
естествознания». Первая половина этого высказывания, говорит Гейзенберг,
«оправдывает классическую физику с ее идеалом полной объективности. Вторая
половина объясняет, почему мы не можем освободиться от парадоксов квантовой
теории и от необходимости применения классических понятий» (3,с.35).
Отрицая объективную реальность, Гейзенберг пытается успокоить читателя
ссылкой на то, что это отрицание не является потерей для науки, а
представляет собой открытие новых «мыслительных возможностей». Однако он
вынужден признать, что в отрицании объективности физических явлений ученые
вовсе не единодушны, что это отрицание встретило сопротивление и
решительные возражения многих физиков, не принадлежащих к «копенгагенской
школе», возглавляемой Бором и Гейзенбергом.
Своим попыткам обосновать отрицание объективности физических процессов в
атомной физике В. Гейзенберг хочет придать убедительность также путем
проведения исторических параллелей и сопоставлений. Он стремится убедить
читателя в том, что весь ход развития естествознания и, в частности, вся
история атомистики с самых древнейших времен неизбежно ведет к идеализму.
По его мнению, в современной атомной физике, под которой он подразумевает
«копенгагенскую» трактовку квантовой механики, «исполнилось многое из того,
что предугадывали Левкипп и Демокрит», что идеи «копенгагенской школы»
являются «последовательным продолжением прежних длившихся тысячелетиями
усилий человека понять природу» (1,с.20).
Гейзенберг пытается создать впечатление оригинальности своего идеализма.
Так, он высказывает критические замечания по адресу философии Канта,
обвиняя ее в том, что в свое время она способствовала «Окостенению научного
мировоззрения» (1,с.15), поскольку объявляла ряд положений классической
физики универсальными «априорными условиями физических исследований».
Однако сам Гейзенберг не только не отказывается от априоризма, но все свое
внимание сосредоточивает на попытках приспособить априоризм к данным
современной физики. Он, как и Кант, считает пространство и время
субъективными априорными «формами упорядочения опыта», «формами
созерцания». По его мнению, современная физика не опровергает априоризм
Канта, а уточняет его: «…современная физика более точно определила границы
идеи «a priori» в точном естествознании, чем это было возможно во времена
Канта» (1,с.13). Это «уточнение» Гейзенбергом априоризма состоит в
утверждении, что должна существовать не одна какая-либо система априорных
форм созерцания, справедливая всегда и везде, а ряд таких систем априорных
форм, применимых в различных условиях опыта».
В этом и состоит освобождение науки от «Окостенения научного
мировоззрения»! Но наличие ряда таких систем явно противоречит внутреннему
единству науки. И не случайно Гейзенберг в результате этого приходит к
выводу: «На здание точных естественных наук едва ли можно смотреть как на
связное единое целое, на что раньше наивно надеялись… Это объясняется тем,
что здание состоит из отдельных специфических частей; и хотя каждая из
последних связана с другими посредством многих переходов и может окружать
другие части или быть окруженной ими, тем не менее она представляет
замкнутое в себе, обособленное единство» (1,с.18).
Метафизическое расчленение единого здания физической науки на ряд частей
Гейзенберг стремится использовать для того, чтобы сделать свои воззрения
приемлемыми для физиков, не желающих отказываться от признания
объективности явлений и причинности. С этой целью он заявляет: «В настоящее
время изменения в основных естественнонаучных положениях, произведенные
таким удивительным образом под влиянием изучения атомных явлений, оставили
классическую науку нетронутой» (1,с.16). Более того, Гейзенберг вместе с
Бором готов признать даже, что она по сути дела остается «предпосылкой
