античная атомистика, предполагает наличие неделимых элементарных частиц
материи – электронов, протонов, нейтронов и т. д, Однако необходимость
объяснить новые тончайшие экспериментальные данные привела к вскрытию
глубокого «внутреннего противоречия» и «непоследовательности», якобы
присущих античной атомистике. Эта «непоследовательность» состояла будто бы
в том, что атомы мыслились как некие реальные сущности, находящиеся в
пространстве. Таким образом, древняя атомистика, устраняя чувственно
воспринимаемые свойства атома, все же оставляла, заявляет Гейзенберг,за
ними одно такое свойство - "свойство занимать пространство" (1,с.49). Чтобы
осуществить программу атомистики полностью, надо было лишить атом и этого
свойства. Современное естествознание, утверждает Гейзенберг,
последовательно продолжает тенденцию к «аналитическому описанию" : устраняя
все чувственно воспринимаемые свойства атома, оно оперирует уже тем, что не
имеет никаких свойств, а представляет собой чистую математическую
символическую форму. По заявлению Гейзенберга, атом в современной физике
«не обладает никакими материальными свойствами" (1,с.31); «...современная
атомная физика в одном пункте идет значительно дальше атомистического
учения древних греков, причем это имеет существенное значение для понимания
всего ееразвития. Согласно Демокриту, атомы были лишены качеств, подобных
цвету, вкусу и т. д.; они обладали лишь свойством заполнять пространство.
Геометрические же высказывания относительно атомов рассматривались как
вполне допустимые и не требовали какого-либо дальнейшего анализа. В
современной физике атомы теряют и это последнее свойство; ониобладают
геометрическими качествами не в большей степени, чем остальными – цветом,
вкусом и т. д. Атом современной физики может быть лишь символически
представлен дифференциальным уравнением в частных производных в абстрактном
многомерном пространстве; только эксперименты наблюдателя вынуждают атом
принимать известное положение, цвет и определенное количество теплоты».
(1,с.31).
Атом, таким образом, «дематериализовался»: материя «исчезла» – остались
одни уравнения. Представляя дело так, будто «копенгагенская школа»
продолжает вековые традиции атомистического учения, Гейзенберг пытается
скрыть антинаучную сущность защищаемых им воззрений, ислользуя заслуженный
авторитет атомистики, принесшей великие научные завоевания. Но о каком
продолжении основной идеи научной атомистики может говорить «копенгагенская
школа», если научная атомистика основывается на признании объективной
реальности атомов, объективности пространства и времени, а «копенгагенская
щкола» с порога отвергает объективную реальность?
Античная атомистика всегда стремилась объяснить реальные свойства тел,
исходя из объективных, наиболее общих свойств материальных атомов;
Гейзенберг же со своими соратниками по «копенгагенской школе» пытается
представить физические явления как комбинации символических математических
форм, существующих лишь в человеческом созиании. То, что он считает
«непоследова-тельностью» античной атомистики – ее признанйе реальности
атомов и их свойств, на самом деле было основой всех ее успехов и
достижений (6,с.20).
С философской точки зрения несостоятельная попытка Гейзенберга
представить субъективистские воззрения современных «физических» идеалистов
продолжением идей научной атомистики основана на извращении действительного
соотношения общего и частного, абстрактного и конкретного. В трактовке
Гейзенберга общее - это не что-то реально присущее различным материальным
телам и существующее в частном, а произвольное создание человеческой мысли;
научная абстракция – не отражение того, что объективно имеется в самой
материальной действительности, а условный символ, служащий отметкой для
практики, средством для упорядочения опыта; в книге Гейзенберга
«Философские проблемы атомной физики» мы встречаемся с прямым
отождествлением абстрактного и символического. Таким образом, наиболее
общие свойства атомов Гейзенберг объявляет не реальными, а существующими
лишь в нашей голове. Отсюда его вывод, будто «претензии нашей науки на
познание природы в обычном смысле этого слова становились все меньше»
(1,с.33) .
Усиленно настаивая на своих утверждениях, будто современное понятие
атома имеет чисто «символический характер», будто «атомы не существуют как
простые телесные предметы» (1,с.50), но только как совокупность мысленных
математических форм, Гейзенберг непосредственно связывает свою трактовку
атомной физики с учением пифагорейцев. Он говорит о «творческой силе
математических построепий», о том, что «рациональный порядок окружающей нас
природы» имеет «свою основу в математической сущности законов природы»
(1,с.51) .
По утверждению Гейзенберга, на таком убеждении основано все
математическое естествознание, ставящее себе целью «математическое
истолкование порядка в природе», то есть отыскание того, из комбинации
каких мысленных математических форм «строятся» все явления. «Если в основе
музыкальной гармонии, – пишет Гейзенберг, – или форм изобразительного
искусства обнаруживается мятематическая структура, то рациональный порядок
окружающей нас природы должен иметь свою основу в математической
сущности законов природы. Такое убеждение впервые нашло свое выражение в
пифагорейском учении о гармонии сфер и в том, что элементам были присвоены
правильные формы" (1,с.51) . Но ученые древности, указывает Гейзенберг,
обладали ничтожным запасом пригодных для этого математических форм; это
были по преимуществу геометрические формы. К тому же они исследовали
статические формы и отношения. Вынужденный самим фактическим материалом
науки как-то принять во внимание диалектику природных явлений, Гейзенберг
подчеркивает, что такой статикой в современной науке обойтись больше
нельзя: сами эти геометрические формы и отношения уже не являются
неизменными. К каким же в таком случае «математическим формам» нужно
теперь сводить все явления? "...в окружающем нас реальном мире,– пишет
Гейзенберг,– неизменными являются не геометрические формы, а динамические
законы, определяющие возникновение и исчезновение. Гармонию пифагорейцев,
которую еще Кеплер надеялся найти в орбитах небесных светил, естествознание
со времен Ньютона ищет в математической структуре законов динамики, в
уравнениях, формулирующих эти законы» (1,с.51 – 52).
В отличие от древних пифагорейцев, Гейзенберг сводит все явления не
просто к геометрическим формам, а к «математической струкгуре" динамических
законов. Эти изменения, утверждает он, представляют собой последовательное
осуществление программы пифагорейцев.
В соответствии с тем, что, по словам Гейзенберга, во всех законах
природы есть «простая математическая сущность», «математическая простота
считается высшим эвристическим принципом» (1,с.53) научного исследования.
Все эти рассуждения являются извращением факта возросшего значения
математических методов в современной физике. Действительно, ни одна сколько-
нибудь плодотворная физическая теория не может обойтись без выражения
исследуемых ею законов природы в той или иной математической форме. Но
математические формы не создают явлений природы, не определяют их «рацио-
нальный порядок», не обладают никакой «творческой силой», способной
порождать материальные явления или быть “основой» последних. Существуя в
нашей голове, они только отражают объективные взаимосвязи самих
материальных явлений, присущие им закономерности. Вся история науки
показывает, как наше мышление меняет эти «математические формы», все лучше
и лучше приспосабливая их к объективной реальности, образом которой они
являются. Попытка Гейзенберга объявить «математическую структуру» явлений
основой самих этих явлений представляет собой обычную для всех идеалистов
попытку подменить отражаемое, то есть объективную реальность, ее отражением
– ощущениями, абстрактными понятиями и т. п. (5,с.22).
Намечая пути развития фундаментальной физики, Гейзенберг рисует
оптимистическую картину этого развития. Он полагает, что все пополняющаяся
таблица частиц представляет собой не просто набор данных, не имеющий
внутреннего смысла, но являет некий аналог спектральных линий, позволяющий
обнаружить глубинный закон природы, некую «динамику материи». Именно на
пути поисков этой динамики он и видит возможность радикального продвижения
по пути познания природного мира.
Выдвигая задачу поисков динамики материи, Гейзенберг, к сожалению, не
дает достаточно отчетливой характеристики самого понятия материи и ее
динамики. Иногда он говорит о превращении материи в энергию, давая тем
самым повод думать, что он в некотором смысле отождествляет эти понятия.
Анализируя абстрактный характер современной науки, Гейзенберг говорит, что
в экспериментах с элементарными частицами может быть обнаружено рождение
новых частиц любого типа при условии обеспечения необходимой для их
порождения энергии. Он дает здесь описание определенной ситуации в физике
частиц на привычном физикам языке. При должном его понимании такое описание
само по себе не вызывает сомнения. Но далее Гейзенберг замечает, что все
элементарные частицы, так сказать, изготовлены «из одного материала – его
можно назвать просто энергией или материей» (2,с. 253).
Главная цель атомной, теории, ее, так сказать, программа состоит, по
утверждению Гейзенберга, в том чтобы свести мир к одному "первоначальному
веществу" (1,с.96). Но этому мешает наличие в современной физике ряда
различных типов частиц материи – электронов, протонов, нейтронов и др.
Чтобы осуществить программу этого сведения. Гейзенберг объявляет, будто эти
частицы материи есть, не что иное, как различные формы одной и той же
энергии: «Мы теперь знаем то, что надеялись найти древние греки, а именно,
что действительно существует только одна основная субстанция, из которой
состоит все существующее. Если давать этой субстанции наименование, то ее
можно назвать не иначе, как «энергия»... Материя в собственном смысле слова
состоит из этих форм энергии, к чему всегда следует добавлять энергию
движения... Многообразие явлении нашего мира создается ... многообразием
форм проявления энергии» (1,с.98–99). Для обоснования этих утверждений
Гейзенберг использует факт превращения пар электронов и позитронов в фотоны
(квянты света), которые он рассматривает как форму энергии. С другой
