стороны, он заявляет, что известная в атомной фйзике формула: Е=mc2 (где Е
- энергия, m– масса, с – скорость, света) означает, будто энергия
«обладает» массой.
В процитированных словах Гейзенберга содержится уже не просто информация
о физических данных, но их определенная интерпретация философского
характера. Вдумываясь в сказанное, приходится заметить, что понятие материи
оказывается у него настолько неопределенным, что утрачивает даже то
содержание, которое первоначально неявно предполагалось. А именно – материя
понималась как вещество, как субстрат элементарных частиц. из которых
построены атомы обычных тел. Но если материя представляется в то же время и
энергией, тогда остается совершенно неясным, какой смысл имеет утверждение
«материя превращается в энергию». А между тем это утверждение повторяется
как само собой разумеющееся в различных статьях Гейзенберга.
Замечая в трудах Гейзеноерга неопределенность содержания понятия материи
и его отождествление с понятием энергии, М.Э.Омельяновский предполагает
(6,с.27), что использование понятия материи представляло для Гейзенберга
особые трудности. С одной стороны, он не может не оперировать этим
понятием, поскольку исследование структуры материи со времен античности до
наших дней составляет предмет его размышлений. В особенности это понятие,
как ему представляется, было положено в основу концепции Демокрита. Но в то
же время, с другой стороны, он хотел бы, как мы уже заметили, со всей
определенностью подчеркнуть, что современная физика реализует скорее
программу Платона, как бы отказываясь от понятия материи.
Понятие материи, как известно, можно определить как своего рода
сокращение, в котором мы охватываем сообразно их общим свойствам множество
различных чувственно воспринимаемых вещей. Поскольку микрообъекты предстают
нам скорее как абстрактные образы, а не как чувственно воспринимаемые вещи,
понятие материи охватывает эти образы, объединяя в себе все то общее, что
мы считаем присущим им.
Исследуя картину природы, как она рисуется современной физикой,
Гейзенберг замечает, что материю считали «чем-то пребывающим в изменении
явлений». Понятие материи и схватывает это пребывающее в изменяющемся. Как
бы мы ни называли постоянное в изменениях, которые развертываются перед
нашим чувственным или теоретическим взором, оно оказывается глубинной
основой самих процессов, а его воспроизведение в понятии – основой нашего
понимания этих процессов. Понятие материи в разные исторические эпохи по-
разному схватывает это постоянное в изменениях и тем самым каждый раз по-
своему осбеспечывает условие теоретизации нашего знания. Атомы Демокрита
дают нам исторически первый образ этого постоянного – они вечны и
неизменны. В физике частиц ХХ века мы находим более глубокий образ этого
постоянного в виде различного типа симметрий и соответствующих
сохраняющихся величин, которые характерны для всех известных превращений.
Понятие материи существенно изменилось со времен Демокрита. Но при всем
изменении было бы методологическим упущением не замечать того исторического
инварианта, который составляет непреходящий смысл этого понятия (6,с.25).
Когда Гейзенберг говорит, что все элементарные частицы как бы
изготовлены из одного материала, то тем самым он и указывает на
фундаментальный признак понятия материи. Сам этот материал, как полагает
Гейзенберг, и можно назвать материей. Гейзенберг верно отмечает
существенный признак этого понятия, но говорит, что то общее, что лежит в
основе всех превращений, можно назвать не только материей, но еще и
энергией. Тем самым Гейзенберг указывает на самое существенное в содержании
понятия материи а именно на ее постоянство при всех превращениях, ибо то же
самое можно сказать и об энергии.
Однако было бы ошибочным отождествлять эти понятия. Энергия – понятие
физическое, материя – понятие философское. Здесь, в области физики, на
почве теоретического познания они соприкасаются настолько, что возникает
соблазн полностью отождествить их и тем самым устранить одно из них как
излишнее в научном языке. И хотя Гейзенберг в явной форме не делает этого,
тем не менее его стремление подчеркнуть приоритет методологической
концепции Платона может создать у читателя впечатление, что он склонен
заменить понятие материи понятием энергии. Но такая трактовка позиции
Гейзенберга в его отношении и понятию материи была бы неточной. Если
рассмотреть его концепцию в целом, то увидим, что глубокое осмысление всего
хода научного познания, которое представлено, в частности, и в книге «Шаги
за горизонт», вьнуждает Гейзенберга не отменять, но углублять понятие
материи. Это осмысление , проведенное Гейзенбергом с такой
основательностью, не позволяет развернуться указанному предубеждению в
ошибочную позицию.
В ХХ веке произошли глубинные изменения в основаниях атомной физики.
Научное познние встретилось с такой областыо реальности, которую невозможно
выразить в привычных понятиях. В классической науке само собою разумелось
разделение природных объектов и нашего знания о них. Если мы хотим понять
структурную картину материи на уровне элементарных частиц, то мы вынуждены
принять во внимание и те физические процессы, с помощью которых мы получаем
знание об этих частицах. В отличие от материальных объектов повседневного
опыта вопрос о существовании микрообъектов современной физики принципиально
опосредован нашими средствами познания. Вот почему современное знание о
микромире не просто говорит нам о материи как таковой, но вынуждено
обратиться к самому себе, так сказать, включить рефлексию в само содержание
знания. Разделение природных объектов и человеческого знания о них стало
проблематичным. Гейзенберг замечает в этой связи, что современная атомная
физика осознается теперь «всего лишь как звено в бесконечной цепи
взаимоотношения человека и природы» (2,с.295).
«...Те составные части материи, которые мы первоначально считали
последней объективной реальностью, вообще нельзя рассматривать сами по
себе» (2,с.300) . Целью исследования, поясняет он, уже не является познание
атома и его движения вне зависимости от экспериментально поставленного
вопроса.
Надо согласиться с Гейзенбергом, что современная наука, и не только
физика, вынуждена с особым вниманием обратиться к средствам своего
исследования для того, чтобы найти глубинные закономерности материи,
скрытые от нас в отсутствии рефлексивного отношения к познанию.
Объектом исследования современной науки аказывается не просто объективная
реальность, но и само знание о ней, поскольку оно является средством
постижения мира. Утверждение об объективном существовании тех вещей,
которые составляют результат исследования, оказывается само по себе
серьезной проблемой.
Основные трудности квантовои теории при ее построении коренились именно
в этой проблеме. С описанной ситуацией в квантовой механике удалось
справиться с помощью особого математического языка. Развитие
математического формализма квантовой теории, а затем и физики элементарных
частиц неизбежно привело к выявлению и математической формулировке
специфических инвариантов соответствующих преобразований, которые и
позволяют нам говорить, что микрофизика посредством рефлексивного отношения
к своему исследованию нашла новые критерии объективности. Особенности
микропроцессов таковы, что при их исследовании возникла не только проблема
действительного существования этих объектов, но и проблема возможности их
существования. Понятие материи предполагает не только необходимость поисков
общего и сохраняющегося, устойчивого в исследуемых объектах, не только
решение проблемы взаимоотношения человека и средств его познавательной
деятельности к миру природы, но, оказывается, включает в себя еще и
категорию возможности. Тем самым мы как бы возвращаемся не только к идеям
Демокрита и Платона, но и к концепции материи Аристотеля, который впервые
обратил внимание на значимость этой категории. Гейзенберг указывает на
неизбежность и необходимость обращения к категории возможности для более
глубокого осмысления данных современной физики.
5. «Копенгагенская интерпретация» квантовой механики.
Философия современного естествознания, по мнению Гейзенберга и Бора,
развилась из философского обобщения результатов квантовой механики. Такое
обобщение, как полагают эти ученые, дано в той интерпретации квантовой
механики, авторами которой они являются (Гейзенберг называет ее
копенгагенской интерпретацией).
Копенгагенская интерпретация начинается, по словам Гейзенберга, с
парадокса: принимается, что атомные явления должны описываться в понятиях
классической физики, и одновременно признается, что эти понятия не
приспособлены точно к природе и их применяемость ограничена соотношением
неопределенностей (3,с.25, 33).
Далее Гейзенберг разъясняет идею дополнительности: корпускулярная и
волновая картины поведения атомных объектов взаимоисключают одна другую,
ибо определенная вещь не может быть одновременно частицей (то есть
субстанцией, ограниченной очень малым объемом) и волной (то есть полем,
простирающимся в пространстве большого размера). Но обе картины дополняют
друг друга; если использовать обе картины, то в конце концов получится
правильное представление о том виде реальности, который таится в наших
атомных экспериментах (3,с.29).
Таким образом, копенгагенской интерпретации, по существу, необходимо
было осмыслить диалектику атомных процессов, которая нашла выражение в
открытии противоположных корпускулярных и волновых свойств атомных
объектов.
Отметим два аспекта копенгагенской интерпретации. Первый из них,
развиваемый Гейзенбергом, сводится к следующему. В классической физике
допускается, что неточности в измерении можно сделать сколь угодно малыми,
то есть в принципе возможно освободиться от влияния процесса измерения на
объект; в квантовой теории такое освобождение в принципе невозможно, так
как в ней фигурирует соотношение неопределенностей, которое обусловливает
неточности в измерении объекта (идея «принципиальной неконтролируемости»).
Второй аспект – идея дополнительности. Философский смысл этой концепции
состоит в утверждении, что объект и субъект неразрывно связаны друг с
другом и что они не могут существовать один без другого. «Концепция
дополнительности» разрывает внутреннее единство корпускулярных и волновых
