"Отечестве" двадцать одну статью, а кроме того, издал небольшую брошюру,
прежде, чем он основал свой собственный журнал "Мгновение", который выходил
с 24 мая по 24 сентября 1855 г. (десятый номер был подготовлен к печати,
когда Кьеркегор смертельно заболел). В третий раз "вмешавшись" в свою
судьбу, Кьеркегор испытывает блаженство творчества, ибо он должен
разъяснять людям существующие понятия, "будоражить их, жалить иронией,
насмешкой, сарказмом". "Мгновение" — христианский аналог "Корсара", здесь в
ходу язвительные заголовки, парадоксальные афоризмы; поражая своих
противников стрелами сатиры и иронии, поэт расцветает. О цели, которую он
преследует, говорится в помещенной на страницах "Отечества" статье "Чего я
хочу?": "Очень просто: я хочу честности". А результат — в №5 "Мгновения":
"христианство, собственно, еще и не пришло в этот мир, оно так и не шагнуло
дальше своего образца, по крайней мере, дальше апостолов".
Смерть и признание
В промежутке между выпуском №7 и №8 "Мгновения" Кьеркегор опубликовал
речь под названием "Неизменность Бога", в основу которой положен стих из
послания Иакова (I,17). В ней, в частности, описывается, как странник
отыскивает в пустыне источник, неизменно дарующий прохладу, и говорит:
"Слава Богу". А ведь он "нашел всего лишь источник, что же должен сказать
тот, кто нашел Бога! Но и он также должен сказать: "Слава Богу, я нашел
Бога!"
Кьеркегор, как показывает новейшее исследование истории его болезни,
предпринятое медиком Ибом Сегором, страдал прогрессирующим параличом
спинного мозга. Нередко он терял сознание и падал, как дома, так и на
улице. 2 октября 1855 г. его поместили во Фредерикский госпиталь (ныне
Музей прикладного искусства). У его постели дежурил друг детства, пастор
Эмиль Боэсен. Однако Кьеркегор не допустил к себе священника и отказался
принять последнее причастие. Был он также и против того, чтобы на его
похоронах присутствовали духовные лица. Тем не менее в соборе Богоматери,
где состоялась панихида, проповедь произнес епископ П.К. Кьеркегор, брат
философа, а в числе прочих горсть земли на крышку гроба бросил настоятель
собора Э.К. Трюде — к негодованию молодого врача Хенрика Лунда,
посчитавшего нужным вступиться за своего покойного дядю.
По свидетельству многих современников, глаза Серена Кьеркегора излучали
необыкновенный свет. Одним из последних, кто застал Кьеркегора в живых, был
его четырнадцатилетний племянник, впоследствии знаменитый историк Трельс-
Лунд. Он рассказывает в своих мемуарах, что получил разрешение навестить
больного в госпитале. На прощанье Кьеркегор сжал в ладонях его руку "и
сказал: "Спасибо, что пришел ко мне, Трельс! И всего тебе доброго!" Но эти
простые слова сопровождались взглядом, какого я никогда ни у кого не видел.
Глаза его сияли неземным, горним, блаженным светом, который, казалось,
озарял всю палату. Все было в этом потоке света: пылкая любовь,
претворившаяся в блаженство печаль, пронзительная ясность и насмешливая
улыбка."
После смерти Кьеркегора идеи его вызвали сильный резонанс в Дании, а
также в Норвегии, где их подхватил Хенрик Ибсен; сам взыскуя честности,
горячего личного участия, призывая подкреплять слово делом, он представил
Кьеркегора Европе. Уже в 1861 г. Кьеркегор начал выходить в немецких
переводах, мало-помалу с ним начали знакомиться во Франции, США, и в
конечном итоге он завоевал мировую известность. Интерес к его творчеству
настолько велик, что может сложиться впечатление, будто философа куда лучше
знают за границей, чем на родине.[11]
Так, в кратких словах в главе мы провели знакомство с биографией
писателя, показали его сложный и, вместе с тем, необычный жизненный путь.
Подводя итог, надо сказать, что это была действительно гениальная личность,
идеи которой, во многом объясняющиеся складом его личности: болезненностью,
необщительностью, замкнутостью и т.п., хотя и не нашли отзывов
современников, но впоследствии завоевали мировую известность и оказали
влияние на европейскую и мировую философию и литературу. Ему многим обязаны
такие деятели культуры, как Г. Ибсен, М. Унамуно, А.П. Чехов, Н.А. Бердяев,
К. Барт.
Глава 2
В середине XIX века в философии складывались принципиально различные
течения. Позитивисты так или иначе обращались к научным, преимущественно
естественнонаучным данным, и использовали их в своей трактовке философии и
ее проблем. Не менее влиятельными были и течения, которые сознательно
противопоставляли себя естественнонаучному познанию с господствующим в нем
рационализмом - иррационалистические течения. Они, вообще говоря, не
отвергали науку, ее практическое значение для человеческой жизни, но
отказывались видеть в ней адекватный способ познания окружающего мира и
самого человека.[12]
Именно Серен Кьеркегор стал одним из основоположников иррационализма
XIX века и одним из первых философов, деятельность которого ознаменовала
поворот от классической философии к современной.
На первый план С. Кьеркегор выдвигает проблему человека. Никакие
научные рациональные методы, считал он, не годятся для познания человека.
Оно возможно только посредством саморефлексии и чувства.
Человек и его экзистенция становятся для Кьеркегора, а затем и для
очень широкого философского течения, предметом совершенно особого
вненаучного, иррационального типа познания, насколько оно вообще считается
возможным. Человек выходит за пределы науки как нечто абсолютно недоступное
ей.[13]
Итак, в центр своих философских размышлений Кьеркегор ставит проблему
бытия единичного - единого и единственного человека. Чтобы объяснить
особенность своей философии, Кьеркегор последовательно описывает и
анализирует три "сферы существования" человека - эстетическую, этическую,
религиозную.
То есть жизнь человека в целом, как считает Кьеркегор, покоится на тех
или иных правилах поведения, на тех или иных нормах и принципах отношения к
жизни, т.е. на этике. Но этика различна и Кьеркегор различает три
несводимых друг к другу типа жизни, выражающиеся в трех противоположных
стадиях (уровнях) жизни. По сути, Кьеркегор говорит о трех различных
этиках.
Исторически первая стадия, на которой протекает жизнь человека, это
эстетическая. Кьеркегор понимает эстетику как чувственность вообще,
руководствуясь, по-видимому, лишь этимологическим аспектом слова. "на этой
стадии человек обуреваем наслаждениями, одержим страстями. Это этика
большинства, строящаяся на принципе: "срывай день". Крайним выражением
эстетического бытия является эротика. Стремление постоянно искать
чувственного наслаждения разлагает изнутри эстетического человека. Он
становится пленником собственных устремлений. Неизбежно наступает
пресыщение и ощущение бессмысленности существования, сопровождающееся
отчаянием".[14]
Второй стадией жизни человека является этическая. Этическая стадия
противоположна эстетической. Основой этической этики является сознание
ответственности и долга каждого человека перед другим человеком, перед
человечеством. На этом уровне жизни культивируются постоянство и привычка,
а основным требованием становится требование стать самим собой.
В своей работе "Наслаждение и долг" (понятия, соответственно
коррелирующие с эстетическим и этическим началами жизни), Кьеркегор писал:
"Эстетическим началом может назваться то, благодаря чему человек является
непосредственно тем, что он есть; этическим же - то, благодаря чему он
становится тем, чем становится".[15]
Этическое, согласно Кьеркегору, — "нечто всеобщее, а всеобщее — это то,
что применимо к каждому, что может быть, с другой стороны, выражено так:
оно имеет значимость в каждое мгновение". Этика, как всеобщее, прекрасно
действует в сфере социальности, подчиняя всеобщему любое движение индивида,
она, в общем-то, всегда знает, что должен и когда должен делать
индивид.[16]
Такая дихотомия "эстетическое-этическое" получила полное освещение в
работе "Или-или".
"Или-или"
Книга "Или-или" была опубликована 20 февраля 1843г. под вымышленным
именем: ее издатель — некий Виктор Эремита (то есть Победоносный Отшельник
или же Одинокий Победитель), в руки которого случайно попали записки,
сделанные двумя разными лицами, почему произведение и разбито на две части
— "Записки А." И "Записки Б.". Название книги предлагает читателю две
жизненные позиции — уже здесь Кьеркегор выступает как философ выбора. Судя
по всему, А., который пишет на дорогой бумаге форматом в четверть листа,
натура утонченная, избранная, однако же, непоследовательная. Б.,
предпочитающий бумагу во вторую долю листа, состоит на службе в
министерстве: он асессор, то есть судья. Это человек, ведущий упорядоченный
образ жизни и имеющий обо всем твердые представления, в основе их —
безоговорочная вера в Бога, институт брака и общество, которому он служит.
Кьеркегор выводит здесь два человеческих типа — он называет их эстетиком и
этиком, — которые раскрываются в различных ситуациях, главным же образом в
своих рассуждениях.
"Записки А." хаотичны и обрывочны, ибо эстетическое, то есть
атеистическое и не отягощенное моралью мировоззрение не может быть
представлено сколько-нибудь последовательно. Его жизнь — череда не
связанных между собой мгновений, потому что душа его никак не найдет точку
опоры. "Душа моя подобна Мертвому морю, — пишет он, — через которое не
может перелететь ни одна птица: на полпути она падает вниз и гибнет".
Презирая занятых будничными делами филистеров, А. Ищет рассеяния в
произвольном "севообороте", и все равно существование его бесплодно и
уныло. Свои исключительные способности он употребляет на тонкий анализ
литературных персонажей; привлекают его и характеры обманутых женщин,
таких, как гетевская Гретхен или Эльвира из оперы Моцарта "Дон-Жуан". Но
впрямь ли они трагические жертвы мужского предательства? А. Понимает оперу
Моцарта интуитивно. Дон-Жуан воплощает для него примитивную силу,
заключенную в музыке, непреодолимый соблазн животной страсти. Первую часть
книги завершает "Дневник обольстителя", чей автор не тождественен А., — тот
уверяет, что переписал дневник с рукописи своего друга (Виктор Эремита в
