Айовы до Калифорнии или с некоего места до любого другого. Во всех этих
случаях “перемещение” может происходить без каких - либо заметных изменений
социального положения индивида или социального объекта в вертикальном
направлении.
Под вертикальной социальной мобильностью подразумеваются те отношения,
которые возникают при перемещении индивида или социального объекта из
одного социального пласта в другой. В зависимости от направлений
перемещений существует два типа вертикальной мобильности: восходящая и
нисходящая, т.е. социальный подъем и социальный спуск. В соответствии с
природой стратификации есть нисходящие и восходящие течения экономической,
политической и профессиональной мобильности, не говоря уже о других менее
важных типах. Восходящие течения существуют в двух основных формах:
проникновение индивида из нижнего пласта в существующий более высокий
пласт; создание такими индивидами новой группы и проникновение всей группы
в более высокий пласт на уровень с уже существующими группами этого пласта.
Соответственно и нисходящие течения так же имеют две формы: первая
заключается в падении индивида с более высокой исходной группы, к которой
он ранее принадлежал; другая форма проявляется в деградации социальной
группы в целом, в понижении ее ранга на фоне других групп или разрушении ее
социального единства. В первом случае падение напоминает нам человека,
упавшего с корабля, во втором - погружение в воду самого судна со всеми
пассажирами на борту или крушение корабля, когда он разбивается вдребезги.
Социальная мобильность может быть двух видов: мобильность как
добровольное перемещение или циркуляция индивидов в рамках социальной
иерархии; и мобильность, диктуемая структурными изменениями (например
индустриализацией и демографическими факторами). При урбанизации и
индустриализации происходит количественный рост профессий и соответствующие
изменения требований к квалификации и профессиональной подготовке. Как
следствие индустриализации наблюдается относительный рост рабочей силы,
занятости в категории “белых воротничков”, уменьшение абсолютной
численности сельскохозяйственных рабочих. Степень индустриализации
фактически коррелирует с уровнем мобильности, так как ведет к росту числа
профессий высокого статуса и к падению занятости в профессиональных
категориях низшего ранга.
Следует отметить, что многие сравнительные исследования показали: под
влиянием сил изменения в стратификационных системах. Прежде всего,
возрастает социальная дифферентация. Передовая технология дает толчок
возникновению большого числа новых профессий. Индустриализация приводит в
большее соответствие профессионализм, подготовку и вознаграждение. Иными
словами для индивидов и групп становится характерной тенденция к
относительно устойчивым позициям в ранжированной стратификационной
иерархии. В итоге усиливается социальная мобильность. Уровень мобильности
возрастает в основном вследствие количественного роста профессий в середине
стратификационной иерархии, т.е. за счет вынужденной мобильности, хотя
активизируется и добровольная, так как большой вес приобретает ориентация
на достижение.
Столь же, если не в большей мере, влияет на уровень и характер
мобильности система общественного устроения. Ученые давно обратили внимание
на качественные различия в этом отношении между обществами открытого и
закрытого типа. В открытом обществе нет формальных ограничений мобильности
и почти отсутствуют ненормальные.
Закрытое общество, жесткой структурой препятствующее увеличению
мобильности, тем самым противостоит нестабильности.
Социальную мобильность правильнее было бы назвать обратной стороной
той же проблемы неравенства, ибо, как отмечал М. Бьютл, “социальное
неравенство усиливается и узаконивается в процессе социальной мобильности,
функцией которой является отвод в безопасные каналы и сдерживание
недовольства.
В закрытом обществе мобильность вверх ограничена не только
количественно, но и качественно, поэтому индивиды, достигшие верхов, но не
получающие той доли социальных благ, на которую они рассчитывали, начинают
рассматривать существующий порядок как помеху к достижению своих законных
целей и стремятся к радикальным изменениям. Среди лиц, мобильность которых
направлена вниз, в закрытом обществе часто оказываются те, кто по
образованию и способностям более подготовлен к руководству, чем основная
масса населения, - из них и формируются вожди революционного движения в тот
период, когда противоречия общества приводят к конфликту в нем классов.
В открытом обществе, где сохранилось мало барьеров, мешающих
продвижению вверх, те, кто поднимаются вверх, имеют тенденцию отходить от
политической ориентации класса, в который они перешли. Аналогично выглядит
поведение тех, кто снижает свое положение. Таким образом, те, кто
поднимаются в высшую страту, менее консервативны, чем постоянные члены
высшей страты. С другой стороны, “сброшенные вниз” являются более левыми,
чем стабильные члены низшей страты. Следовательно, движение в целом
способствует стабильности и в то же время динамизму открытого общества.
Динамика социальной стратификации в России
9О-е годы ХХ века, по всей видимости, войдут в историю России как
эпоха трех революций, или, возможно, трех стадий одной революции, жестко
предопределяющих друг друга. Первая, политическая, завершилась в августе
1991 года; вторая, экономическая, дает первые ощутимые плоды. Однако
параллельно с ней и обгоняя ее, будет набирать ход третья - социальная
революция, которая станет реальностью очень скоро, но окончательно изменит
облик России лишь на исходе тысячелетия.
Подобная расстановка приоритетов вполне естественна: политика и
экономика - это злободневные темы, а злобой дня сегодня является задача
"накормить народ". Нет ничего очевиднее с точки зрения здравого смысла.
Согласно уверениям некоторых политиков, правительство может достаточно
быстро осуществить свои декларации: стабилизировать рынок, укрепить
финансовую систему и сбалансировать госбюджет. Исполнится сон реформаторов:
народ будет "накормлен" (то есть удовлетворит критический минимум своих
потребностей), так и не восстав.
Очевидно, однако, что за эту идиллию, по всей вероятности, стране
придется расплачиваться долго и мучительно. Удары топора, которым строят
светлое рыночное завтра, неминуемо чем-то отзовутся в нашей судьбе: будущее
имеет обыкновение жестоко мстить за легковесность, с которой решаются
проблемы настоящего.
Самым ужасным результатом реформ будет сокрушительный удар по
социальной структуре, унаследованной от советской эпохи. Эта структура
оказалась настолько стабильной и ударопрочной, что выдержала падение
"реального социализма". Падение властвующей элиты не привело к сколь либо
серьезным социальным конфликтам или катастрофам (о чем предупреждали
некоторые социологи) не в последнюю очередь и потому, что наиболее резкое
расслоение осуществлялось в советском обществе именно по признаку обладания
властью. Падение партократической элиты было сравнительно мягким, поскольку
другие признаки, расслаивающие общество индустриального типа (доход,
обладание собственностью, образование, профессия, социальный престиж и
т.д.) в советском обществе не были значимыми в той степени, которая с
неизбежностью обуславливает жестко конфликтные отношения социальных страт.
Прочное сцепление разнородных слоев в советских условиях имело место
не только благодаря короткой социальной дистанции между ними, но и в силу
такого явления как определенная взаимоуравновешенность статусов: низкая
зарплата и абсолютное безвластие интеллигента обесценивали его высокий
образовательный ранг и относительную свободу в глазах рабочего, имевшего,
по крайней мере, более солидный доход, - что не позволяло подспудной
недоброжелательности перерасти в открытую ненависть. Напротив,
представитель умственного труда компенсировал свое унижение сознанием
престижности высшего образования и интеллектуальной профессии, карьерными
перспективами и большей свободой распоряжения своим рабочим временем.
Иными словами: материальное положение не было доминирующим фактором
расслоения, противовесом ему служили не менее значимые - внеэкономические -
параметры.
Вот этим-то основаниям общественной интеграции сегодня на наших глазах
стремительно приходит конец. Переход контроля над собственностью от
государства к гражданам грозит пойти по самому худшему варианту: гигантская
часть национального продукта неудержимо поступает уже даже не в
распоряжение, а в легальную собственность новых и старых экономических
элит, а непропорционально малая течет сквозь пальцы большинства населения.
Уровень дохода становится главным параметром стратификации, не
сбалансированным никаким противовесом. Происходит выравнивание статусов по
уровню дохода, а это означает, что на смену высокоинтегрированной,
устойчивой социальной структуре грозит прийти наиболее нестабильная
разновидность классового общества.
Общество такого типа обречено постоянно балансировать на грани
социальной войны. Чем резче и одномернее социальное расслоение, тем выше
заряд негативных общественных настроений (ненависти, зависти, страха),
испытываемых различными слоями друг к другу, тем глубже их взаимное
отторжение. В этом смысле, будущее социального мира в стране зависит от
того, сможет ли правительство предотвратить лавинообразно нарастающие в
процессе стихийной приватизации чудовищные диспропорции в распределении
бывшей госсобственности между различными социально-экономическими группами.
В западных обществах тенденция к сокращению социальной дистанции имеет
место именно благодаря прочному положению и длительному росту среднего
класса, который тем самым сглаживает резкость социального расслоения и
является главным гарантом стабильности. Напротив, в странах "третьего мира"
колоссальный разрыв в доходах, в уровне и стиле потребления, в самом
образе жизни между верхними и беднейшими слоями населения колоссален, а
доля средних слоев несопоставимо (с Западом) низка.
Новая стратификация может оказаться социальным динамитом, который
взорвет общество, так как если не удастся обеспечить минимально необходимый
уровень доходов, объем и влияние среднего класса, в обществе неминуемо
возобладает самая опасная с точки зрения стабильности разновидность
социальной идентификации - классовая. Начало этого распада общества на
классовые идентификации придется, скорее всего, на время не до, а после
стабилизации рынка (причем, не будем забывать, стабилизации на очень низком
уровне). К этому моменту огромное количество людей, утратив надежды на
изменение личной ситуации, теплившиеся в период экономического хаоса и
неопределенности, поймет, что перебои с питанием есть еще не самая страшная
трагедия в этой жизни, и с трезвостью разочарования осознает жесткие рамки
своего социального ранга.
В этой ситуации каждый из основных трех классов будет по-своему нести
в себе потенциальную угрозу стабильности. Высший класс (крупные
предприниматели и собственники, акционеры предприятий-монополистов,
связанная с госсектором бюрократия и обслуживающая связи с мировым рынком
компрадорская буржуазия), сосредоточив в своих руках огромные богатства,
окажется красной тряпкой практически для всего общества. Демонстративное
потребление, ориентированное на западные потребительские стандарты, от
которого уже сегодня не могут отказаться наши нувориши, будет подпитывать
неугасимую ярость низших слоев.
С другой стороны, пропасть, которая проляжет между богатым и средним
классами, не позволит первому рассчитывать на партии, имеющие социальную
базу в лице последнего.
Наиболее активная часть неимущего класса (рабочие разорившихся и
убыточных предприятий, бывшие колхозники, так и не ставшие фермерами,
безработные, а также огромное большинство людей, не сумевших рационально
использовать возможности эпохи приватизации) - станет поставщиком
"массовки" для разного рода революционных движений.
Но даже не будь всего этого - большой малоимущий слой сам по себе
создаст непереносимую нагрузку на экономику. Высокие налоги, необходимая
помощь неимущим (не помогать же означает бунт и кровь), навряд ли станут
стимулом для развития деловой активности. Правительство, вынужденное
обременять ими другие классы, не заслужит благодарности от низшего и станет
врагом в глазах высшего и среднего, - на который придется основная тяжесть
налогов.
Средний класс - мелкие и средние предприниматели, преуспевающая часть
интеллигенции, рабочие прибыльных предприятий, новые собственники,
выигравшие от приватизации, - в ситуации резкого расслоения будут
испытывать двойную фрустрацию: страх перед разъяренным низшим классом и
ненависть к недосягаемому высшему. Самый печальный из возможных результатов
приватизации - создание слоя "фрустрированных собственников" - этой
потенциальной базы фашизма (который, по определению Сеймура Липсета,
является экстремизмом среднего класса).
Судьба общества, в котором господствует одномерная перспектива оценки,
печальна. Чем более распределение богатства совпадает с распределением
социального престижа, тем больше вероятность взаимного отторжения слоев -
низших, средних и высших, тем ближе и острее опасность дезинтеграции с ее
разновидностями от революции до гражданской войны.
Конечно, в мире нет страны, где бедные не испытывали бы неприязни к
богатым. Но эта естественная неприязнь может быть усилена или ослаблена - в
зависимости от факторов скорее социокультурного, нежели экономического
порядка. Если представители малоимущих слоев усвоят, что они не имеют
никаких шансов на поощрение обществом своих "нетоварных" достоинств, это
приведет не только к устрашающей моральной деградации, но и к
взрывоопасному обострению классовой ненависти. Не имея шансов разбогатеть,
он может добиться признания и почета совсем на другом поприще.
Список литературы
1. Зборовский Г. Е. Орлов Г. П. Социология. М., 1995.
2. Комаров М. С. Введение в социологию. М., 1995.
3. Ильин В. И. Основные контуры системы социальной стратификации
общества// Рубеж. 1991. № 1. С.96—108.
4. Смелзер Н. Социология. — М., 1994.
5. Комаров М. С. Социальная стратификация и социальная структура //
Социол. исслед. 1992. № 7.
6. Гидденс Э. Стратификация и классовая структура // Социол.
исслед. 1992. №11
7. Политология под ред. Проф. М.А. Василика М., 1999 г.
