Внезапно возникшим называют умысел, который возник у виновного в нормальном психическом состоянии и был реализован сразу или через короткий промежуток времени после возникновения. Нередко скоротечное формирование умысла провоцирует обстановка (увидел то, что «плохо» лежит, и украл). Очень часто внезапно возникший умысел формируется в условиях межличностного конфликта (бытовые преступления), в состоянии алкогольного, наркотического или токсического опьянения (уголовно-наказуемое хулиганство), в таких чрезвычайных обстоятельствах, как наводнение, пожар, землетрясение, авария и т.д.
При выделении аффектированного умысла акцент, как правило, делается не столько на момент, сколько на психологический механизм формирования умысла на совершение преступления. Поводом для его возникновения являются закрепленные в законе (ст.ст. 107,113 УК) противоправные или аморальные действия потерпевшего, способные вызвать у виновного состояние внезапно возникшего сильного душевного волнения, существенно затрудняющее сознательный контроль над волевыми процессами. Аффектированный умысел выделяют как самостоятельный вид, а не как разновидность внезапно возникшего умысла лишь потому, что именно он рассматривается законодателем в качестве основания смягчения ответственности за умышленное причинение вреда.
Следующей классификацией является деление умысла по степени определенности предвидения субъектом общественно опасных последствий своих действий (бездействия) на определенный (конкретизированный), альтернативный и неопределенный (неконкретизированный).
Определенный умысел характеризуется наличием конкретного и достаточно полного представления о качественных и количественных признаках объективной стороны совершаемого деяния. Например, производя из пистолета в упор выстрел в голову жертвы, преступник в полной мере осознает и то, что он совершает, и тот преступный результат, который должен наступить. При неопределенном умысле имеется не индивидуально-определенное, а обобщенное представление об объективных признаках деяния, т. е. виновный осознает только видовые его признаки. Так, нанося потерпевшему сильные удары по голове, груди и животу, виновный предвидит, что в результате будет причинен вред здоровью потерпевшего, но не сознает величины этого вреда.
Альтернативный умысел, в отличие от двух предыдущих, подразумевает, с одной стороны, наличие индивидуально-определенного представления о двух и более вариантах преступных результатов своих действий, с другой - отсутствие стремления достичь одного конкретного последствия, при сознательном допущении любого из них. Например, производя прицельные выстрелы в преследующего его сотрудника милиции, убегающий преступник предвидит как возможность причинения вреда здоровью милиционера, так и возможность причинения ему смерти. Не стремясь достичь конкретного варианта преступного результата, правонарушитель допускает возможность наступления любого из них.
Практическое значение рассмотренных классификаций состоит в том, что они позволяют детальнее рассмотреть психологический механизм преступного деяния и в соответствии с этим более точно определить меру ответственности виновного, вид и размер необходимого для его исправления наказания. В связи с этим представляется целесообразным на уровне постановления Пленума Верховного суда дать разъяснение существующим в теории и правоприменительной практике делениям умысла, а также определить степень влияния каждого из обозначенных выше видов умысла на характер и размер применяемого к виновному лицу уголовного наказания.
3.3 Вина неосторожная
Неосторожность как самостоятельная форма вины впервые была выделена в средневековой итальянской доктрине из непрямого умысла. Истории зарубежного уголовного права известны весьма разнообразные определения неосторожной формы вины: противозаконная решимость воли на деяние, из которого без намерения субъекта происходит преступление (Фейербах); решимость осуществить свою цель при отсутствии уверенности в ненаступлении преступных последствий (Грольман); решимость на действие, противозаконные последствия которого можно было своевременно усмотреть; бессознательно противоправная воля (Биндинг); непредвидение доступного предвидению последствия при осуществлении воли (Лист); недоразвитость рефлексов поведения и т.д.
Вопросы неосторожной формы вины получили отражение и в трудах отечественных дореволюционных криминалистов. Так, по мнению Н.А. Неклюдова: «Под неосторожностью разумеются такого рода деяния, которые происходят от неосмотрительности лица. По своему характеру неосторожные деяния совпадают со случайными деяниями, так как на практике весьма трудно разграничить их друг от друга; здесь все зависит от произвола судей». Д.Ф. Кистяковский относительно данной формы вины отмечал, что «понятие неосторожности растяжимо и более или менее условно. В одних правонарушениях признаки неосторожности очевидны, в других они едва уловимы. Только посредством анализа каждого данного случая можно определить, принадлежит ли оно к неосторожным или случайным правонарушениям. Было бы всего справедливей эту вину неосторожную, обложив самым низшим наказанием, каковы замечания, предостережения или в крайнем случае выговоры, карать преимущественно гражданским взысканием» [14].
В отечественной науке уголовного права достаточно полно разработаны методы уголовно-правового воздействия на преступную неосторожность. В разное время поиском путей решения данной проблемы занимались такие ученые, как Б.С. Волков, П.С. Дагель, Н.И. Загородников, М.С. Гринберг, В.Н. Кудрявцев, А.И. Рарог, В.Е. Квашис, Г.А. Злобин, В.А. Нерсесян, В.Г. Макашвили, М.Г. Угрехелидзе, A.M. Трухин и др. Несмотря на их фундаментальный вклад в обоснование особенностей уголовной ответственности за преступления, совершаемые по неосторожности, современная теория уголовного права и, соответственно, действующее уголовное законодательство не содержат полных и однозначных ответов на постоянно возникающие у правоприменителей вопросы по установлению и доказыванию вины неосторожных преступников.
В Уголовном кодексе Российской Федерации содержится более восьмидесяти статей, в которых предусмотрена ответственность либо за преступления, совершаемые по неосторожности, либо за умышленные деяния, которыми по неосторожности причиняется вред здоровью личности или материальный ущерб государству и гражданам. Далеко не все из этих составов эффективно используются правоохранительными органами в борьбе с преступностью, что во многом связано и с нечеткостью законодательных конструкций, и с неоднозначностью их доктринального и легального толкования.
Неосторожная форма вины, а в особенности преступная небрежность, является спорной с позиции осознанности лицом осуществляемых им действий, что, в свою очередь, лежит в основе психологической теории вины. Установление психического отношения «к общественно-опасному последствию при преступной небрежности представляет известные затруднения благодаря тому, что при ней у лица отсутствует всякое предвидение наступления такого последствия». По общему правилу, для определения характера и степени вины решающее значение имеет наличие или отсутствие у лица осознания возможности наступления общественно опасных последствий. Однако законодатель, формулируя определение преступной небрежности в ч. 3 ст. 26 УК РФ указывает на то, что: «Преступление признается совершенным по небрежности, если лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло предвидеть эти последствия». Таким образом, законодателем прямо предоставляется возможность привлечения к уголовной ответственности лиц, которые на момент совершения преступления не предвидели, а значит, и не осознавали возможности причинения вреда общественным интересам.
Приведенная выше законодательная формулировка преступной небрежности свидетельствует о допустимости привлечения к уголовной ответственности при отсутствии у лица собственного, внутреннего отношения к совершаемым им действиям, что абсолютно необходимо при совершении преступлений с другими формами вины. Нельзя не согласиться с мнением Г.С. Фельдштеина, который считал, что невозможно обосновать ответственность за неосторожность, исходя из волевой теории вины [49]. Об этом свидетельствует уже само указание на отсутствие у лица предвидения наступления последствий своих действий. В этой связи утверждение, что при неосторожности лицо действует со знанием дела, представляется весьма спорным. Знать - это предвидеть, а предвидения в рассматриваемом случае вовсе не требуется.
Рассмотрение указанной проблемы непосредственно связано с таким весьма спорным, актуальным и неразрешенным вопросом современной теории уголовного права, как соотношение принципа законности и категории целесообразности. Под законностью обычно понимаются требования точного и неукоснительного соблюдения законов всеми, кому они адресованы. Целесообразность, напротив, зачастую олицетворяется с наличием реальной возможности у правоприменителя отходить от обязательных предписаний закона и принимать произвольные решения. Это нередко приводит к выводу о необходимости полного отрицания целесообразности как категории уголовного права, о приравнивании ее к беззаконию. Подобный подход, на мой взгляд, является односторонним, а следовательно, не совсем правильным. Несмотря на то, что целесообразность не упоминается непосредственно ни в одной из статей Уголовного кодекса, тем не менее, она находит свое проявление во многих институтах уголовного права, один из которых — институт вины.
Приоритет практической целесообразности над законностью наблюдается и в случае отграничения преступной небрежности от невиновного причинения вреда.
Преступная небрежность находится на границе преступления и случая (невиновного причинения вреда). Каких-либо критериев их разделения в теории уголовного права не существует, что делает разрешение данного вопроса исключительно прерогативой суда. Как правило, в подобных ситуациях имеет место произвольное решение, основывающееся на собственных представлениях и весьма свободном истолковании той или иной жизненной ситуации. Функция определения того, могло или не могло лицо осознавать возможность наступления общественно опасных последствий, лежит исключительно на судах.
Решения судов по данному вопросу отличаются своей неопределенностью и неконкретностью, часто отсутствует логика, основанная на предписаниях закона. Характерным в этом отношении является следующий пример: судом Коми-Пермяцкого автономного округа по ч.1 ст. 109 УК РФ был осужден гр-н Едакин, совершивший данное преступление посредством производства выстрела из ружья, которое, по его мнению, было незаряженным. Суд пришел к выводу о случайности происшедшего, но, несмотря на это, признал Едакина виновным в причинении смерти по неосторожности и назначил ему наказание. Приведенный пример показателен в том плане, что отсутствие у судов четких критериев разграничения небрежности (как субъективного основания уголовной ответственности) и невиновного причинения вреда (как обстоятельства, исключающего уголовную ответственность) не позволяет им оправдать невиновных даже в случае установления случайности наступивших последствий.
Психологическая теория вины подразумевает, что суд не создает вину обвиняемого, а лишь познает в процессе судебного разбирательства дела, существует ли объективно вина подсудимого в рассматриваемом преступлении. В случае же с преступной небрежностью суд, наоборот, сам определяет вину, так как именно он, и только он дает оценку совершенному деянию и выносит в соответствии с этой оценкой свое окончательное решение. Решение, свидетельствующее о виновности или невиновности лица, принимается не в соответствии с правилами, четко указанными в законе, а на основании мнения отдельных людей - судей. Таким образом, усмотрение суда ставится над законом, что является предпосылкой произвола. Однако практическая деятельность (в данном случае — деятельность судов) вынуждена идти именно по такому пути, поскольку законодатель не дает надлежащего разрешения имеющейся проблемы.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13
