Уголовный закон в сфере определения субъективных оснований уголовной ответственности к сожалению, отстает от реальной действительности. В связи с этим встречающиеся в практике судопроизводства «разновидности преступного поведения, не охватываемые правовой конструкцией вины (это относится и к преступной небрежности), не должны искусственно подгоняться под эту конструкцию. Наоборот, «правовая конструкция вины должна быть «подогнана» под действительность». Таким образом Законность должна быть приведена в соответствие с целесообразностью, а точнее, с той правоприменительной практикой, которая имеет место в повседневной действительности.
Еще одним спорным, на мой взгляд, вопросом является существующее не только в общей теории права, но и в действующих законодательствах многих стран объединение в неосторожной форме вины двух достаточно противоречивых разновидностей неосторожности: осознанной неосторожности (recklessness), при которой деятель осознает, но игнорирует риск наступления неблагоприятных последствий своего деяния, и неосознанной неосторожности (negligence), при которой деятель не в состоянии в достаточной мере осознать риск, сопряженный с его поведением. Понятию осознанной неосторожности в отечественном уголовном праве и законодательстве в известной мере соответствует понятие легкомыслия (ч.2 ст.26 УК), которое ранее именовалось преступной самонадеянностью, а понятию неосознанной неосторожности - понятие небрежности (ч.3 ст.26 УК).
По общему правилу, неосторожные преступления считаются гораздо менее тяжкими, чем умышленные деяния, даже если они являются однородными или одновидовыми. По мнению некоторых ученых, это следует из толкования ст.24 УК РФ, где «в императивной форме указано, что деяния, совершенные по неосторожности, квалифицируются как преступные лишь в том случае, если об этом есть специальное указание в статье Особенной части УК, тогда как умышленные деяния квалифицируются в качестве преступлений без специального указания на нюансы субъективной стороны». Разделяю позицию тех авторов, которые заявляют: «Умышленная вина с ее осознанностью желанием или сознательным допущением преступного результата, конечно заслуживает гораздо большего упрека, чем неосторожная вина, лишенная указанных интеллектуальных качеств. В этом смысле умышленная вина - это злонамеренная вина, а неосторожная вина - вина невнимательности, отсутствия осторожности, забывчивости».
Считаю, что вопрос о степенях неосторожной вины не нуждается в законодательном закреплении, поскольку уголовный закон в данном случае должен лишь регламентировать возможность предъявления упрека лицу, неосознанно причинившему вред чьим-либо интересам. Величина же данного упрека будет непосредственно зависеть от размера причиненного вреда.
3.4 Двойная форма вины
В практической деятельности правоохранительных органов достаточно часто встречаются случаи, когда лицо, совершая умышленное преступление, причиняет общественно опасные последствия по неосторожности. Возникает закономерный вопрос: каким в целом признать такое преступление: умышленным или неосторожным? Если оценивать такое деяние по отношению субъекта к действиям, то оно должно считаться совершенным умышленно, а если по отношению к наступившим последствиям, то - совершенным неосторожно.
«Смешанная виновность», как сочетание различных форм вины, известна теории уголовного права достаточно давно. Однако первоначально ее понятие было настолько широким, что охватывало все «осложненные типы» преступлений: сочетание двух и более умыслов, двух и более неосторожностей, сочетание умысла и неосторожности. При этом к смешанной виновности зачастую относили идеальную и реальную совокупность преступлений, например, поджог дома и гибель в нем людей, или ограбление убитого по неосторожности лица.
Развитие теории субъективного вменения привело к возникновению в науке отечественного уголовного права концепции двойной формы вины. Еще в 60-е годы на страницах юридических изданий разгорелась бурная дискуссия, в ходе которой одни авторы рассматривали различное психическое отношение к действиям и последствиям как специфическую форму вины, другие считали, что здесь нет особой формы вины. Однако никто из них не отрицал возможности лица, совершающего преступление, по-разному относиться к своим действиям (бездействию) и к их последствиям. Например, Г. А. Кригер писал: «Наличие причинной связи между деянием, прямым и производным последствиями дает основание рассматривать содеянное как одно преступление с осложненной объективной и субъективной сторонами. Такую ситуацию, характеризуя субъективную сторону, следует назвать сложной или, возможно, двойной виной (а не формой вины)». А.Б. Сахаров, выступая противником двойной формы вины, отмечал, что признание смешанной вины означало бы разрыв единого психического процесса, составляющего содержание той или иной формы вины, на две части, каждой из которых может быть придано самостоятельное значение.
Проведение в начале 70-х годов диссертационного исследования проблемы смешанной формы вины в уголовном праве позволило А.Д. Горбузе сделать следующие выводы; «а) содержание смешанной формы вины состоит из двух относительно самостоятельных компонентов, каждый из которых обладает собственной структурой, сходной со структурой умысла и неосторожности... б) взаимосвязь компонентов смешанной формы вины настолько органична, что только их единство, а не механическая совокупность (сумма) образует смешанную вину как систему... в) смешанная форма вины представляет собой качественно определенное явление, не сводимое к совокупности составляющих его компонентов» [7].
Проблема неоднозначного психического отношения преступника к совершаемому деянию и к наступающим в его результате последствиям не утратила своей актуальности и осталась предметом научной дискуссии и в 80-е годы прошлого столетия. В частности, В.В. Лукьянов, анализируя «раздвоение» вины в преступлениях со сложным составом, отмечал, что «исключительное значение этой проблемы заключается в том, что без ее разрешения не имеет смысла говорить о гуманизации правоприменительной деятельности, об обеспечении справедливости, достижимой только при полном соответствии принимаемых мер воздействия степени общественной опасности совершаемых правонарушений» [21].
Возможно, результатом всех этих научных исследований и дискуссий стало появление в Уголовном кодексе Российской Федерации 1996 г. ст. 27 «Ответственность за преступление, совершенное с двумя формами вины»: «Если в результате совершения умышленного преступления причиняются тяжкие последствия, которые по закону влекут более строгое наказание и которые не охватывались умыслом лица, уголовная ответственность за такие последствия наступает только в случае, если лицо предвидело возможность их наступления, но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на их предотвращение, или в случае, если лицо не предвидело, но должно и могло предвидеть возможность наступления этих последствий. В целом такое преступление признается совершенным умышленно».
Анализируя данную законодательную конструкцию, можно выделить следующие признаки. Во-первых, преступное деяние совершается умышленно. Во-вторых, отношение лица к наступившим в результате его деяния последствиям характеризуется преступным легкомыслием либо небрежностью. В-третьих, тяжкие последствия влекут более строгое наказание, т. е. не охватываются конструкцией основного состава преступления.
Некоторые авторы пытаются относить к преступлениям с двумя формами вины те составы преступлений, законодательная конструкция которых подразумевает нарушение каких-либо правил (пожарной безопасности, безопасности на объектах атомной энергетики, санитарно-эпидемиологических правил и т.д.), повлекшее по неосторожности тяжкие последствия в виде причинения средней тяжести или тяжкого вреда здоровью либо смерть человека. Так, на примере дорожно-транспортных преступлений они отмечают, что «вопрос о выделении сложной формы вины возник из потребностей практики. Нередко наступлению вредных последствий предшествует умышленное нарушение Правил дорожного движения при неосторожном отношении к наступлению последствий». По мнению П.С. Дагеля и Д.П. Котова, «только при рассмотрении субъективной стороны автотранспортных преступлений по схеме смешанной формы вины возможно отграничение этих преступлений как от невиновных действий, так и от умышленных преступлений против личности, а также разграничение умышленного и неосторожного нарушения правил безопасности движения, повлекшего вредные последствия» [11] .
С этой позицией нельзя согласиться по той причине, что само по себе нарушение тех или иных правил безопасности не является преступным деянием независимо от того, как (сознательно или неосознанно) к нему относился сам нарушитель.
В современной учебной литературе предлагается различать два типа преступлений с двумя формами вины. К первому относятся преступления, квалифицированный состав которых характеризуется умыслом по отношению к преступному деянию и неосторожностью к возможности наступления тяжких последствий. Примером такого типа преступлений является предусмотренное ч. 3 ст. 123 УК РФ незаконное производство аборта, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшей либо причинение тяжкого вреда ее здоровью. Более распространенными разновидностями данного типа преступлений выступают предусмотренные п. «г» ч. 2 и п.п. «а» и «б» частей 3 ст.ст. 131 и 132 УК РФ квалифицированные составы изнасилования либо насильственных действий сексуального характера: повлекшие (умышленно или по неосторожности) заражение венерическим заболеванием, повлекшие по неосторожности смерть потерпевшего (потерпевшей), повлекшие по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью, заражение ВИЧ-инфекцией или иные тяжкие последствия.
Второй тип преступлений с двумя формами вины образуют умышленные преступные деяния, совершение которых ведет к наступлению двух последствий, одно из которых охватывалось умыслом виновного, а второе, более тяжкое, наступает по неосторожности. Например, предусмотренное ч. 4 ст. 111 УК РФ умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего: непосредственное последствие в виде тяжкого вреда здоровью причиняется умышленно, отдаленное и более тяжкое последствие в виде смерти потерпевшего умыслом виновного не охватывается и наступает по неосторожности. Так, 12 июня 1999 г. гражданин Т., находясь в сильной степени алкогольного опьянения, беспричинно из хулиганских побуждений нанес множественные удары руками и ногами по голове и другим частям тела гражданина Б. В результате избиения потерпевшему были причинены телесные повреждения в виде закрытой черепно-мозговой травмы с закрытым переломом височной кости справа, линейным переломом нижней челюсти и ушибом правой лобной доли головного мозга, повлекшие впоследствии его смерть. В этом примере совершенно очевидно осознанное стремление преступника причинить тяжкий вред здоровью и неосторожное отношение к смерти потерпевшего. Еще одним достаточно показательным примером данного типа преступлений является предусмотренное ч. 2 ст. 167 УК РФ умышленное уничтожение или повреждение имущества, повлекшее по неосторожности смерть человека или иные тяжкие последствия.
Распространенность подобных примеров актуализирует повышенное внимание законодателя и правоприменителей к проблеме четкой регламентации и правильной квалификации преступлений с двумя формами вины.
Статья 27 УК РФ была призвана, на мой взгляд, положить конец многолетним спорам о наличии наряду с умыслом и неосторожностью третьей самостоятельной формы вины: «смешанной», «двойной» или «раздвоенной». Подтверждениями этому предположению выступают как ее название, так и используемые в содержании ссылки на умысел и нормативные формулы легкомыслия и небрежности. Кроме того, закрепление в тексте закона того, что преступления с двумя формами вины в целом признаются умышленными, должно урегулировать и многолетний научный спор о приоритетности того или иного отношения к действиям (бездействию) и последствиям.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13
