"Во-первых. Установить равноправность всех и всякого перед прочным законом, сила и святость которого не могла бы быть никем и ничем поколеблена.
Во-вторых. Полная неприкосновенность личности и жилища должна быть обеспечена всем русским гражданам.
В-третьих. Необходима свобода слова и печати, так как лишь при этом условии возможны: выяснение рабочих нужд, улучшение быта и правильный успешный рост промышленности и народного благосостояния.
В-четвертых. Необходимо введение всеобщего обязательного школьного обучения с расширением программы существующих народных школ и установлением упрощенного порядка для открытия всяких учебных заведений, библиотек, читален, просветительных учреждений и обществ...
В-пятых. Существующее законодательство и способ его разработки не соответствует потребностям населения и русской промышленности... Необходимо в выработке законодательных норм участие представителей всех классов населения, в том числе лиц, избранных промышленными рабочими. Участие тех же представителей необходимо и в обсуждении бюджета, ибо последний является могущественным двигателем в руках государства при разрешении промышленных вопросов страны".
По сути дела речь шла о введении в России конституционной формы правления. Отдавая себе отчет в том, что выдвижение подобной программы могло бы иметь вес лишь как коллективная акция, Морозов обратился к другим капиталистам, но поддержки не получил: записку приняли (да и то с оговорками) лишь некоторые оппозиционно настроенные деятели в либерально- буржуазной среде. Документ был обсужден и на заседании правления Никольской мануфактуры. В журнале правления Никольской мануфактуры зафиксировано:
"1905 года сего 9 февраля. Слушали заявление директора правления Саввы
Тимофеевича Морозова о необходимости подачи совместно с другими
фабрикантами докладной записки по фабричному вопросу, представив содержание
ее в копии.
Ознакомившись с ее содержанием и не разделяя изложенного в ней взгляда директора правления, М. Ф. Морозова, И. А. Колесников и А. М. Вагурин от подписи таковой отказались, предоставив ему, Савве Морозову, право, если он найдет нужным, подписать докладную записку на его личную ответственность, как директора, заведующего фабриками, о чем составлен настоящий протокол.
Члены правления: М. Ф. Морозова, Савва Морозов, И. А. Колесников, А. М.
Вагурин".
Забастовка на Никольской мануфактуре.
В феврале 1905 г. забастовочная волна докатилась и до Никольской мануфактуры. За 20 лет после "Морозовской стачки" 1885 г., когда к управлению пришел Савва Тимофеевич Морозов, положение рабочих изменилось: были отменены штрафы, повышены расценки, построены новые спальни для рабочих, учреждены стипендии для учащихся и т. д. Однако коренного улучшения условий труда и быта произойти не могло, потому что любые нововведения, финансовые расходы надо было утверждать на правлении, где требовалось большинство голосов. У многих рабочих Савва Морозов, в отличие от своего отца и матери, пользовался доверием. Забастовав, рабочие потребовали 8-часового рабочего дня и повышения зарплаты, но он им отказал, так как не мог принимать подобные решения: реальным хозяином предприятия была М. Ф. Морозова, а она категорически воспротивилась желанию сына пойти навстречу рабочим. Савва потребовал, чтобы мать полностью передала распоряжение делами на фабриках в его руки, но в ответ на это в начале марта сам был устранен от управления. При этом мать пригрозила ему учреждением опеки. Она ему заявила: «Сам не уйдешь – заставим. Под опеку возьмем как недееспособного. Доктора да адвокаты помогут нам.… Уходи подобру-поздорову, не срами перед всей Россией!
Положение усугублялось личным одиночеством, отсутствием
взаимопонимания с женой, Морозов начинает избегать людей, много времени
проводит в полном уединении, не желая никого видеть. Изоляции
способствовала и Зинаида Григорьевна, бдительно следившая за тем, чтобы к
нему никто не приходил, и изымавшая поступавшую на его имя корреспонденцию.
Пополз слух о сумасшествии. Такая версия всем "заинтересованным лицам",
включая родственников, была удобна, позволяла объяснить неожиданный отход
его от общественной деятельности. Сохранилось коротенькое деловое письмо
Морозова, датируемое 26 марта, то есть периодом полного уединения, и
адресованное в Петербург инженеру А. Н. Тихонову, работавшему у него :"Я
решил прекратить разведки (речь идет о геологических изысканиях на Урале)
ввиду соображений, которые сообщу Вам впоследствии. Когда будете проезжать
Москву, заезжайте ко мне. Мне хотелось бы пристроить Вас куда-нибудь на
место". Нет нужды доказывать, что это письмо написано вполне здравомыслящим
человеком, ощущающим нравственную ответственность за судьбу тех, кто был с
ним связан.
Изоляция от общества.
По настоянию жены и матери был созван консилиум, констатировавший 15
апреля 1905 г., что у мануфактур-советника Морозова наблюдалось "тяжелое
общее нервное расстройство, выражавшееся то в чрезмерном возбуждении,
беспокойстве, бессоннице, то в подавленном состоянии, приступах тоски и
прочее". Рекомендовалось направить его для лечения за границу. Через
несколько дней, в сопровождении жены и врача Селивановского Савва
Тимофеевич выехал сначала в Берлин, а затем на юг Франции, в Канн. Здесь,
на берегу Средиземного моря, в номере "Ройяль-отеля", 13 (26) мая 1905 г.
он застрелился.
Многие обстоятельства этого шага до сих пор не ясны. Власти утверждали,
что виновниками его гибели были большевики, которых поддерживал Морозов и
которые начали его шантажировать. Такую версию изложил в донесении в
Департамент полиции московский градоначальник. Подобное объяснение получило
распространение и попало в мемуары Витте. По его словам, "чтобы не делать
скандала, полицейская власть предложила ему выехать за границу. Там он
окончательно попал в сети революционеров и кончил самоубийством". Внук
Саввы Тимофеевича, основательно изучивший многие перипетии судьбы деда,
задает в своей книге вопрос: зачем вообще революционерам надо было угрожать
Морозову? В подтверждение официальной версии никогда не было приведено
никаких доказательств. Истинные причины трагического решения еще
сравнительного молодого чело- века, отца четверых детей, были иными, лежали
значительно глубже, и их верно уловили хорошо знавшие Морозова люди. "Когда
я почитал телеграмму о его смерти ,- писал Горький ,- и пережил час острой
боли, я невольно подумал, что из угла, в который условия затискали этого
человека, был только один выход - в смерть. Он был недостаточно силен для
того, чтобы уйти в дело революции, но он шел путем, опасным для людей его
семьи и круга". В. И. Немирович-Данченко заметил: "Купец не смеет
увлекаться. Он должен быть верен своей стихии выдержки и расчета. Измена
неминуемо поведет к трагическому конфликту.12 Существует еще одна версия
смерти Саввы Тимофеевича Морозова, отличающаяся от остальных: «жена
уверяла, что в тот момент, когда она обнаружила мужа мертвым, окно было
открыто и она заметила человека, бегущего от отеля. Покойник лежал с
закрытыми глазами, но до его век никто из домашних не дотрагивался. Да и
почерк на предсмертной записке показался ей немного необычным… Зинаида
Григорьевна Морозова была свято убеждена, что ее муж никогда не решился бы
на самоубийство».
Но истинную причину смерти мануфактур-советника Морозова мы никогда не узнаем. 13
Вот они, траурные извещения, которые можно прочитать и сегодня, три четверти века спустя, на хранимых в архивах пожелтевших газетных страницах:
«Правление Никольской мануфактуры «Савва Морозов, сын и компания» с
глубоким прискорбием извещает о кончине незабвенного своего директора Саввы
Тимофеевича Морозова, скончавшегося в Канне на французской Ривьере 13 мая
сего года. Панихиды по усопшему будут совершаться в правлении мануфактуры
ежедневно», - сообщало «Русское слово»
«Совет старейших Общества любителей верховой езды в Москве извещает о кончине глубокоуважаемого своего президента Саввы Тимофеевича Морозова» – объявление в «Московском листке»
«Русские ведомости» печатали извещение: «От дирекции, артистов и
служащих Московского Художественного театра. В среду 18 мая в Камергерском
переулке (дом Лианозова) будет отслужена заупокойная литургия по Савве
Тимофеевиче Морозове.
На траурное богослужение приглашало москвичей и Общество содействия развитию мануфактурной промышленности.
Но нигде ни одной строкой не упоминалась причина внезапной смерти человека, которого еще недавно друзья и знакомые встречали бодрым, физически здоровым.
Правда «Скорбный листок» в «Московских ведомостях» оказался более откровенным:
«О причинах неожиданной смерти мануфактур-советника Саввы Тимофеевича
Морозова, известного цветущим здоровьем, вчера много говорили в различных
общественных кружках столицы и преимущественно в коммерческих, где известие
было получено еще утром.
…Савва Тимофеевич умер от болезни сердца, и полагают, что эта болезнь
развилась на почве сильного нервного потрясения, полученного покойным.
Рассказывают, что на фабриках Никольской мануфактуры началось рабочее
движение чисто экономического характера, вызванное соображениями о
необходимости сократить рабочий день, увеличить заработную плату и пр.
Движение это носило совершенно мирный характер и выражалось, главным
образом, в мирных переговорах администрации с рабочими… Савве Тимофеевичу
Морозову как главному директору-распорядителю товарищества пришлось принять
ближайшее участие в этих переговорах, как с рабочими, так и с
администрацией фабрик. Все это сильно расстроило Савву Тимофеевича, и он,
потрясенный уехал в Москву. Врачи констатировали сильное нервное
расстройство и посоветовали путешествие за границу. Не прожив за границей и
месяца, Савва Тимофеевич скончался.
Савва Тимофеевич Морозов успел зарекомендовать себя большой энергией, был в высшей степени самостоятелен в решениях и настойчив».
Смерть примирила родственников с Саввой. Согласно христианским канонам,
самоубийцу нельзя хоронить по церковным обрядам. Морозовский клан
объединился и, используя и связи и деньги, начал добиваться разрешения на
похороны. Властям были представлены путанные и довольно разноречивые
свидетельства врачей о том, что смерть была результатом "внезапно
наступившего аффекта" (следовательно, нельзя ее рассматривать как обычное
самоубийство), но в тоже время покойного нельзя считать и душевнобольным
(признание его таковым было нежелательным для престижа семьи). Личный врач
Гриневский дал следующее заключение: "Главной и вероятней всего
единственной причиной нервного расстройства было переутомление, вызванное
как общественными, так и специально фабричными делами и связанным с ним
рабочим вопросом. К началу марта, после продолжительных забастовок рабочих
на фабрике, наступил резкий упадок физических и нравственных сил". "Знал я
Морозова продолжает врач, - более двадцати лет и состоял последние десять
лет его личным врачом; я могу засвидетельствовать, что предотвратить этот
печальный исход не было никакой возможности. С одной стороны, он не был
психически болен какой-либо определенной психической болезнью, которая
давала бы право ограничивать его права и самостоятельность; с другой - при
врожденной непреклонности и упорстве в достижении ранее намеченной цели -
он не поддавался никаким убеждениям и доводам. Признавая свои поступки в
рабочем вопросе во многом ошибочными и ошибки эти непоправимыми - он видел
один выход в самоубийстве".
Получив морозовские деньги, Гриневский писал то, что требовалось.
Причиной оказалось "ошибочное" отношение к рабочим... 28 мая исполняющий
обязанности московского генерал-губернатора секретно донес в Петербург:
"Усматривая, из свидетельства врачей Селивановского и Гриневского, что
мануфактур-советник Савва Тимофеевич Морозов лишил себя жизни в припадке
психического расстройства, предложил градоначальнику сделать распоряжение о
выдаче удостоверения о неимении препятствий к преданию тела Морозова земле
по христианскому обряду". На Рогожском кладбище 29 мая ,куда с вокзала в
Покровский храм было перенесено тело почившего, состоялось заупокойное
богослужение, были организованы пышные похороны, а затем - поминальный обед
на 900 персон.
