Верховного главнокомандующего генерала Болдырева. Здесь адмирал узнал о смерти Алексеева, гибели Корнилова и назначении Деникина новым главнокомандующим на юге страны. В Сибири же положение казалось к этому времени многообещающим и достаточно устойчивым. Марионеточная владивостокская администрация (“Временное правительство автономной Сибири” во главе с П. Я. Дербером, а затем И. А. Лавровым, сформированное после захвата Владивостока чехами в июне 1918 г. и самораспустившееся в октябре
1918 г.) признала юрисдикцию Директории, шансы на создание боеспособной армии были велики как никогда, и Колчак еще раз принес свои личные интересы в жертву долгу: он отказался от мысли свидеться в ближайшее время с родными и по предложению генерала Болдырева занял пост военного и морского министра в Сибирском правительстве.
Общая дестабилизация перешла после 1917 г. какую-то роковую черту, за
которой восстановить жизнь обычными средствами, средствами, присущими
старой России, было уже невозможно. Однако оставалась надежда на сохранение
чувства ответственности у лучших представителей всех слоев общества и
целительное действие самого ритма государственной жизни.. Именно это и
придавало уверенности А. В, Колчаку, когда он принимал должность военного
министра в Сибирском правительстве. Однако первые же дни показали, сколь
много проблем остается еще у власти, пытающейся в условиях всеобщего
разложения организовать фронт и тыл. Адмирал сразу же столкнулся с
неясностью своего положения по отношению к действующим войскам,
неопределенностью взаимоотношений с командующим, всеми недоразумениями
корпусной территориальной системы, „на основе которой была организована
Сибирская армия, и т. п. Существование двух вооруженных сил — Сибирской и
Народной (созданной КОМУЧем) армий, отличавшихся даже формой одежды,
постоянное вмешательство чехов во внутренние дела правительства, конфликты
между Сибирским правительством и Директорией, члены которой,
преимущественно эсеры по своим политическим, пристрастиям, не-лояльцо
относились к профессиональным военным,— все это постоянно усложняло
ситуацию. Вновь получался замкнутый . российский круг, из; которого не
виделось выхода: еще один вариант двоевластия.
В этих условиях (которые не слишком изменились по сравнению с обстановкой лета 1917 г.) Колчак пытался добросовестно исполнять обязанности министра, выезжал на действующий фронт, занимался вопросами снабжения армии, при этом демонстративно не вмешиваясь в политические дела: он не только отверг предложение офицеров об усилении влияния военных на внутреннюю ситуацию, но и накануне событий 18 ноября 1918 г. подал прошение об отставке, мотивируя свое решение тем, что “вместо чисто деловой работы здесь идет политическая борьба, в которой я принимать участия не хочу, потому что я считаю ее вредной для ведения войны”. Однако судьбе угодно было распорядиться иначе.
В ночь на 18 ноября казачьими частями самовольно были арестованы четверо
членов Директорий. Политический кризис закончился государственным
переворотом, еще раз обнаружившим всю шаткость положения в тылу Белой армии
и отсутствие единства в рядах сил, ведущих борьбу против большевизма. На
состоявшемся вслед за этими событиями совместном заседании Директории и
Совета министров было решено поставить во главе правительства лицо военное,
т. е.- объединить военную и гражданскую власть. Колчак предложил на этот
пост верховного главнокомандующего генерала Болдырева, однако члены
правительства выразили сомнение в способности Болдырева нормализовать
положение, так как он по политическим своим симпатиям явно тяготел к эсерам
и соответственно был вовлечен в чисто политическую борьбу, в годы
гражданской войны особенно губительную. После долгого обсуждения (на втором
совещании, проходившем в тот день. Колчак отсутствовал) Совет министров
признал Директорию несуществующей и постановил учредить пост Верховного
Правителя с исключительными полномочиями. А. В. Колчак был в то время,
пожалуй, единственным человеком, способности которого отвечали задачам
насущного момента, и немудрено поэтому, что новая должность была предложена
именно ему. Адмиралу никогда не свойственно было уходить от
ответственности; он согласился.
18 ноября был издан программный документ нового правительства “Положение о
временном устройстве государственной власти в России”, где намечались
главные направления работы в тылу Белой армии; Колчак сформировал Совет
Верховного Правителя из пяти членов для решения экстренных вопросов и
определил формы его сотрудничества с Советом министров.
Военный переворот в Сибири не был противоправной акцией: специальный суд
расследовал обстоятельства, предшествовавшие аресту членов Директории,
выявил их неблаговидную роль в политическом кризисе и сделал достоянием
гласности связи с руководством эсеровской партии (в частности с Черновым),
крайне враждебно настроенным по отношению к правительству в Омске.
Организаторы переворота были оправданы, а бывшим членам Директории
предоставили возможность выехать за границу.
Белому движению была необходима координация действий различных сил, ведущих борьбу с большевизмом. Однако, хотя создание реальной единой администрации и реальной единой армии так и осталось невыполненной задачей, формальное объединение все же было завершено: 30 апреля 1919 г. власть Колчака была признана Временным правительством Северной области, 10 июня именно из Омска генерал Юденич был назначен главнокомандующим русской армией на северо- западе страны, а 12 июня в своем подчинении Сибирскому правительству заявил генерал Деникин.
Верховный Правитель России, определяя сущность своей власти, свидетельствовал: “Единоличное верховное командование может действовать с диктаторскими приемами и полномочиями только на театре военных действий и в течение определенного, очень короткого периода времени, когда можно действовать, основываясь на чисто военных законоположениях”. При этом “в вопросах финансового порядка, торгово-экономических отношений ... единоличная власть как военная должна непременно связываться еще с организованной властью гражданского типа, которая действует, подчиняясь военной власти, вне театра военных действий. Это делается для того, чтобы объединиться- в одной цели ведения войны”.
Подобная работа удалась на первых порах как нельзя лучше. Сама жизнь рассматривалась в контексте военных задач, и война гражданская воспринималась как продолжение мировой; борьба велась за суверенитет, государственную целостность и достоинство Отечества. Сам Колчак прекрасно понимал, что и после капитуляции Германии желанные цели отнюдь не были достигнуты, и страна была как никогда далека от умиротворения. “Я видел,— вспоминает он,— что мир нас не касается, и считал, что война с Германией продолжается. Я тогда в первое время надеялся, что в случае если нам удастся достигнуть известных успехов на фронте, то мы будем приглашены на мирную конференцию, где получим право голоса для обсуждения вопроса о мире”.
К весне 1919 г. была закончена реорганизация армии, существенно повысилась
боеспособность и улучшилось материальное обеспечение войск; однако
слабостью сибирских частей оставалось преобладание неустойчивой солдатской
массы над офицерством (на 400 000 личного состава приходилось не больше
30000 офицеров), что в условиях гражданской войны было чревато тяжелыми
последствиями.
Политические преобразования в тылу поначалу благоприятно влияли на ход боевых действий. В начале марта 1919 г. войска Колчака сумели перейти в наступление на западном фронте. Основная задача — нанести удар в направлении Уфа — Самара и выйти к берегам Волги с тем, чтобы соединиться с деникинскими частями,— была возложена на Западную армию под командованием генерала М. В. Ханжина. Сибирская армия под командованием генерала Р. Гайды наступала на Казань — Ижевск.
Красные оставили Актюбинск и Орск, Сибирская армия вышла к реке Вятке. От
Сергиевска до Чистополя во фронте противника образовался 150-километровый
разрыв, свободная зона Для наступления белых частей. Однако генерал Гайда
не сумел воспользоваться столь явным стратегическим преимуществрм.
Сопротивление противника становилось все более ожесточённым, и к маю
наступление белых захлебнулось. В середине месяца красным удалось
перехватить инициативу, а осенью большевики были уже в предгорьях Урала.
В целом ход боевых действий на фронтах гражданской войны достаточно хорошо известен. Поэтому мы попытаемся остановиться на фактах, которые характеризуют прежде всего деятельность самого А. В. Колчака как военного и гражданского администратора, приглядеться внимательнее к внутренней сущности установленного им режима, определить его особенности и характер с учетом конкретной политической ситуации. Быть может, это облегчит нам понимание и трагедии Колчака, и причин поражения Белой армии в Сибири.
Нет в мире вооруженной силы, которая могла бы выполнять боевые задачи,
когда_ в тылу у нее царит экономическая разруха. Между тем именно
хозяйственная политика военных администраций очень часто исчерпывающе
характеризует их истинные задачи. Оккупанты обычно придерживаются тактики
насильственных реквизиций, поборов, полного хозяйственного произвола,
нисколько не заботясь о сохранении устоявшихся рыночных и иных связей
(кстати, такова была в эпоху военного коммунизма экономическая политика
большевиков — один из немногих примеров применения тактики выжженной земли
в собственном тылу); ответственные же политики стараются минимально
вмешиваться в экономику, пытаясь организовать снабжение армии без
террористических эксцессов. Именно так стремился действовать и Колчак,
хозяйственная политика которого была, несмотря на установившийся режим
военной диктатуры, вполне либеральной. (А быть может, в тех условиях
либеральную экономическую политику и могла проводить только администрация,
наделенная диктаторскими полномочиями?) Сразу же после переворота было
учреждено чрезвычайное экономическое совещание, в котором были представлены
все хозяйственные структуры Сибири. В вопросах обеспечения фронта
установился четкий порядок, в остальном действовал рыночный механизм.
“Делами общегосударственного порядка,— вспоминал адмирал,— мне почти не
приходилось заниматься”.
В речи на 1 Всероссийском съезде по внешкольному образованию (май 1919 г.)
В. И. Ленин так охарактеризовал экономику Сибири при Колчаке: “...свобода
торговли хлебом есть свобода капиталиста, свобода восстановления власти
капитала. Это есть колчаковская экономическая программа... Но чем он
держится экономически? Он держится свободой торговли, он за нее идет”.
Далее председатель СНК утверждал, что всякий, кто в условиях “отчаянной
схватки” стоит за свободу торговли хлебом, “и есть колчаковец”. Любопытно,
что, по логике этого заявления, “колчаковцами” вскоре после расстрела
Верховного Правителя России стали и сами большевики.
Внутренняя политика Колчака на долгое время стала символом произвола,
террора и беззакония. Не стоит, однако, забывать, ^то гражданская война —
отнюдь не идеальное время для формирования правового государства. Причем,
когда Колчак стал Верховным Правителем России, шел уже второй год
междоусобных смут, и надо было принимать действовавшие правила борьбы.
Одним из первых актов Омскому правительству пришлось финансировать поиски
семьи Романовых, а.затем учредить комиссию по расследованию
екатеринбургского убийства, сумевшую сохранить для потомства уцелевшие
документы и пролить свет на это злодеяние. Кровь взывала к отмщению. К
убийцам императора, добровольно, исходя из интересов России, отрекшегося от
престола, членов его семьи, их слуг, невозможно было отнестись
снисходительно. Политическая система и социальная идеология, в рамках
которых стало возможным подобное злодеяние, вызывали естественную
ненависть.
