Национально-государственное устройство
0 МОДЕЛИРОВАНИИ В ТЕОРИИ ФЕДЕРАЛИЗМА
И ПРОБЛЕМЕ АСИММЕТРИЧНЫХ ФЕДЕРАЦИЙ
© 1997 г. Э. В. Тадевосян[1]
Многие объективные факторы обусловливают сегодня возрастание роли и значения научной разработки современной теории федерализма. Во-первых, в мире насчитывается более двух десятков стран с федеративным политико-территориальным устройством, среди которых такие крупные, как Индия, Россия, США, ФРГ, Канада, Пакистан, Нигерия, Бразилия, Австралия, Мексика, Малайзия, Эфиопия, а также Швейцария, Австрия, Бельгия, Венесуэла, ОАЭ и др. В общей сложности федеративные государства, составляющие лишь чуть больше десятой части всех стран мира, насчитывают примерно треть населения Земли и охватывают более половины территории земного шара. Еще большее число стран мира имеют, условно говоря, те или иные элементы федерализма (автономии, те или иные самоуправляющиеся территории, хотя несомненно, что наличие автономий в государстве само по себе не определяет его федеративного характера). Накопленный богатый опыт мирового федерализма создает исключительно благоприятные предпосылки и условия для его научного обобщения в рамках современной теории федерализма. Вовторых, не только в историческом прошлом, но и в современную эпоху в мире происходит как распад старых федераций (например, СССР, Югославии и Чехословакии), так и создание новых (в частности, Бельгии, новой Югославии). В-третьих, в современной России происходит глубокое реформирование старого федерализма и становление нового, реального федерализма. В ряде других стран СНГ остро стоит вопрос о политико-правовом статусе различных территориальных образований (Нагорный Карабах, Абхазия, Южная Осетия, Приднестровье и др.), решение которого может потребовать использования федерализма или тех или иных его элементов. В самой России на первый план выдвинулась проблема статуса Черни, которая также вряд ли разрешима вне рамок конфедеративных и ассоциированных отношений. В-четвертых, интеграционные процессы в ряде регионов(объединяющаяся Европа, страны СНГ) делают реальной возможность создания в сравнительно близкой перспективе конфедераций, а в более отдаленной – и федераций. В-пятых, ди- намика интернационализации и глобализации в масштабах всего мира делает все более актуальными и значимыми вопросы общего руководства развитием мировых процессов в целом, прежде всего в решении быстро обостряющихся экологических и иных общих проблем современности, что, вероятнее всего, потребует использования конфедеративных и федеративных форм.
Все это и многое другое вызывает вполне закономерное и особенно пристальное внимание научной и политической общественности к вопросам теории и практики федерализма. Отражение этого, в частности, – само появление за последние годы ряда специальных научных трудов по данной проблематике[2], а также активное обсуждение этих проблем на страницах ряда журналов: "Политические исследования", "Регионология", "Этнополис", "Российская Федерация", – в которых в течение ряда последних лет систематически публикуются десятки статей по этим вопросам. Журнал "Государство и право" РАН фактически начал обсуждение теоретических проблем федерализма уже несколько лет назад[3]. Поэтому опубликование в нем под рубрикой "Дискуссии и
обсуждения" новой статьи Л.М. Карапетяна "К вопросу о "моделях" федерализма. Критический обзор некоторых публикаций" (1996, № 12), с одной стороны, как бы продолжает давно идущий обмен мнениями, а с другой стороны – дает основу и повод для его развития на новой базе более целенаправленно. К этому побуждает и спорный характер затронутых в ней вопросов, и полемический задор автора[4].
МОДЕЛИ ИЛИ "МОДЕЛИ" ФЕДЕРАЛИЗМА?
Скажем сразу, статья Л.М. Карапетяна[5] оставляет противоречивое впечатление. Это связано с тем, что автор, с одной стороны, выдвигает ряд правильных суждений, касающихся разработки общей теории федерализма, а с другой – то, каким образом, с помощью каких аргументов они обосновываются, очень часто вызывает серьезные возражения. Покажем это прежде всего на примере решения им проблемы моделирования в теории федерализма. Нельзя не поддержать стремления автора четко и обоснованно определить общие основы федерализма, его общезначимые черты и принципы, без чего ни о какой теории федерализма, понятно, не может быть речи. Но предлагается осуществить это путем отрицания даже возможности существования каких-либо моделей федерализма. Пикантность ситуации состоит еще и в том, что в указанной статье Л.М. Карапетяна речь идет о "моделях" федерализма, а в одновременно с этим вышедшей его работе "Федеративное государство и правовой статус народа" о моделях федерализма говорится без кавычек, хотя и здесь автор выступает против их признания.
Естественно возникает вопрос: как можно говорить об общем понятии федерализма, отрицая его модели, если хорошо известно, что общее имеет какой-либо смысл лишь в той связи, которая ведет к особенному и отдельному. А ведь проблема федерализма – это, по сути дела, проблема его разновидностей, своеобразных форм проявления федерализма, его групповых особенностей. И если бы в дискуссии о моделях федерализма все или почти все сводилось к чисто терминологическому спору, то он бы не заслуживал большого внимания и сравнительно быстро мог быть разрешен путем замены термина "модель" иным понятием – "форма", "образец" и др. Но суть дела, конечно не в этом. Главное в том, что под флагом определения общезначимого в понимании федерализма происходит фактическое отрицание многообразия проявления его единой сущности. А это как раз и ведет к неправомерному смешению общего и особенного и серьезно затрудняет поиск действительно общего в теории федерализма. Показательно в этом отношении то, с каким пафосом Л.М. Карапетян поддерживает мнение о том, что "федерализм есть федерализм" и ничего больше; единственной моделью федерализма является сам федерализм" (с. 58). Но ведь это – банальная и мало что значащая фраза, не говоря уже о ее научной несостоятельности. Ибо сказать, что "единственной моделью федерализма является сам федерализм" – это равнозначно признанию того, что сущность федерализма может проявляться и проявляется однообразно, а не многообразно, что федерализм не может модифицироваться в различных условиях места, времени и т.д. Л.М. Карапетян так прямо и говорит: "...Будучи целостным и единым государственным образованием, федерализм не может строиться "разномодельно" (с. 58).
Конечно, цитируемый автор не отрицает вообще тех или иных особенностей в проявлении федерализма в различных странах и в разные исторические периоды его развития. Но он не считает возможным и допустимым признать это различными моделями федерализма, поскольку такой подход, по его мнению, неизбежно ведет к размыванию общего понимания федерализма, расшатывает его устои. Так ли это? Ответ на этот ключевой вопрос во многом зависит от того, как понимается сама категория "модель". Без ясной договоренности по данному вопросу дискуссия с самого начала может вылиться в чисто схоластический спор, когда одни будут вкладывать в это понятие одно содержание, а другие – существенно иное.
При всей многозначности понятия "модель": образец, мера, копия, макет, стандарт, образ, форма, схема и т.д., – принципиально общим и наиболее важным при нашем рассмотрении является то, что объект (явление или процесс) и его модель всегда едины в своей основе, сущности. Да, модель не абсолютно совпадает со своим объек-
° том, не тождественна ему и может в какой-то мере отличаться от него: быть больше или меньше, не иметь тех или иных параметров (даже существенных), но не выводящих за рамки его качественной определенности. Однако при всех условиях, если речь идет о моделях, между ними и их объектом не может не сохраняться принципиального единства, подобия, сходства, совпадения прежде всего важнейших структурно-функциональных, каузальных и генетических связей их основных элементов. Важность для нас этого общего положения моделирования состоит в том, что из него вытекает вывод о том, что единая сущность одного и того же явления (в данном случае федерализма) может находить свое конкретное проявление в различных моделях. И этот факт сам по себе ни в коей мере не ставит под вопрос возможность и необходимость разработки общей теории федерализма, в частности выработки его атрибутов, за что справедливо ратует Л.М. Карапетян. Другое дело, что требуется правильный научно-методологический подход к определению общего, особенного и единичного в теории федерализма, чтобы избегать того положения, когда особенное выдается за общее и наоборот, а индивидуально-национальные, единичные особенности федерализма в данной конкретной стране ошибочно возводятся в ранг особенного или даже общеобязательного для любого федерализма.
Но Л.М. Карапетян вкладывает совершенно иной смысл в понятие "модель", выдавая при этом свое понимание за якобы общепринятое (с. 58). И хотя он тоже говорит о модели как об образце, форме чего-либо, имеющих "свою качественную определенность, неотъемлемые компоненты"(с. 58), из дальнейших разъяснений становится очевидным, что для него признание разных моделей одного и того же явления или процесса равнозначно отрицанию его единой сущности. Но образцы-модели потому и называются образцами, что они – различные проявления единой сущности. Иначе речь идет уже не о разных моделях одного и того же, а о качественно различных явлениях. И здесь очень важно не подменять "системы отсчета" и не смешивать сущность (качество) первого порядка с сущностью (качеством) второго, третьего и т.д. порядка. Ибо хорошо известно: то, что в одной связи выступает как качественное различие, в другой – таковым не является. Возьмем для примера, о чем говорит сам Л.М. Карапетян, государство. Он пишет: "Так, "модель" государства во все времена истории имела общие составляющие: народ, территория, законы, верховный правитель, армия, правоохранительные органы и т.д. В процессе социального прогресса в разных странах менялись структуры его органов и другие компоненты, но оставалось неизменным само государство как качественно определенная "модель" политической организации общества" (с. 58). Отсюда очевидно, что, во-первых, автор понимает под моделью государства не специфическое проявление его сущности, а саму сущность государства, совокупность неотъемлемых его признаков, атрибутов; во-вторых, в одном (первом) случае говорится о "модели" государства, а в другом (втором) – о самом государстве как "модели" политической организации общества.
Если обратиться к вопросу об общем определении федерации, выделении общезначимого в федерализме, то здесь далеко не все так просто и ясно, как это представляется Л.М. Карапетяну, который пишет: "За последние два столетия в теории и международной практике сложилось об- щее понимание политической и правовой природы федерализма: федерация создается как добровольный союз государств и подобных образований. Федерация может быть создана также "сверху", путем преобразования унитарного государства. Но при всех вариантах ее образования она представляет собой единое союзное государство при полном равноправии входящих в его состав субъектов" (с. 58). В данном случае налицо пример попытки дать общее определение федерации, когда некоторые специфические, особенные черты ряда федераций прошлого и настоящего выдаются за общее, общеобязательное. Так, уже из первой фразы с достаточной определенностью следует, что: а) добровольность и б) союз государств и государственно-подобных образований – это атрибуты любой федерации. Но тут же заявляется, что федерация может сложиться и иным путем, на иной основе, "сверху", т.е. не как добровольный союз. Если это так, то согласно законам логики необходимо либо изъять из общего определения федерации указанные признаки, либо не признавать федерацией такие государства, созданные "сверху™. Хорошо известно, что далеко не все федерации создавались на добровольной основе: переход от конфедерации к федерации и в Швейцарии (1848 г.) и в Германии (1867 г.) был связан с вооруженным противоборством различных сил. Так что же, следуя указанному определению, мы должны теперь не признавать их федеративными государствами?! Заключительная фраза приведенного отрывка представляет собой итоговое определение федерации – "единое союзное государство при полном равноправии входящих в его состав субъектов". Здесь уже вводятся новые признаки, выдаваемые за общезначимые: а) единое союзное государство и б) полное равноправие его субъектов. И в этой связи опять-таки у читателя может возникнуть немало недоуменных вопросов. Разве можно полностью отождествлять понятия "федерация" и "союзное государство", если известно, что, например, РСФСР десятилетиями была, по общему признанию, федеративным, но, в отличие от СССР, не союзным государством, а федерацией на базе автономии? (Мы сознательно абстрагируемся здесь от номинального характера федерализма СССР и РСФСР в условиях тоталитаризма. Но даже если принять это обстоятельство во внимание, нельзя отказать РСФСР, как и СССР, в более или менее реальном федерализме в первое десятилетие ее существования). С другой стороны, о каком полном равноправии субъектов федерации как обязательном признаке федерализма может идти речь, если известно, что в ряде давно утвердившихся федераций (например, в Индии, Германии и др.) этого нет, а в СССР и РСФСР, да и в сегодняшней России фактически никогда и не было. О каком пол- ном равноправии субъектов можно было говорить в СССР, если известно, что Грузия посылала в Совет Национальностей в общей сложности почти в два раза больше своих представителей, нежели Украина, а в РСФСР и в нынешней РФ субъекты имеют существенно различный статус. В разработке современной теории федерализма важно идти от жизни, от реальной практики федерализма, а не от общих, абстрактных формул (пусть даже в течение столетий укоренившихся), в которые нередко не укладывается живая практика федеративных государств. Не жизнь и практика должны подстраиваться под общие определения, а наоборот, общие понятия должны развиваться, уточняться, видоизменяться в соответствии с исторической практикой и особенно современностью. К сожалению, у Л.М. Карапетяна дело обстоит наоборот. Создается впечатление, что в соответствии со своим пониманием федерализма он как бы априорно фиксирует его в общее определение, возводит в абсолют, а затем уже налагает свою схему на реальность, и все, что не укладывается в такое определение, признается не имеющим отношения к теории и практике федерализма или оценивается негативно.
