Вот конкретный пример, подтверждающий сказанное. В соответствии со своей рассмотренной выше концепцией федерализма Л.М. Карапетян утверждает, что "если государство строится на гегемонии одной территории и населения над другими, то оно не может называться федеративным" (с. 53). Спрашивается, почему? Да потому, что "одним из основных принципов федерализма является равноправие субъектов федерации" (там же). Но ведь такое неравноправие имело и имеет место в действительности, когда субъекты федерации "имеют разные полномочия и неодинаковое количество представителей в федеральных органах". Вывод Л.М. Карапетяна: "эти признаки свидетельствуют лишь об их разном фактическом положении и потенциальных возможностях. Но это не должно быть основанием цля конституционного неравноправия субъектов в системе единого федеративного государства" (там же).
Во-первых, важно констатировать, что автор признает факт реального неравноправия субъектов федерации в риде федераций вопреки своей общей концепции. Во-вторых, признав это, он совершенно неправомерно подменяет вопрос о действительном существовании такого неравноправия в рамках федерализма вопросом о его причинах, источниках, о связи такого неравноправия с фактическим неравенством субъектов федерации. В-третьих, если раньше неотъемлемым признаком федерализма называлось полное равноправие субъектов без всяких оговорок, то теперь – уже только их конституционное равноправие. Здесь же важно обратить внимание на общий подход: сперва умозрительно конструируется общая "идеальная" модель федерализма, а затем она накладывается на реально существующие или существовавшие федеративные государства. И если они не удовлетворяют требованиям такой абстрактной схемы, то предлагается либо не считать их действительно федеративными государствами, либо признать их своего рода неполноценными или недоразвитыми федерациями Получается: то, что предстает явным неравноправием, можно объявить не имеющим отношения к неравноправию.
Само собой разумеется, мы тоже против произвольного, ненаучного, легковесного толкования федерализма, имеющего место прежде всего у не очень подготовленных политиков и публицистов. Можно и нужно не соглашаться с предлагаемыми классификациями моделей федерализма или лишь частично признавать их (например, с Е.Р. Кастелем), но нельзя при этом отказываться от рассмотрения самих моделей федерализма. И если кто-то (чаще всего для краткости выражения мысли) говорит о "бюджетном" или "экономическом" федерализме вместо проявлений федерализма в соответствующей сфере общественной жизни, то это, конечно, не следует воспринимать в качестве инновационных моделей федерализма, как это делает Л.М. Карапетян.
Потребность в использовании категории "модели" федерализма обусловлена тем, что федерализм как тип политико-территориального устройства государства, не говоря уже о федерализме как типе организации и функционирования государственной власти, – это научная абстракция, которая как таковая существует в реальности только через отдельное и в неразрывной связи с особенным. Любая реальная модель представляет собой неразрывное единство общего и особенного в теории и практике федерализма. Можно по-разному классифицировать и называть различные модели федерализма, но нельзя не признавать реального существования разновидностей федеративных систем, которые при всем том общем, что составляет суть федерализма, серьезно отличаются друг от друга по своей конкретной структуре, организации, функционированию и развитию.
К сожалению, Л.М. Карапетян не видит этой потребности и необходимости и поэтому, принципиально возражая В.Е. Чиркину, с порога отвергает модели федерализма. Но его аргументация не представляется убедительной. Так, В.Е. Чиркин говорит о достаточно широко признанном в науке подразделении федеративных государств на федерации, основанные на союзе (т.е. союзные государства, о чем уже шла речь) и на автономии составных частей; на договорные и конституционные федерации; на централизованные и сравнительно, относительно децентрализованные и т.д. (Заметим, кстати, что здесь допущено грубое искажение цитаты из статьи В.Е. Чиркина, где говорится не об "относительной централизации", а об "относительной децентрализации") (с. 56).
Как же опровергается Л.М. Карапетяном это очевидное для многих положение? Во-первых, безосновательно заявляется, что "указанной классификации федеративных государств в науке нет, а есть такая их интерпретация разными авторами" (с. 56). Конечно, Л.М. Карапетян, как и любой другой автор, вправе не соглашаться с предложенной классификацией. Но зачем, спрашивается, выводить серьезную дискуссию за пределы науки, заявляя, в частности, что позиция В.Е. Чиркина никак не отражает того, что имеется в науке о федерализме. Главное же заключается в том, что вопрос о внутренней классификации федераций Л.М. Карапетян подменяет другим вопросом – о классификации форм государственного устройства вообще, одной из которых является федерация (с. 56).
Во-вторых, без достаточных аргументов отвергается подразделение федераций на союзные государства и федерации на базе автономий, хотя, казалось бы, одно сопоставление СССР и РСФСР, как уже отмечалось, должно было заставить признать такое деление. Л.М. Карапетян в этой связи заявляет, что "автономии составных
чаи~и" ~а~~ ..т~--~~типо становятся членами
федерации на основании союза, а потому не представляют самостоятельной модели федерации" (там же). Но разве нуждается в особом доказательстве существенное различие возникновения и организации СССР как союзного государства, объединившего на договорной основе юридически суверенные союзные республики, и РСФСР как федерации, объединившей различные автономные образования вокруг областей с преимущественно русским населением? И не случайно автор делает оговорку "как правило",ибо очень трудно доказать, что РСФСР тоже была союзным государством. Наличие и там, и там единых конституций ничего не меняет в данном отношении, ибо вряд ли можно говорить о каком-либо договоре между РСФСР и автономиями, предшествовавшем Конституции РСФСР 1918 г.
Б-третьих, над ~тк возлюжло зоуяжать против разграничения федераций на договорные и конституционные.Уже в течение ряда лет в нашей литературе идут активные дискуссии по вопросу: является ли современная РФ конституционной, конституционно-договорной, договорноконституционной или договорной федерацией? Интересно, что Л.М. Карапетян сам включился в эту дискуссию, доказывая вместе с другими ис- ключительно конституционных характер нашей федерации[6] .
В-четвертых, вызывает недоумение и аргументация, которая приводится в пользу отрицания централизованных и относительно децентрализованных моделей федерализма (с. 56, 58 и др.). Л.М. Карапетян пишет, что это "не может служить основанием для различения моделей федеративного государства, ибо соотношение централизации и децентрализации подвергается изменениям в зависимости от конкретно-исторических условий внутреннего и международного положения" (с. 56). Получается, что Л.М. Карапетян как бы не отрицает существенного значения для характеристики федерализма уровня централизации, но в то же время не признает этот момент достаточным для выделения соответствующих моделей федерализма из-за подвижности этого момента. Но разве динамизм какого-то признака принижает его значимость? К тому же далеко не во всех федерациях переход от централизации к децентрализации и обратно происходит столь часто, как это представляется Л.М. Карапетяну.
Не способствуют разработке теории федерализма и такие жесткие, категоричные формулы, как "федерализм – это демократическое государственное устройство", которое, в отличие от унитаризма, несовместимо с монархией (с. 54). Доля истины в этом положении есть: подлинный и последовательный федерализм возможен лишь на базе демократического общества и государства.
Но тогда эту мысль и нужно формулировать
адекватным образом. А то получается, что СССР и Чехословакию нельзя было причислять к числу федеративных государств из-за отсутствия демократии, а в сегодняшнем мире – Бельгию, поскольку в ней существует монархия. Да и в других федеративных странах, особенно в Латинской Америке, устанавливались авторитарные и даже тоталитарные режимы, но их никто не отлучал от федерализма. Это и понятно. Федерация – государственная форма, которая так или иначе может существовать при различных политических режимах и способах правления. И было бы серьезной ошибкой устанавливать какую-либо жесткую зависимость между различными формами государства – формами правления, политического режима и политико-территориальной организацией. Это раньше считалось, что монархия несовместима с демократией, а сегодня все видят, что имеется немало монархий, куда более демократичных, чем некоторые республики. Опасность формулы "федерализм – это демократическое государственное устройство" состоит и в том, что она может быть понята таким образом,
° что всякое государство, имеющее федеративную форму, – это обязательно демократическое государство, а это же далеко не всегда так.
Итак, можно и нужно разрабатывать общую теорию федерализма, вырабатывать общее определение федерации, охватывающее все ее типы, виды, формы и модели. Как такое определение оно не может быть конкретным по своей сути и характеру, но может и должно быть по необходимости достаточно абстрактным, обобщающим, состоящим из относительно более широкого, родового понятия (форма политико-территориальной организации государства) и ряда самых общих видовых сущностных признаков (атрибутов), которые отличают федерацию от других соответствующих государственных форм (унитарное государство, конфедерация и др.). Среди этих видовых признаков можно назвать: а) сложность политико-территориальной структуры, т.е. наличие двух и более субъектов; б) образование в результате объединения субъектов нового, единого суверенного государства с общими федеральными органами власти и управления, единой территорией, единым (общим, хотя и не единственным) гражданством, единой денежной единицей и т.д.; в) ограничение самостоятельности структурных элементов (субъектов федерации) правами и полномочиями, принадлежащими федерации в целом; г) приоритет, верховенство законодательства федерации в рамках предметов ее ведения, исключительной и совместной компетенции; д) сохранение более или менее высокого уровня самостоятельности и самоуправления субъектов федерации и т.п.
В отличие от этого, такие признаки, как добровольность образования и равноправие субъектов, единство (одинаковость) их статусов (включая конституционный), суверенность субъектов, наличие у них конституций и другие характеристики, не могут быть признаны общими (всеобщими), неотъемлемыми, обязательными для любой федерации, поскольку они могут быть, а могут и отсутствовать у более или менее широких групп федераций. Вот эти не обязательные для всех, но общие для определенных групп федераций признаки, черты и составляют объективную основу цля выделения особых моделей федерализма. Поскольку плюрализм моделей федерализма не ставит под вопрос его единую сущность, выраженную в указанных признаках, то разработка проблемы моделей федерализма не только не мешает совершенствованию общей теории федерализма, но и призвана способствовать этому. Методологической основой решения этой проблемы является диалектика соотношения общего, особенного и отдельного.
Понятие "федерализм", на наш взгляд, шире
понятия "федерация". Федерализм – это теория и
практика строительства не только собственно федеративных государств (хотя это, несомненно, ядро, главная часть федерализма), но и конфедераций, и некоторых других государственных объединений, а также автономизаций в рамках унитарных государств. Конечно, сами по себе автономии разного рода и уровня не превращают унитарное государство в федеративное, но, поскольку образование, функционирование и развитие территориальных автономий и в рамках унитарного государства означает известное обособление определенных территорий и идет в русле сближения унитарного государства с федеративным, постольку и в этих условиях можно говорить об известных элементах федерализма, тенденциях федерализации. Это же относится к проявлениям тенденций к регионализации государства, Точно так же о проявлениях тенденций федерализации (конфедерализации) можно говорить применительно к современному развитию Европейского Союза и СНГ. К сказанному следует добавить, что понятие "федерализм" может употребляться как в государственно-правовом, так и в организационно-политическом смысле (федерация партий, профсоюзов и иных организаций). Поэтому нельзя согласиться с Л.М. Карапетяном, что "федерализм" – это только "политико-правовое понятие" (с. 57), ибо есть не только государственный, но и организационный федерализм.
