Западный истеблишмент не торопился списывать «тоталитаризм» со счетов: ему претила мысль о сходстве систем. Бунтующая молодежь конца 60-х годов напоминала власти об этом, и, имитируя научность, Л. Шапиро в 1972 году был вынужден включить мнения оппонентов в свои сочинения, но только для того, чтобы проигнорировать их, не вступая в научный спор[43]. Новый импульс концепция тоталитаризма получила во время консервативной волны начала 80-х годов. М. Кертис увеличил количество признаков «тоталитарного синдрома»[44].
После распада СССР организаторы ваучерной приватизации в России задействовали духовное наследие и концепции тоталитаризма, и сталинизма. Они использовали мелкобуржуазно-коммунистические представления бывших советских граждан об их совладении государственной собственностью, которую осталось-де только «честно» поделить во время приватизации. Итог – народ обманут и ввергнут в нищету. «Тоталитаризм» же стал инструментом нападения на граждан, которые возмущались почти бесплатной передачей созданной тремя поколениями народа собственности в руки спекулянтов, монополизмом. Либеральные романтики, уповая на западные инвестиции, решили любыми средствами доказать миру, что они уже «цивилизованные». Не удивительно, что в основу пропаганды правые силы положили, сменив знак оценки, сталинский лозунг «Сталин – Ленин сегодня», продлив волну антиисторизма. Это стимулировало развитие антисемитского мракобесия[45] и прославление попов – «ума, чести и совести» эпохи приватизации. Однако вождь революции оказался им не по зубам. Пиарщики могут говорить о Ленине, только нагло фальсифицируя его идеи и абстрагируясь от исторического контекста деятельности. Подобная пропаганда – способ отвлечь внимание людей. Капиталистический прогресс включает в себя эксплуатацию, социальный эгоизм, рост цен на мясо и лицемерную озабоченность власть предержащих этим фактом, издевательски низкие пенсии и выплаты на содержание ребенка, перманентный жилищный кризис. Ничтожная группа людей – «разумные люди», назвал их один из членов правительства во время обсуждения вопроса о финансовой амнистии, – захлебывается в роскоши и социальной грязи, а миллионы вынуждены выживать. Газеты занимаются благотворительностью: помогите сиротам от 2 до 7 лет – в детском доме нет канализации[46].
Либеральный романтизм закончился во время дефолта в августе 1998 года. К тому времени бывшие депутаты и члены либеральных правительств уже перестали заботиться об общем, даже в их понимании, благе, пересев в кресла руководителей банков и фондов. Они осуществили мелкобуржуазную мечту – «выбились в люди». Самые большие ревнители борьбы за «престиж в чистом виде» (Ф.Фукуяма) из них подвели под этот факт протестантскую идеологию, углядев в себе избранников Божьих.
Кстати, время и американский суд показали, что гарвардские консультанты «младореформаторов» были мошенниками. Интересно, что эти «миссионеры» подразумевали под понятием «Бог»?
Производственные отношения, политический режим и идеология, сложившиеся в СССР, были ответом отсталого общества и государства на враждебность капиталистических государств в период модернизации. Политарное государство, основанное на капиталистическом базисе, в 30-50-е годы ХХ века стало конкурентом западных государств в период их кризиса, перехода от капитализма свободной конкуренции к современному капитализму с программированной экономикой, «государством благоденствия». Никто из политиков того времени не мог однозначно предсказать итог соревнования. Кризис породил на Западе огромное количество людей, которые сочувствовали СССР. Конкуренция систем способствовала определенной гуманизации капиталистического общества и краху системы колониализма. Советское общество выстояло и развилось в ограниченных пределах в тяжелейших обстоятельствах ХХ века, что можно считать исторической победой. Падение СССР – переход от авторитарного государства с однопартийной системой и монопольно-государственной экономикой[47] к современному типу капиталистического общества в России – стало результатом внутренней эволюции и «отрицания отрицания» созданной в 1930-е годы системы, коренного изменения социальной структуры. Значительную роль в изменении сущности политики и вектора эволюции общества еще на рубеже 20-х – 30-х годов сыграл мелкобуржуазно-коммунистический характер руководства – следствие общей отсталости страны, которое не смогло последовательно проводить социалистическую политику. Закономерно, что советское общество не достигло наивысшей по сравнению с Западом производительности труда, не создало более высокий тип общественной организации труда, не сумело освободить женщину от кухонного «рабства» – не создало условий для победы социалистического строя[48]. Преодоление отсталости раннекапиталистическими методами привело к несистемности реформ, их огромной цене, хроническому отставанию от мирового уровня. Руководители государства в полной мере использовали раннекоммунистические иллюзии, сконцентрированные в сталинизме, для мобилизации народа на модернизацию. В 90-е годы произошло «тиражирование» и углубление главного производственного отношения в СССР – эксплуатация человека государством дополнилась эксплуатацией человека человеком. В совокупности с ликвидацией угрозы ядерной войны и интервенции после окончания холодной войны это привело к демократической революции, внутриформационному скачку. Ее плодами воспользовались номенклатура и легализовавшаяся в период перестройки буржуазия. Мы наблюдаем в России консервативный тип прогресса, цена которого непомерно велика, а исторические сроки ограничены.
Номенклатура советского политарного государства несет полную историческую ответственность за трагедии и переживания граждан в период перестройки и после 1991 года. В 1930-1980-е годы номенклатура страдала основанной на социально-политических интересах невменяемостью по отношению к нуждам рядовых граждан. Болтовня о марксизме сопровождалась игнорированием марксистской мысли о необходимости соединения «идей» с «интересом» трудящихся. Организация ловли шпионов, создание великого балета, улучшение имиджа страны за рубежом не сочетались с созданием условий для удовлетворения всеми гражданами материальных и духовных потребностей на самом высоком цивилизационном уровне, с реальным участием народа в управлении государством. В период «пробуксовки» реформ номенклатурные академики пытались оправдать неумение власти управлять страной ссылками на Ленина и якобы вечными недостатками русского народа. Они выдергивали первые четыре слова из высказывания: «Русский человек – плохой работник по сравнению с передовыми нациями. Это не могло быть иначе при режиме царизма и живости остатков крепостного права»[49]. Получалось глумление над русским народом, искажение мысли Ленина в духе цивилизационного подхода. Сегодня неосталинистам тяжело: они брюзжат о «могуществе», которое разрушили-де происки «врагов»[50] или «предательство вождей»[51]. В этой связи перед глазами встает сцена из фильма «Одиночное плавание», которая может дать гораздо более верное представление о причинах гибели СССР: убогая деревня, в которую приехали моряки современного ракетоносца к родителям погибшего товарища.
В тупике и сторонники концепции тоталитаризма: они никогда не ответят на вопрос, как в недрах «неподвижного» общества с «всеохватным» контролем созрели предпосылки переворота. Наиболее гибкие из них начинают приспосабливаться. Типичный пример – творчество Ф.Фукуямы. В одном месте своей работы он говорит о невозможности перемен и реформ в «тоталитарном государстве»[52], в другом подчеркивает, что реформы не навязаны извне и советские люди в период перестройки оказались «не тоскующими по сильной власти детьми, какими их рисовали западные теории»[53], то есть сам Фукуяма чуть выше, а «взрослыми» людьми. Чтобы заполнить пропасть, разделяющую эти высказывания, ему пришлось выбросить из философии Г.В.Ф. Гегеля диалектику, «скрестить» философию великого ученого с размышлениями его либерального комментатора А. Кожева; идеи Маркса просто изуродовать в духе Карла Поппера. Автор игнорирует связь экономических и политических структур капиталистического общества. Жестко – дело, фактически, сводится к отрицанию их генетической связи – разделяет периоды «сталинизма - тоталитаризма» и периода правления Брежнева и Горбачева, при которых стали-де возможны реформы. Фукуяма игнорирует факты западного давления на СССР, более того, обвиняет «тоталитаризм» – отождествив политику СССР с политикой фашистской Германии и милитаристской Японии – в экспансии для оправдания «Хиросимы». Он утаивает факты создания диктаторских режимов в Латинской Америке при помощи грубого давления и интервенций для обеспечения интересов корпораций США в регионе. Фальсификация идей и извращение связей между фактами истории на основе либеральных фантазий г-на Фукуямы понадобились для того, чтобы: А) объявить двигателем истории борьбу людей за признание, «за престиж в чистом виде», и развитие науки; Б) представить капитализм с его либеральной (буржуазной) демократией обществом, которое удовлетворит потребность у «раба» и у «господина» в признании, что позволит завершить процесс истории – преодолеть антагонизмы общества; В) раскритиковать марксистское понимание капитализма, точнее, подсунутую самим Фукуямой его интерпретацию; Г) скрыть экспансионистские намерения США в прошлом и в настоящем, объявить целые народы «неудачниками» на либеральном пути вследствие того, что «капитализм» (!) в этих странах «никогда всерьез не брался за дело»[54].
Однако факты – упрямая вещь. Фукуяма вынужден признать, что «экономический успех» азиатских «тигров» был достигнут не за счет социальной справедливости, а за счет эксплуатации западными корпорациями дешевой рабочей силы[55]. Уподобляясь попу, идеолог, отрицающий христианство – «идеология рабства», обещает трудящимся Азии процветание, правда, не на «том свете», а чуть попозже в жизни земной. Сомнительный прием, который выдает идейный тупик, видимый сразу, как только Фукуяма пытается объяснить причины бедности афроамериканцев. В своей аргументации автор «Конца истории» опирается на социал-дарвинизм: подчеркивает влияние иной культуры и плохого образования[56]. Фукуяма подробно не раскрывает особенности культуры и условия, которые не позволяют чернокожим американским гражданам в третьем-пятом поколении стать процветающими в жизни либералами. Представляется, не случайно. Во-первых, по своей сущности это будет унизительное для пятой части населения США объяснение – дальний родственник идеологии ку-клукс-клана. Во-вторых, думающий человек, изучающий реальные факты хотя бы с позиции здравого смысла, ссылаясь на судьбу Кондолизы Райс, обратит внимание оппонента на зависимость поведения личности в значительной мере от принадлежности к экономическому классу, а не к расе. «Черная пантера», которая смолоду умела противостоять расизму, знаток творчества Льва Толстого на русском языке и музыки Людвига Ван Бетховена, став богатым человеком и крупным государственным чиновником, проводит внешнюю политику истеблишмента, в подавляющей части состоящего из белых американцев, выгодную крупным корпорациям, а не той части афроамериканцев, которая так и не получила образовательные кредиты. Возникает вопрос: зачем ей теперь Толстой с его пусть наивным, но гуманизмом? Ответ – еще одна деталь в имидже, к прическе и кофточке, милая безделушка для придания блеска перед «русскими».
