бы спасти. Человек был бы марионеткой или автоматом Вокансона, сделанным и
заведенным высшим мастером всех искусных произведений; и хотя самосознание
делало бы его мыслящим автоматом, но сознание этой спонтанности в нем, если
считать ее свободой, было бы лишь обманом, так как она может быть названа
так только относительно, ибо хотя ближайшие причины, определяющие его
движения, и длинный ряд этих причин, восходящих к своим определяющим
причинам, внутренние, но последняя и высшая причина находится целиком в
чужой власти”.[56] Однако: “Устранить указанную трудность можно быстро и
четко следующим образом. Если существование во времени есть лишь способ
чувственного представления мыслящего существа в мире, следовательно, не
касается его как вещи самой по себе, то сотворение этого существа есть
сотворение вещи самой по себе, потому что понятие сотворения принадлежит не
к способу чувственного представления о существовании и не к причинности, а
может относиться только к ноуменам. Следовательно, если о существах в
чувственно воспринимаемом мире я говорю: они сотворены, то я их
рассматриваю в этом отношении как ноумены. Так же как было бы
противоречием, если бы сказали: Бог - творец явлений, так будет
противоречием, если скажут: Он как творец есть причина поступков в
чувственно воспринимаемом мире, стало быть, как явлений, хотя он причина
существования совершающего поступки существа (как ноумена)”.[57] Как видим,
для того чтобы отстоять абсолютность человеческой свободы, Кант делает
довольно-таки сильное утверждение теологического порядка, далеко не
являющееся ортодоксальным: оказывается, Бог - творец только вещей в себе,
но не творец явлений. Т. е. он не творец природы с ее законом причинности и
не творец времени и пространства. Ясно, что такое утверждение трудно
принять ортодоксальным богословам. Кант и сам понимает, что “указанное
здесь устранение трудности... таит в себе много трудного и вряд ли может
быть ясно изложено”.[58] Однако таков единственный выход: “необыкновенно
важно это обособление времени (как и пространства) от существования вещей в
себе, сделанное в критике чистого спекулятивного разума”.[59] Ведь, “если
не признают идеальности времени и пространства, остается один только
спинозизм, в котором пространство и время суть неотъемлемые определения
самой первосущности, а зависящие от нее вещи (следовательно, и мы сами) не
субстанции, а только присущие ей акциденции. Дело в том, что если бы эти
вещи существовали только как ее действия во времени и время было бы
условием их существования самих по себе, то поступки таких существ должны
были бы быть лишь ее поступками, которые она где-то и когда-то совершала.
Поэтому спинозизм, несмотря на нелепость его основной идеи, делает гораздо
более последовательный вывод, чем тот, который можно сделать согласно
теории о сотворении мира, если существа, принимаемые за субстанции и
существующие во времени сами по себе, рассматривать как действия высшей
причины и не как нечто принадлежащее этой причине и ее деятельности, а как
субстанции сами по себе”.[60]
“Несвободная” свобода
Итак, человеческая воля абсолютно свободна. Человек абсолютно
ответственен за свои поступки. Он не подчинен с необходимостью ни природе,
ни даже божьей воле. Пусть, по Канту, бытие Бога проблематично. Однако и в
том случае, если бы он существовал в действительности, воля человека все
равно была бы свободна: Кант отвергает все концепции, согласно которым
человеческое поведение безоговорочно определяется божьей волей - от
христианского учения о предопределении до спинозизма, в соответствии с
которым человеческие поступки суть в конечном счете поступки самого Бога.
Вот как далеко заходит философ, отстаивая учение о человеческой свободе! К
сожалению, кантовское обоснование этого учения действительно «таит в себе
много трудного»; тут он прав. Причем это трудное связано с самой сущностью
кантовской философии: оно вызывается не чем иным, как «обособлением времени
и пространства от существования вещей в себе». Однако суть дела состоит не
в том, что это обособление слишком радикально и с трудом приемлемо Для
людей, привыкших мыслить традиционно и «некритически». Наоборот, дело в
том, что концепция Канта в ряде моментов недостаточно радикальна, что она
недостаточно хорошо обосновывает декларируемую им абсолютность человеческой
свободы. До сих пор мы анализировали кантовскую этику в апологетическом
ключе теперь пришло время внести в наш анализ элементы полемики. В упрек
Канту следует поставить то обстоятельство, что его «обособление времени и
пространства от существования вещей в себе» оставляет открытой возможность
построения такого учения о человеческой свободе, в котором она оказывается
абсолютной только на словах; на деле же оно представляет собой своеобразный
квази-абсолютный детерминизм, неожиданное сочетание концепций свободы и
предопределения, такое, что хотя поведение человека фактически полностью
детерминировано и не зависит от его воли, но ответственность за содеянное
все же возлагается исключительно на него, а не на Бога или природу. В явном
виде такого учения не содержится в сочинениях Канта, однако в них нет
ничего, что противоречило бы ему, а некоторые кантовские высказывания
можно и прямо истолковать в соответствующем ему духе. Данное учение
известно в двух вариантах, один из которых принадлежит Шеллингу а другой
Шопенгауэру, причем оба философа представляют дело так что они во всем
следуют Канту, лишь разъясняя, выявляя и уточняя то, что он сам хотел
сказать. Создавая свои концепции, тот и другой ссылаются на кантовское
учение об эмпирическом и умопостигаемом характерах человека. В чем оно
состоит?
Характер причинности
Как мы помним, свобода воли, по Канту, заключается в том, что мы можем
предпочесть причинность свободы причинности природы Казалось бы, это может
означать только то, что мы всегда способны предпочесть добро злу, всегда в
силах определить свою волю в соответствии с нравственным законом, а не в
соответствии с принципом себялюбия и личного счастья. В таком случае, если
выражение «причинность природы» следовало бы понимать буквально, т. е. как
физическую необходимость, то выражение “причинность свободы” естественно
было бы посчитать метафорой, поскольку сам же Кант говорит о том, что
категорический императив действует не на манер физической необходимости, а
лишь как повеление, которое хотя и является настоятельным, но не влечет за
собой немедленного и автоматического исполнения того, что повелевается.
Однако когда знакомишься с учением Канта об эмпирическом и умопостигаемом
характерах, создается впечатление, что он относится к выражению «свободная
причинность» отнюдь не как к простой метафоре. Все таки он был сыном своего
времени и галилеевская идея детерминизма была прочно укоренена в его
сознании: мало того, что она господствует в его учении о природе, но она,
насколько это для нее возможно, пропитывает и его концепцию свободы. В
«Критике чистого разума» Кант следующим образом вводит понятие
эмпирического и умопостигаемого характеров: “Но всякая действующа; причина
должна иметь какой-то характер, т. е. закон своей каузальности, без
которого она вообще не была бы причиной. Поэтому в субъекте чувственно
воспринимаемого мира мы должны были бы во-первых, находить эмпирический
характер, благодаря которому его поступки как явления стояли бы согласно
постоянным законам природы в сплошной связи с другими явлениями и могли бы
быть выведены из них как их условий и, следовательно, вместе с ними были бы
членами единого ряда естественного порядка. Во-вторых, мы должны были бы
приписывать этому субъекту еще умопостигаемый характер, который, правда,
составляет причину этих поступков как явлений, но сам не подчинен никаким
условиям чувственности и не относится к числу явлений. Первый можно было бы
назвать также характером такой вещи в явлении, а второй - характером вещи в
себе”.[61] Но что собой представляет этот умопостигаемый характер субъекта
и в каком смысле он составляет причину поступков субъекта как явлений?
Решающим фактором здесь выступает то кантовское «обособление времени и
пространства от существования вещей в себе», о котором мы говорили. Кант
продолжает: “Этот действующий субъект по своему умопостигаемому характеру
не был бы подчинен никаким временным условиям, так как время есть условие
только явлений, а не вещей в себе”.[62] Из того, что умопостигаемый
характер не подчинен никаким условиям времени, можно сделать вывод о том,
что он обладает такими общими свойствами, как изначальная заданность,
неизменность и постоянство. Сам по себе умопостигаемый характер нам
неизвестен, поскольку является «характером вещи в себе». О его конкретных
особенностях мы узнаем опосредованно, знакомясь с эмпирическим характером,
который представляет собой не что иное, как явление умопостигаемого
характера. Поскольку всякая вещь в себе - это умопостигаемая причина своего
явления, постольку и умопостигаемый характер - трансцендентная причина
эмпирического и, следовательно, поступков обладающего им субъекта как
явлений. Кант пишет: “Этот эмпирический характер в свою очередь определен в
умопостигаемом характере (в способе мышления). Однако умопостигаемого
характера мы не знаем, а обозначаем его посредством явлений, которые,
собственно, дают непосредственное знание только о способе чувствования (об
эмпирическом характере)”.[63] Таким образом, умопостигаемый характер
человека выступает в виде некоего скрытого постоянно действующего фактора,
определяющего поступки человека независимо от протекающего во времени
потока природных причин и следствий. “Итак, разум есть постоянное условие
всех произвольных поступков, в которых проявляется человек. Каждый из этих
поступков, еще до того как он совершается, предопределен в эмпирическом
характере человека. Для умопостигаемого характера - эмпирический характер
составляет лишь его чувственную схему - нет никакого прежде или после, и
всякий поступок независимо от временного отношения, в котором он находится
с другими явлениями, есть непосредственное действие умопостигаемого
характера чистого разума, который, стало быть, действует свободно, не
определяясь динамически в цепи естественных причин ни внешними, ни
внутренними, но предшествующими по времени основаниями”.[64] Умопостигаемый
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12