характер действует свободно. Значит, этот скрытый постоянный фактор,
определяющий наши поступки, и есть носитель нашей свободы? Да, и притом
единственный, поскольку только он, пребывая вне времени, не зависит от
природной необходимости.
Причинность и свобода
Этот вывод подтверждается тем, что, по Канту, именно на умопостигаемом
характере и только на нем лежит ответственность за свободно совершаемые
человеком поступки. В «Критике чистого разума» он рассматривает в качестве
примера “произвольный поступок, например злостную ложь, посредством которой
какой-то человек внес известное замешательство в общество”,[65] и делает
вывод: “Поступок приписывается умопостигаемому характеру человека; теперь в
тот момент, когда он лжет, вина целиком лежит на нем; стало быть, несмотря
на все эмпирические условия поступка, разум был совершенно свободен, и
поступок должен считаться только следствием упущения со стороны
разума”.[66] Кант добавляет, что “нельзя спрашивать, почему разум не
определил себя иначе, можно только спрашивать, почему разум своей
причинностью не определил явления иначе. Но на этот вопрос невозможно
ответить. В самом деле, другой умопостигаемый характер дал бы другой
эмпирический характер; и когда мы говорим, что виновник, несмотря на весь
свой прежний образ жизни, все же мог бы не солгать, то это означает только,
что его поступок непосредственно находится под властью разума и разум не
подчинен в своей причинности никаким условиям явления и течению
времени...”.[67] Таким образом, вся ответственность за произвольные
поступки человека лежит на его умозрительном характере, причем у каждого
человека свой умозрительный характер, который порождает соответствующий
эмпирический характер. Получается, что то, как я поведу себя в той или иной
ситуации, полностью зависит, в конечном счете, от того, какой у меня
умозрительный характер; сам же умозрительный характер есть нечто цельное и
постоянное. Таким образом, он определяет все мои поступки от дня рождения
до дня смерти. Вырисовывается и в самом деле некая причинность свободы
отнюдь не в переносном смысле слова. Вырисовывается некий ноуменальный
детерминизм, во всем похожий на детерминизм природы и дополняющий его: мой
умозрительный, ноуменальный характер жестко и однозначно управляет моими
поступками. Но все-таки это детерминизм свободы, это причинность свободы.
Где же тут свобода? Вот как в «Критике практического разума» Кант развивает
эту тему: “Бывают случаи, когда люди с детства, даже при воспитании,
которое на других имело благотворное влияние, обнаруживают столь рано
злобность, которая усиливается в зрелые годы до такой степени, что их можно
считать прирожденными злодеями и, если дело касается их образа мыслей,
совершенно неисправимыми; но и их судят за проступки, и им вменяют в вину
преступления; более того, они (дети) сами находят эти обвинения вполне
справедливыми, как если бы они, несмотря на присущие им неисправимые
естественные свойства души, остались столь же отвечающими за свои поступки,
как и всякий другой человек. Этого не могло бы быть, если бы мы не
предполагали, что все, что возникает на основе произвольного выбора (как,
несомненно, каждый преднамеренно совершаемый поступок) , имеет в основе
свободную причинность, которая с раннего детства выражает характер человека
в его явлениях (поступках); а эти явления ввиду однообразия поведения
показывают естественную связь, которая, однако, не делает необходимыми
дурные свойства воли, а представляет собой, скорее, следствие добровольно
принятых злых и неизменных основоположений, от чего человек становится еще
более достойным осуждения и наказания”.[68] И еще: “В этом отношении
разумное существо может с полным основанием сказать о каждом своем
нарушающем закон поступке, что оно могло бы и не совершить его, хотя как
явление этот поступок в проистекшем времени достаточно определен и
постольку неминуемо необходим; в самом деле, этот поступок со всем
проистекшим, что его определяет, принадлежит к единственному феномену его
характера, который он сам создает себе и на основании которого он сам
приписывает себе как причине, независимой от всякой чувственности,
причинность этих явлений”.[69]
Что тут можно сказать? Приведенные тексты, как и все кантовское учение
об умозрительном и эмпирическом характерах человека в целом, подталкивают к
выводу, что человеческая свобода непосредственно действует не ежемгновенно,
а один-единственный раз: при выборе или «создании» ноуменального характера.
Свобода действует в течение всей жизни человека при совершении им всякого
добровольного деяния, но уже не непосредственно: в качестве посредника
выступает ноуменальный характер. Когда же происходит этот таинственный
выбор ноуменального характера? Ведь последний имеется уже у детей. Ясно,
что некорректно спрашивать, когда он происходит: ведь он относится к
ноуменальному измерению, где время отсутствует. Если воспользоваться
теологической терминологией, то, вероятно, он совпадает с актом творения
человека Богом. Как мы видели выше, согласно Канту, Бог творит человека
свободным: философ решительно отвергает возможность того, что люди суть
автоматы Вокансона в руках Бога. Так что выбор осуществляется, причем
реально и свободно; сам человек и только он один несет полную
ответственность за него. Но какой-то странный это выбор и поистине
таинственный. Во-первых, я делаю его на некоем бессознательном или
«досознательном» уровне. Ведь Кант неоднократно разъясняет, что я не могу
знать непосредственно, что такое мой умозрительный характер. Я могу судить
о нем только по его явлению, т. е. по моему эмпирическому характеру; однако
и последний не известен мне наперед, так как дан мне не априорно, а лишь
апостериорно. Как в этом выборе участвует разум? Ведь выбор должен быть
разумным, в противном случае, как я могу быть ответственным за такой выбор?
Он же должен быть сделан в здравом уме и твердой памяти. Во-вторых, дело
усугубляется тем, что этот выбор осуществляется раз навсегда и не может
быть изменен. Я не могу изменить свой умозрительный характер просто потому,
что для него «нет никакого прежде или после», поскольку время «обособлено»
от вещи в себе. Но, следовательно, я не могу изменить и свой эмпирический
характер, так как он не имеет никакого самостоятельного существования и
«составляет лишь чувственную схему» умозрительного характера. Получается,
что все мое поведение заранее задано моим единственным изначальным выбором.
Можно ли в таких условиях сказать, что я свободен поступать так или иначе в
каждой конкретной ситуации? Ясно, что нет. Никаких альтернатив в моем
поведении не имеется: в каждой данной ситуации я с необходимостью поступаю
так, как того требуют мои умозрительный и эмпирический характеры. По форме
все это очень напоминает жесткую кальвинистскую концепцию предопределения,
согласно которой одним людям изначально уготовано Богом спасение, а другие
тоже изначально обречены Им на гибель. Как бы люди себя ни вели, как бы они
ни умоляли Бога, все равно спасенные останутся спасенными, а обреченные на
гибель погибнут. Согласно кальвинистам, Бог управляет миром и людьми так,
что обратная связь, идущая от мира и людей к Богу, отсутствует. В
кантовской философии тоже отсутствует обратная связь от феноменов к
ноуменам, от мира явлений к миру вещей в себе. Может быть, тут сказалось
пиетистское воспитание, полученное Кантом в семье и школе? Впрочем,
сходство кантовской этики и пиетизма чисто внешнее; по существу же между
ними громадное различие. Согласно кальвинизму, пиетизму и другим
аналогичным конфессиям, Бог определяет, кому из людей быть спасенным, а
кому - погибнуть; поэтому человек по праву может возлагать всю
ответственность за свою судьбу на Бога. Но Кант - философ свободы! Согласно
его учению, каждый человек сам избирает свой жребий, сиречь умозрительный
характер, каждый сам определяет, быть ему злым или праведным. Поэтому
человеку не на кого жаловаться: он один несет ответственность за свою
судьбу. Он свободен от природной необходимости, свободен он и от божьей
воли. Он свободен независимо даже от того, существует Бог или не
существует. Другое дело, что свобода человека имеет у Канта такой узкий
смысл и сводится к одноразовому, неизменному да еще и «предвечному» выбору
своего умозрительного характера. Судя по текстам философа, он был весьма
воодушевлен найденной им замечательной возможностью вырваться из когтей
абсолютного детерминизма, проповедуемого как представителями галилеевской
науки, так и сторонниками религиозных концепций предопределения и
спинозистами. Он не придавал большого значения тому, что на почве его
этического учения может произрасти тот своеобразный ноуменальный квази-
детерминизм, который мы сейчас рассматриваем. Зато этот вопрос до конца
продумали и везде расставили точки над «i» Шеллинг и Шопенгауэр.
Наверное, можно, не покидая почвы кантовской философии, сделать так,
чтобы описываемый квази-детерминизм не возникал. Кант, по-видимому,
полагал, что движение и изменение могут происходить только во времени. Если
так, то в ноуменальном мире, который «обособлен» от времени, все застывает,
становится покоящимся и неизменным. Может быть, стоило бы рассмотреть
возможность некоего «вне временного» движения и изменения в мире ноуменов?
В этом нет ничего невероятного: прецеденты имеются. Взять хотя бы
ортодоксальное христианское учение о вечности. В ней нет времени, и однако
в ней есть движение; в ней осуществляются вневременные события, такие,
например, как предвечное рождение Сына или исхождение Духа Святого. Из
философов, скажем, Гегель утверждает, что на логическом этапе его
абсолютная идея движется вне времени и до возникновения времени. Введение в
ноуменальный мир вневременного движения позволило бы уничтожить
неизменность умопостигаемого характера, обеспечило бы возможность человеку
изменять его, расширив тем самым человеческую свободу и доведя ее, в
конечном счете, до разумного, «юридического», уровня, когда человек несет
ответственность за конкретный здесь и теперь содеянный поступок, а не за
«предвечный», однажды сделанный выбор своего умозрительного характера.
Стоило бы также ввести «обратную связь» от явлений к вещам в себе с тем,
чтобы человек мог изменять свой ноуменальный характер, сообразуясь со своим
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12
