Философия М. Монтеня

XX столетия.

Однако в любом случае верным остаётся следующее

признание автора: «Я никогда не исправляю написанного и не

ввожу в него позже явившихся мыслей, а только иногда изменяю

какое-нибудь выражение, и то, чтобы придать ему другой

оттенок, а не вовсе изъять его. Я хочу, чтобы по моим

писаниям можно было проследить развитие моих настроений и

чтобы каждое из них можно было увидеть в том виде, в каком

оно вышло из-под моего пера. Мне будет приятно проследить, с

чего я начал и как именно изменился». Действительно, дополняя

«Опыты», Монтень корректирует, оспаривает, временами даже

полностью дезавуирует ранее высказанные чужие или свои мнения,

но ни в коем случае и ни при каких условиях их не

упраздняет; он не переписывает свой текст, а только вписывает

на полях новые мысли, отнюдь не вытекающие из предыдущих, а

отмечающие новую фазу в развитии авторских «настроений»:

каждая такая фаза освобождает Монтеня из плена более

ранних суждений, но освобождает лишь затем, чтобы привести в

темницу иных мнений по поводу рассматриваемого предмета - и

так вплоть до того момента, когда автор впадает в открытое

противоречие с самим собой. Если,. Например, Монтень вслед

за стоиками, принимается восхвалять самоубийство как

«избавление от всех зол», то это для него отнюдь не

помеха, чтобы страницей ниже пуститься в доказательства того,

что напротив, « никакие злоключения не могут заставить

подлинную добродетель повернуться к жизни спиной». Он

опровергает себя даже в тех случаях, когда речь заходит о

важнейшем для него вопросе - об абсолютном знании, об истине.

«Нет стремления более естественного, чем стремление к

знанию», - не устаёт повторять Монтень и параллельно с этим

прибавляет: «Стремление умножить свои познания, тяга к мудрости

с самого начала были даны на пагубу человеческому роду»: «О

мышление, какая ты помеха для людей! » - весьма

противоречивые высказывания «учителя жизни».

Самое замечательное состоит в том, что Монтень не

стремиться преодолеть или затушевать все эти противоречия, а

открыто выставляет их на всеобщее обозрение: он словно

подсказывает нам, что об одном и том же предмете могут

существовать даже взаимоисключающие мнения - и с этим ничего

не поделаешь. «Окончательный» текст «Опытов» - это не

синтетический итог умственного становления автора, но скорее

совокупность наслоения, накопившихся за 20 лет работы над

книгой. Эти наслоения суть не что иное, как продукты и следы

удвоенной рефлексии автора над одними и теми же проблемами и

«мнениями» по их поводу, включая и своё собственное. Эти

«мнения» Монтень подвергает неустанному анализу, результатом

которого оказывается не приближение к «истине», а всего лишь

смена убеждений: «…я не раз (что мне случается делать с

большой охотой) принимался поддерживать мнение, противоположное

моему; приспосабливаясь к нему и рассматривая предмет с этой

стороны, я так основательно проникался им, что не видел

больше оснований для своего прежнего мнения и отказывался от

него». А нередко случается и так, что Монтень не узнаёт

даже самого себя: «Даже в моих собственных писаниях я не

всегда нахожу их первоначальный смысл: я не знаю, что я хотел

сказать, и часто принимаюсь с жаром править и вкладывать в

них новый смысл вместо первоначального, который я утратил и

который был лучше. Я топчусь на месте; мой разум блуждает и

мечется». Между Монтенем «вчерашним» и Монтенем тех лет

возникает разрушительная дистанция.

Эта дистанция свидетельствует о том, что движение

мысли автора не есть целенаправленное движение к некоему

позитивному результату; это поиск, но поиск, устремлённый в

бесконечность: «Мой ум и мысль бредут ощупью, пошатываясь и

спотыкаясь, и даже тогда, когда мне удаётся достигнуть

пределов, дальше которых мне не пойти, я никоим образом не

бываю удовлетворён достигнутым мною; я всегда вижу перед

собой неизведанные просторы, но вижу смутно и как бы в

тумане, которого не в силах рассеять».

Монтень упорно ищет «истину», и поиск этот никогда

не был им завершён.

* * *

Как мыслитель Монтень сформировался в эпоху

позднего Возрождения, на излёте того культурного движения в

Европе, которое принято называть ренессансным гуманизмом. Ставя

своей основной задачей «возрождение» греко-римской культуры,

желая наполнить её достижениями собственную, позднесредневековую

цивилизацию, гуманисты осуществляли грандиозный синтез

христианской «веры» и античной «мудрости». Такой синтез был

возможен в той мере, в какой античность и христианство

несли в себе ряд сходных и даже совпадающих черт.

Важнейшей из них был антропоцентризм - учение о

том, что человек это очень привилегированное существо в

мироздании, а само мироздание существует исключительно ради

человека, для его блага. Цицерон, например, в трактате «О

природе богов» создал подлинный гимн человеку, который «по

природе своей превосходит все прочие живые существа» в мире,

тогда как сам мир «создан ради людей, и всё, что в нём

есть, изготовлено и придумано для пользы людей».

Аналогично и библейское представление о человеке, созданном

по образу и подобию своего творца (достаточно вспомнить

строки из Библии).

Гуманизм развил антропоцентристскую идею до логического конца.

«Если же очевидно, - писал в XV веке итальянский гуманист

Дж. Манетти, - что прочие живые существа были созданы

исключительно ради человека, то можно заключить, что

единственно ради человека был создан и устроен Богом мир,

поскольку он создан, как мы сказали, ради одушевлённых

существ, а те - ради человека. И об этом достоверно

свидетельствует то, что всё созданное предназначается для

одного человека и служит ему удивительным образом, что видим

мы яснее полуденного солнца. Итак, с самого начала Бог,

видимо, посчитал это столь достойное и выдающееся своё

творение настолько ценным, что сделал человека

прекраснейшим, благороднейшим, мудрейшим, сильнейшим и, наконец,

могущественнейшим».

На фоне этой двухтысячелетней традиции

прославления человека позиция Монтеня выглядит по меньшей мере

шокирующей. Всю свою непримиримость к антропоцентризму автор

излил в знаменитой главе «Апология Раймунда Сабундсгого»,

составляющей интеллектуальное ядро «Опытов».

«Пусть он (человек), - восклицает Монтень, -

покажет мне с помощью своего разума, на чём покоятся те

огромные преимущества над остальными созданиями, которые он

приписывает себе. Кто уверил человека, что это изумительное

движение небосвода, этот вечный свет, льющийся из

величественно вращающихся над его головой светил, этот

грозный ропот безбрежного моря, - что всё это сотворено и

существует столько веков для него, для его удобства и к его

услугам? Не смешно ли, что это ничтожное и жалкое создание,

которое не в силах даже управлять собой и предоставлено

ударам всех случайностей, объявляет себя властелином и

владыкой Вселенной, малейшей частицы которой оно даже не в

силах познать, не то что повелевать ею! На чём основано то

превосходство, которое он себе приписывает, полагая, что в

этом великом мироздании только он один может воздать хвалу

его творцу и отдавать себе отчёт в возникновении и

распорядке Вселенной? Кто дал ему эту привилегию? Пусть он

покажет нам грамоты, которыми на него возложены эти сложные

и великие обязанности». «По суетности воображения он равняет

себя с Богом, приписывает себе божественные способности,

отличает и выделяет себя из множества других созданий», тогда

как на деле он «помещён среди грязи и нечистот мира, он

прикован к худшей, самой тленной и испорченной частим

Вселенной, находится на самой низкой ступени мироздания,

наиболее удалённой от небосвода, вместе с животными наихудшего

из трёх видов».

Здесь и происходит момент разрыва философии

Монтеня с гуманистической концепцией. Он, принципиально

настаивая на «сходстве в положении всех живых существ, включая

в их число и человека», который «не выше и не ниже

других», сталкивается с вопросом о границах человеческого

знания, о доступности для человека истины. В результате он

вступает в конфликт с одним из наиболее авторитетных учений

своего времени – с учением о «естественной теологии».

Естественная теология, разработанная ещё в XIII веке Фомой

Аквинским, исходила из того, что, двигаясь логическим путём от

следствий к причинам, то есть от творения к творцу, можно, в

конечном счете, дойти до «первой причины» всех явлений и

всего мироздания - до Бога. Иными словами, если Бог есть

абсолютное бытиё и абсолютная истина, то человек – это как раз

то исключительное существо, которому одному дано, пользуясь

средствами разума, бесконечно приближаться к этому бытию,

проникать в «первопричину», в самую сущность вещей: раскрывая

для себя окружающий мир, человек раскрывает и создавшего этот

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7



Реклама
В соцсетях
скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты