образ «светлого будущего» в коммунистической идеологии и т.п. Однако
рассмотрим все по порядку.
Уже в примитивных существ можно наблюдать различные позы, окраски, формы
движений и звуков, которые должны устрашать противника. Особенно развиты
приемы устрашения среди животных. Например, напряженная поза собаки, оскал
зубов, вздыбленная шерсть, грозное рычание могут испугать. Этого бывает
достаточно, чтобы обратить соперника в бегство. В то же время, опущенная
голова, поджатый хвост, виноватый взгляд свидетельствуют о том, что
противник признал поражение и отдался на милость победителя, хотя это может
быть и хитрым приемом. Вероятно, первобытные люди устрашали друг друга
такими же приемами.
Появление речи позволило эффективнее, с меньшими затратами и меньшей
опасностью для себя воздействовать на соперника. С древнейших времен и по
сей день в повседневной борьбе люди используют речь для преувеличения или
преуменьшения своих достоинств, уговоров или лести, усыпления бдительности
и т.д. По подсчетам психологов, в зависимости от обстановки удельный вес
лжи и неточной информации в повседневном общении колеблется от 50% до 90%.
Совершенствование и усложнение отношений внутри человеческого общества
открыли новые возможности психологического воздействия. Ложь, сплетни,
слухи, камуфлирование своих истинных действий и намерений стали служить
устрашению противника и более легкому достижению цели. Этот этап имел такое
же судьбоносное значение для человечества, как и изобретение дистанционных
средств поражения противника, так как позволял одерживать победу слабого
над сильным за счет введение его в заблуждение. Эра физического
соперничества постепенно перешла в эру соперничества интеллекта.
За тысячи лет до Рождества Христова приемы психологического воздействия
использовались в религиозно-мистических и политических целях. Так, в
папирусе Эберса рассказывается о простейших способах гипнотизации для
повышения влияния жрецов на народ. Весьма правдоподобно описывает Болеслав
Прус в книге «Фараон» приемы воздействия с политическими целями жреца и
кудесника Бероэса на молодого фараона. Но молодой Рамсес оказался
маловнушаемым и не обнаружил связи между тем, что Бероэс умеет подниматься
в воздух и тем, что Египет должен отдать Финикию Ассирии. Этот эпизод
интересен тем, что в нем содержится один из ключевых элементов
психологической войны: Для повышения эффективности психологического
воздействия вначале нужно разрушить антисуггестивный барьер и повысить
внушаемость человека или толпы. С древнейших времен и до сегодняшнего дня
для этих целей используются фокусники и болтуны различных жанров, которые
предстают перед людьми под личиной звездочетов, астрологов, предсказателей,
целителей, гипнотизеров, знахарей, прорицателей, тибетских лам и
рассказчиков анекдотов. Вначале они убеждают толпу в своих
сверхъестественных дарованиях, а затем приступают к политическому и
экономическому оболваниванию. Прекрасным примером этого служат современные
трасты, концерны, фонды, которые обобрали население постсоветских
государств, используя феномен внушаемости. Религия и религиозные деятели
всегда были на острие психологической борьбы. Определенным этапом в
развитии форм психологической войны стало возникновение и развитие
дипломатии в современном ее виде. Сегодня дипломатические представительства
в подавляющем большинстве случаев являются придатком спецслужб и
политических кланов, посредством которых соперничающие государства ведут
между собой психологическую войну.
Новые формы войны стали появляться с развитием письменности. Появилась
возможность распространения неперсонифицированной информации. Ранее, когда
информация распространялась из уст в уста, почти всегда можно было
установить ее источник. Появление письменности затруднило поиск анонимных
авторов. Из истории хорошо известно, насколько сильное воздействие на толпу
оказывали т.н. предметные грамоты, которые подбрасывались в нужном месте и
в нужное время. Через них организовывались массовые акции неповиновения,
бунты, сводились счеты с соперниками. Появление печатного слова поставило
службу дезинформации на индустриальную основу.
Новые горизонты ведения психологической войны открыло радио, которое стало
неотъемлемой частью среды обитания человека. Его удельный вес в
информационном пространстве превзошел прессу. В процессе усовершенствования
приемов психологического воздействия оно стало практически полностью
служить формированию общественного сознания и его управлению. Значительную
роль в этом сыграл феномен анонимности радиоинформации и трудности в ее
архивной обработке. Если газеты и книги можно хранить, перечитывать,
сравнивать, изучать фамилии, псевдонимы, прошлый опыт авторов, видеть
издателя, определять его принадлежность, то радиоинформация гораздо труднее
поддается такому анализу, а для обычного гражданина это совсем трудная
задача. Изобретение телевидения и его распространение по миру привело к
стремительному росту возможностей манипулирования сознанием людей. В связи
с этим естественным образом возник вопрос контроля эфирного пространства.
Сегодня это одна из важнейших задач любого правящего режима. На это идут
колоссальные материальные и интеллектуальные ресурсы.
Решающее значение для успеха психологической войны имеет атомизация
общества, недопущение консолидации государств или политических групп,
организация постоянного противостояния и «войны всех против всех». Для
этого необходимо разукрупнение стран-противников, создание карликовых
государств с марионеточными правительствами, которые осуществляют роль
надсмотрщика над своим народом ради благополучия господина, развернув армию
штыками внутрь.
По этой причине наибольшему давлению всегда подвергаются крупные мощные
государства с целью их развала. При этом важное значение имеет формирование
в противостоящих странах мощной «пятой колонны». Она может действовать под
видом борцов за права человека, за чистоту окружающей среды, за равноправие
мужчин, женщин и животных и т.д. Главной их задачей является дестабилизация
обстановки в государстве.
О мощи средств психологической войны свидетельствует тот факт, что в конце
ХХ века удалось разрушить, прежде всего невоенными методами, все три
славянских силовых центра: СССР, Чехословакию, Югославию.
4. Воин – или проблема Человека в войне.
Начиная эту часть реферата я хотел бы прояснить её проблемное поле и
задачи. Так как война понимаемая как историческое событие в той или иной
форме охватывает все общество ( народ, нацию и т.п.) то возникает широкое
проблемное поле для анализа «места и роли» индивида, точнее спектра
социальных ролей индивида в войне. Например, проблема домохозяйки /учителя
, главы государства, мясника, водителя , …./ в войне. Преодолеть эту
методологическую проблему можно если допустить что война, случившись, делит
общество на причастных к боевым действиям и непричастных к ним: воинов
(военных) и «некамбанатов» - мирных жителей. Психологические механизмы
формирования сообществ (общностей) и история их существования убедительно
свидетельствуют о том что войны случаются довольно часто и поэтому
ожидаемы.Следовательно в структуре человеческого общества , особенно в
такой его форме как государство, и в «мирное» и в «военное» время
сохраняется деление на причастных - военных и непричастных - мирных
(правильно, наверное, называть их «не-военными») членов. Основной задачей
причастных таким образом становиться убийство представителей одного с ними
биологического вида но «чужих» в плане территории, культуры, племени, расы,
политического строя и т.д. Проблема того как это убийство, акт приравненный
к работе, возможно является задачей для рассмотрения в данной части.
4.1 Furor: герой и его безумие
Общепринятой дефиниции «человеческого» нет. Однако существует негласная
практика использования дефиниций «по умолчанию». «Если не заявлено иное»,
то будем считать вот это — тем-то, а то — тем-то, ко всеобщему
удовольствию. Такой «дефиницией по умолчанию» является, среди всего
прочего, известнейшее аристотелевское суждение о человеке как о zoon
politikon, «общественном животном». Оно возбуждает наименьшее
неудовольствие: каждый признает, что «нечто важное» оно ухватывает.
В начале «Политики» Аристотель пишет следующее: «Что человек есть существо
общественное в большей степени, нежели пчелы и всякого рода стадные
животные, ясно из следующего: природа, согласно нашему утверждению, ничего
не делает напрасно; между тем один только человек из всех живых существ
одарен речью. Голос выражает печаль и радость, поэтому он свойствен и
остальным живым существам... Но речь способна выражать и то, что полезно и
что вредно, равно как и то, что справедливо и что несправедливо. Это
свойство людей отличает их от остальных живых существ: только человек
способен к восприятию таких понятий, как добро и зло, справедливость и
несправедливость и т. п.»[7]
Однако в том же самом аристотелевском тексте содержатся тревожащие
рассуждения о том, как относиться к тем, «кто в силу своей природы, а не
вследствие случайных обстоятельств живет вне государства» (читай —
общества). Оказывается, «недоразвитое в нравственном смысле существо, либо
сверхчеловек... Такой человек по своей природе только и жаждет войны;
сравнить его можно с изолированной пешкой на игральной доске... А тот, кто
не способен вступить в общение или, считая себя существом самодовлеющим, не
чувствует потребности ни в чем, уже не составляет элемента государства,
становясь либо животным, либо божеством». Более того, «человек, живущий вне
закона и права— наихудший из всех, ибо несправедливость, владеющая оружием,
тяжелее всего; природа же дала человеку в руки оружие — умственную и
нравственную силу, а ими вполне можно пользоваться в обратную сторону»[8]
Определение «человеческого» предполагает и определение «нечеловеческого».
Это «нечеловеческое» жестко завязано на человеческие же способности, но
употребляемые неким недолжным образом: «умственную и нравственную силу»
можно, оказывается, повернуть в обратную сторону.
Обратим внимание, как точно Аристотель — невольно, но точно — определяет
суть того, что мы называем «оружием». Понятно, что дубинка, маузер, или
атомная бомба, есть прежде всего порождения ума. Единственным естественным
оружием человека является именно что «умственная и нравственная сила».
Умственная сила способна найти человеческим орудиям труда новое применение.
Не случайно, практически все инструменты войны имели аналоги в мирной
жизни. «Боевой топор» - это именно что топор, используемый как оружие. Еще
важнее то, что и «нравственная сила», «добродетель», используемая неким
«обратным способом», может стать опасной. Если ум снабжает убийцу орудиями,
то «нравственная сила» вооружает его принципами, идеями, поводами к
убийству.
А тот, кто способен это сделать — «безнравственное существо или
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9
