В 1865 году М. Н. Лонгинов, блестящий знаток екатерининского времени,
издал свой перевод сочинения саксонского дипломата Георга фон Гельбига
«Случайные люди в России». Гельбиг служил в Петербурге в последние годы
царствования Екатерины II. Императрица даже хлопотала через барона Гримма
об отзыве Гельбига из России за его, с позволения сказать, занятия русской
историей. Автор первой научной биографии Потемкина А. Г. Брикнер, разбирая
«труд» Гельбига о князе Таврическом, писал: «Автор далеко не
беспристрастен. Он сильно предубежден против императрицы и ее друга и
сотрудника. Так как главным источником при составлении сочинения Гельбига
служили сплетни в среде иностранных дипломатов, то нужно пользоваться этим
трудом с крайней осторожностью. Местами встречаются фактические неточности
и промахи. Тон раздражения, в котором i сверится о Потемкине, придает этим
статьям Гельбига характер памфлета или, по крайней мере, скорее
публицистического, нежели серьезно-исторического труда».
Разберем только одну из заметок Гельбига. Она посвящена Дмитрию
Андреевичу Шепелеву, ставшему при Елизавете Петровне обер-гофмаршалом
(главным распорядителем при императорском дворе). Саксонец утверждает, что
этот Шепелев был сыном русского простолюдина и начинал свою карьеру
смазчиком колес придворных карет. Петр I якобы заметил его и в 1716 году
сделал своим дорожным маршалом. «Шепелева все ненавидели за его грубость, —
безапелляционно заявляет Гельбиг. — Его сын, майор гвардии, на которого
рассчитывали мятежники в день восшествия на престол Екатерины II и который
по ошибке не явился вовремя, первый почувствовал на себе верховную власть
новой императрицы. Он был арестован и уже не скоро мог опять добиться
милости государыни. Сын его женился на племяннице кн. Потемкина-
Таврического, урожденной Энгельгардт. Уже это одно доказывает, что молодой
Шепелев имел значительный чин и немалое состояние...»
Лонгинов вынужден поправлять Гельбига на каждом шагу: у Д. А. Шепелева не было сына. Речь может идти о его племяннике Амплее Степановиче. Не удалось отыскать сведений о майоре гвардии Шепелеве, якобы арестованном в самый день восшествия Екатерины II на престол. Зато о Шепелеве, женатом на племяннице Потемкина, Лонгинов разразился целой статьей[14].
Маленькая история, осторожно рассказанная Пушкиным, разрослась у
Лонгинова до невероятных размеров, хотя никаких новых данных о поединке он
не привел.
Отметим важную подробность: ненавидевший Потемкина Гельбиг знает о
женитьбе Шепелева на племяннице князя Таврического, но ничего не говорит об
убийстве князя Голицына. Очевидно, легенда о «злодействе Шепелева» еще не
сложилась к тому времени, когда Гельбиг впервые выпустил в свет свою книжку
(1809). Вот бы Лонгинову и заняться этим, но он предпочел выдумать
подробности козней Потемкина против «князя-куколки».
Измышления Лонгинова подверглись справедливой критике. В 1867 году
Бартенев предоставил страницы «Русского архива» некоему Дмоховскому,
приславшему «Заметки о роде Шепелевых».
Дмоховский приводит замечательные подробности: «Амплей Степанович
Шепелев, отец Петра, женившегося на Энгельгардт, был сам женат на графине
Матвеевой, принадлежавшей, как известно, к знаменитому роду». Лонгинов «не
заметил», что «готовый на злодейство ради разных выгод и покровительства»
Петр Амплеевич Шепелев был правнуком знаменитого государственного деятеля и
дипломата боярина Артамона Сергеевича Матвеева. Царь-преобразователь
пожаловал сыну Матвеева Андрею Артамоновичу графский титул. На дочери
последнего император женил своего любимца Александра Румянцева.
Следовательно, фельдмаршал Румянцев-Задунайский приходился «злодею»
Шепелеву двоюродным братом!
Этот факт не оставляет камня на камне от легенды о причастности к
«злодейству» Потемкина. После смерти «князя-куколки» прошло четыре года.
Племянница Потемкина стала госпожой Измайловой и, лишь овдовев, вышла замуж
за Шепелева.
В 1901 году во Франции были изданы дневники барона Мари Даниеля Бурре
де Корберона, где сообщалось, что князь Голицын был заколот на дуэли не
Шепелевым, а другим офицером.
Корберон (тогда еще маркиз) прибыл в Москву летом 1775 года на должность поверенного в делах. Под 13/24 ноября 1775 года он записал:
«Обедал я у графа Ласси, а вечером был у князя Волконского. Это отец невесты того князя Голицына, который был убит неким Лавровым и которого завтра хоронят[15]. История весьма запутанная и необыкновенная. Несколько времени тому назад князь Голицын ударил палкой офицера Шепелева. Тот оставался спокоен, но через несколько месяцев покинул полк, в котором служил, и, приехав в дом князя Голицына в Москве, потребовал у него удовлетворения и тут же дал ему пощечину. Князь велел его вывести, и дело как будто этим кончилось. Все были удивлены тем, что князь Голицын не захотел драться. Но он возражал, что ему не подобает выходить на поединок со своим подчиненным.
Наряжен суд. Шепелеву ведено оставить двор, а Голицыну выходить в отставку. Пущен был слух, что князь Голицын будет драться с Лавровым, который якобы настроил Шепелева. Лавров обратился к нему с вопросом: с какой стати он про него это выдумал? Князь резко отвечал ему и вызвал его драться на пистолетах. Но на месте поединка пистолеты заряжаемы были медленно, и Лавров, пользуясь этим, стал оправдываться и отрицать все, в чем его обвинял князь Голицын, который раздраженный замечаниями напал на своего противника со шпагою в руке. Лавров также нанес ему две раны шпагою, от которых он умер через несколько времени».
Корберон получил сведения из первых рук и уловил главное: и о каком изменническом убийстве нет и речи. Голицын стал жертвой собственной грубости и вспыльчивого нрава.
Именно о ссоре Голицына с Лавровым императрица писала Архарову за два
месяца до поединка. Поначалу государыня сочла Лаврова сумасшедшим, но
вскоре ее мнение изменилось. «Прочитав допрос майора Лаврова и сличая оный
с письмом Ген[ерал]-Пор[учика] Кн[язя] Голицына, — писала Екатерина
Потемкину, — нахожу я тут разнствующие обстоятельства. Признаюсь, что вина
Лаврова уменьшается в моих глазах, ибо Лавров, пришел в дом Князя Голицына
с тем, чтоб требовать за старую обиду, офицерской чести противную,
сатисфакцию, не изъясняя, однако, какую, и быв отозван в другую комнату,
получил от Князя отпирательства, слова и побои горше прежних: вместо
удовольствия и удовлетворения был посажен в погреб, потом в избу и,
наконец, в полицию, где и теперь сидит под строгим арестом». Письмо не
датировано. Его следует отнести ко времени возвращения Екатерины в Москву —
после 18 сентября 1775 года.
В РГАДе (Российский государственный архив древних актов) сохранил допроса Ф. Лаврова.
«Отставной секунд-майор Федор Лавров спрашивай и показал. С начала
моей службы находился я в кадецком корпусе, из которого в 1767 году выпущен
в офицеры, и определен карнетом в Санкт-Петербургский карабинерный полк, в
коем и находился по 1768 год, когда в там полку был полковникам (который
ныне генерал-поручик и кавалер) князь Петр Михайлович Голицын, и в Санкт-
Петербурге во время полкового строя означенным полковником князем Голицыным
ударен я, Лавров, был палкою, после чего, не могши быть у него более в
команде, просился я в другой полк и написан был в Новогородский
карабинерный в бытность полковника князя Волконского. И с того времени
положил намерение искать с ним свидание, надеясь при том должного от него
признания, для чего и отпросился у Главнокомандующего генерала Князь
Михаила Никитича Волконского на дватцатъ на девять дней, в кое время писал
к нему письмо, но ответу на оное не имел. После ж, находясь с ним всегда
розно, кроме Ченстоховской крепости, где он, князь Голицын, был корпусной
командир, не имел случая изъяснитца. Ныне ж в проезд мой чрез Москву и
остановясь для нужды, кою имел я по банковой канторе, узнав, что он, князь
Голицын, в Москве, разсудил от него, следуя давно положенному намерению,
взять удовольствие моей обиды, и потому 15 числа сего месяца поехал я в дом
к нему и по приезде моем начал тем, что я тот Лавров, кой был некогда в ево
палку, и надеюсь, что Вашему Сиятельству не трудно узнать притчину моего
приезда. Он, взяв меня за руку, повел в особливый покой, где, кроме нас
двух, никого не было, и на вопрос ево, чтоб я говорил, какая нужда,
ответствовал, что он должен мне тем безчес-тием, кое причинил мне ударам
палкою, и требовал от него, чем он может за cue удовольствовать. Но в ответ
получил, что я повеса и что я пришел с ним в дам ево дратца, и, толкнув
меня в грудь, принимался за лацкан. В cue время почел себя должным
защищаться по возможности и отвечал ему тем же После чего один другова
вывели ис того покоя, держав за волосы, где первое было от него, князя
Голицына, слово, чтоб меня как бешенова били, по которому приказу в сей
комнате находящиеся офицеры и другие, кто был, не выключая и ево лакеев,
бросились ко мне и оттащил и меня за косу, а другие держали за руки, и в то
время уже я должен был уступить силе, будучи один Тогда ж не упустил князь
Голицын покуситца ударить меня в щоку, когда за руки меня несколько людей
держали, а за косу держал лакей ево Я, по счастию имея на то время одни
только ноги вольными, от того избавился чрез удар ево по брюху, после чего
и избавляться надлежало мне одним необычайным криком, по которому уже и
кричал князь Голицын: не бей ево, отвести надобно тебя к Князь Михаиле
Никитичу.
Я охотно был готов куда б ни было, только б мог избавиться от такова насильства. Потом было послал он к господину полицмейстеру, но и то, не знаю почему, отменил, а, приказав отнять мою шпагу и втащить в находящийся против даму ево погреб, где и заперт я был больше получаса, а в отъезд ево к Князю Волконскому я уже переведен был в избу, а ис той в другую, откудова отвезен был майором от полиции к господину бригадиру Архарову, который, уповательно по повелению, отослал меня под караул в полицию. В протчем чистосердечно с клятвою утверждаю, что, кроме собственной моей выше объявленной претензии, не имел и никем подвигнут не был и в сем допросе показал сущую правду, К сему допросу отставной секунд майор Федор Степанов сын Лавров руку приложил»
Поражает смелость Лаврова. Он не мог не знать, что Петр Голицын
недавно получил чин генерал-поручика и собирается жениться на дочери
московского главнокомандующего. Не случайно, что сразу после драки с
Лавровым Голицын по совету родственников и друзей подал прошение на
высочайшее имя, рассчитывая на благоприятное решение без суда и огласки. Но
государыня не стала на сторону сильного и приказала получить от него
объяснения.
«Записка для памяти, — так начинает свои оправдания «князь-куколка». —
По Всемилостивейшей отменной Ея Императорского Величества ко мне милости
показан мне был допрос отставного секунд-майора Лаврова. Я, читая, нашол
оной ложью наполнен. Того ради сим изъясняю, каким образам дело cue
происходило: 1) показал он, что, будучи в моем палку офицерам, во время
онаго палку в конном строю его ударил я палкою. То неправда, ибо я никогда
из себя так не выходил, чтобы непристойным штрафам офицера наказывать, а
как он худой офицер, часто репремендован был, и, сколько мне помнится,
будучи в строю, я замахнулся на него шпагою. 2) Упоминает он, что ко мне
письмо писал. Я никакого письма от него не получал и чрез восемь лет
никакой жалобы от него не слыхал, хотя во все продолжение моей службы при
войсках в Польше, как и он тут же находился, в карабинерном Новогородском
полку. 3) Наконец, он, Лавров, изъясняет в своем допросе, что, пришед ко
мне в дом, объявил, что он тот Лавров, который некогда был в моем полку
офицером и надеется, что нетрудно мне узнать притчину ево ко мне приезду. И
то он сказал неправду, а он, взошед ко мне в комнату, сказал, что имеет со
мною нужду переговорить о старых делах. Я ево отвел в другую горницу и, быв
с ним один на едине, стал он мне говорить об своей мнимой обиде, я не успел
еще зделатъ никакова размышления и со удивлением глядя на нево, а он, не
дождавшись от меня никакого ответа, кинувшись на меня, ухватил за горло. Я,
видев столь дерзкого человека противу себя, ударил правою рукою ево в шоку,
а левою, схватя его за волосы, отдернул ево от себя. Между тем, офицеры,
находящиеся в другой комнате, услышали стук, взошли и взяли ево. Все cue
происшествие происходило по утру, будучи я не одет. А что он пишет, будто
бы я выговаривал предстоящим офицерам, чтоб его били, как бешенова, я того
не говаривал. Напротив того, офицерам приказывал, когда они его держали,
чтобы не били, а после приказал его арестовать. В протчем показании от него
были все ложны, а только было, как выше от меня изъяснено».
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
