Великая Таврида

Обстановка в Европе и Османской империи благоприятствовала намерениям
Екатерины Единственной страной, которая могла помешать России, была
Австрия, но с ней Россия находилась в союзе За день до обнародования
Манифеста о присоединении Крыма Екатерина писала Иосифу II "Я надеюсь, что на этот раз собственные силы моего государства будут достаточны для того, чтобы принудить Порту к миру надежному, выгодному и .соответствующему моему достоинству" (Брикиер А Г История Екатерины II Т ИМ 1991 С 402.).

Интерес Екатерины к присоединению Крыма искусно и энергично подогревал
Потемкин "Крым положением своим, - рассуждал князь в конце 1782 года, - разрывает наши границы Нужна ли осторожность с турками по Бугу или со стороны кубанской - в обоих сих случаях и Крым на руках Тут ясно видно, для чего хан нынешний туркам неприятен. для того, что он не допустит их чрез
Крым входить к нам, так сказать, в сердце. Положите же теперь, что Крым ваш и что нету уже сей бородавки на носу - вот вдруг положение границ прекрасное по Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других Всякий их шаг тут виден Со стороны Кубани сверх частных крепостей, снабженных войсками, многочисленное войско Донское всегда тут готово".

Под конец Григорий Александрович хорошо изучив натуру императрицы, пустил в ход еще один, едва ли не важнейший, аргумент: "Неограниченное мое усердие к вам заставляет меня говорить: презирайте зависть, которая вам препятствовать не в силах. Вы обязаны возвысить славу России. Поверьте, что вы сим приобретением бессмертную славу получите и такую, какой ни один государь в России еще не имел. Сия слава проложит дорогу еще к другой и большей славе: с Крымом достанется и господство в Черном море. От вас зависеть будет запирать ход туркам и кормить их или морить с голода".

Князь четко представлял себе, как сковать силы турок и удержать их от объявления войны. Он предлагал увеличить численность войск на западной границе с Турцией, а также на Кубани и Кавказе, а для экономической изоляции Османской империи рекомендовал отправить в архипелаг флот с задачей воспрепятствовать доставке продовольствия из Египта и островов.

Обычно действия Екатерины, продуманные и осторожные, отличались от импульсивных поступков князя. На этот раз роли поменялись: Потемкин затеял тонкую дипломатическую игру, а императрица, напротив, выражала нетерпение:
"Прошу тебя всячески: не мешкай занятием Крыма". Но князь "мешкал'', намереваясь организовать присоединение Крыма так, чтобы сами татары просили об этом императрицу . Это было веским поводом к добровольному отречению хана от престола. В июле 1783 года он извещал Екатерину: "Все знатные уже присягнули, теперь за ними последуют и все. Вам еще то приятнее и славнее, что все прибегли под державу вашу с радостию". Историческое значение этой акции князь вполне оценил. "Род татарский, - писал он Екатерине в августе,
-тиран России некогда, а в недавних временах стократный разоритель, коего силу подсек царь Иван Васильевич. Вы же истребили корень. Граница теперешняя обещает покой России, зависть Европе и страх Порте Оттоманской.
Взойди на трофей, не обагренный кровью, и прикажи историкам заготовить больше чернил И бумаги" (Екатерина и Г.А Потемкин..М 1997. с. 180).
Полуостров отошел к России без единого выстрела, без пролитой капли крови.
В декабре 1783 года Турция скрепя сердце признала этот факт. Екатерина вполне оценила труды своего супруга - он стал называться Потемкиным
Таврическим, а в 1784 году был пожалован чином фельдмаршала и должностью президента Военной коллегии.

Следующая забота Потемкина состояла в хозяйственном освоении
Таврической области, как стало отныне называться Крымское ханство. После
Кючук-Кайнарджийского мира там осталась только треть населения - примерно
50 тысяч человек. Секретный рескрипт Потемкину на сей предмет императрица отправила еще 14 декабря 1782 года, предоставив князю право опубликовать его, когда сочтет надобным. В нем дано обоснование необходимости присоединения полуострова: чтобы сохранить независимость Крыма, сказано в рескрипте, Россия должна изнурять себя содержанием близ границ значительной армии. "Бдение над крымскою независимостью принесло уже нам более семи миллионов чрезвычайных расходов, не считая непрерывного изнурения войск и потери в людях, кои превосходят всякую цену".

Потемкин воспользовался самым выездом части татар в Турцию и части христиан - в Россию. Задача состояла в том, чтобы численность жителей Крыма увеличить за счет переселения туда государственных крестьян, отставных солдат, рекрутов, старообрядцев, выходцев из Турции и Речи Посполитой, а также беглых крестьян.

Князь придавал огромное значение установлению дружеских контактов с местным населением. От командующего русскими войсками генерала Дебальмена он требовал, чтобы солдаты и офицеры "обращались с местными жителями как с собратьями своими", а у императрицы просил денег "на содержание некоторых мечетей, школ и фонтанов публичных".

Не забыты были интересы татарской верхушки. Хану, поселившемуся в
России, Екатерина пожаловала колоссальный по тем временам пенсион - 200 тысяч рублей в год. Татарской знати в количестве 354 человек в 1791 году были предоставлены права и привилегии российского дворянства.

Современники резко отрицательно отзывались об управлении Потемкиным
Военной коллегией. Граф С. Р. Воронцов писал своему брату: "Князь Потемкин даром, что он военный министр, ничуть не годится для этой должности: он вздумал сооружать крепости при помощи нехороших топографических карт; таким образом был построен Херсон, таким образом сооружена Моздокская линия укреплений, напрасно специалисты, люди знающие, старались убеждать князя в невозможности такого образа действий, он считал себя Вобаном и верил безусловно в свою способность в математике''.

Критика подобного рода содержала в себе зерна правды. Военная коллегия находилась в столице империи, а ее президент бывал в Петербурге лишь наездами. Кроме того, рутинная канцелярщина противоречила натуре князя, питавшего пристрастие к живому делу, результаты которого видны невооруженному глазу.

И все же Потемкин оставил о себе добрую память, прежде всего среди солдат, введением новой военной формы. Весной 1783 года он подал императрице записку с обоснованием необходимости избавить солдат от одежды, стеснявшей движения, плохо защищавшей тело от непогоды и требовавшей огромных усилий, чтобы содержать себя в надлежащем порядке. Речь шла о косах, шляпах, клапанах, обшлагах, ружейных приемах. "Словом, - заключал князь, - одежда войск наших и амуниции таковы, что подумать почти нельзя лучше к угнетению солдата, тем паче, что он, взят будучи из крестьян, в 30 почти лет возраста узнает узкие сапоги, множество подвязок, тесное нижнее платье и пропасть вещей, век сокращающих".

Потемкин изъяснялся вполне конкретно: шляпа негодна, ибо "головы не прикрывает и, торча во все стороны, озабочивает навсегда опасность, чтоб ее не измять"; лосиные штаны в коннице выдаются на такой длительный срок, что солдат, чтобы сохранить их, должен был приобретать суконные, расходуя собственные деньги; сапоги настолько узки, что их с трудом надевают и с еще большими трудностями снимают, в особенности если они в непогоду намокли.

''Завивать, пудриться, плесть косы, солдатское ли сие дело? У них камердинеров нет. На что же пукли? Всяк должен согласиться, что полезнее голову мыть и чесать, нежели отягощать пудрой, салом, мукою, шпильками, косами. Туалет солдатский должен быть таков, что встал, то готов". Новая форма одежды и туалет не должны изнурять солдат, вводить их в дополнительные расходы на приобретение пудры, помады, лент, краски и прочего. Все это привнесено в русскую армию иноземными офицерами, равно как и муштра, в результате солдаты, "занимая себя таковой дрянью, не знают самых важных вещей: разных построений и оборотов".

Потемкину принадлежит слава основателя Черноморского флота. Первый линейный корабль "Слава Екатерины" был спущен на воду в 1781 году. На верфях Херсона, Таганрога и Севастополя сооружались линейные корабли и фрегаты. Князь облюбовал бухту близ татарской деревни Ахтиар и превратил гавань, лучше которой не было, по его мнению, во всем свете, в стоянку
Черноморского флота, названную им Севастополем. Укреплять Севастополь
Потемкин начал сразу же после присоединения Крыма к России.

Глава VIII

Полководец

Кажется, менее всего Потемкин Таврический прославился в качестве полководца. Когда началась русско-турецкая война 1787-1791 годов, Григорию
Александровичу пришлось выполнять непривычные для него обязанности главнокомандующего. Если бы его не окружали блестящие полководцы, среди которых первенствовали А. В. Суворов и П. А. Румянцев, если бы князя не поддерживала и не воодушевляла императрица, то ход военных действий мог принять совсем иной оборот. В самом начале войны Екатерина заверила фельдмаршала о полном к нему доверии и готовности защищать его от нападок -
"чтоб тебе никто и ничем помеху не сделал, ниже единым словом. И будь уверен, что я тебя равномерно защищать и оберегать намерена, как ты меня от неприятеля..."

В самом начале войны Потемкин серьезно заболел. 16 сентября 1787 года он извещал Екатерину: "..я в слабости большой, забот миллионы, ипохондрия пресильна. Нет минуты покою. Право не уверен, надолго ли меня станет. Ни сна нету, ни аппетиту". Через три дня новая жалоба на здоровье и просьба об отставке. "Спазмы мучат, и, ей Богу, я ни на что не годен... Будьте милостивы, дайте мне хотя мало отдохнуть". 24 сентября, после получения известия, что буря уничтожила выпестованный Потемкиным Черноморский флот, ипохондрия достигла высшего накала. "Я при моей болезни поражен до крайности, нет ни ума, ни духу". Повторяет просьбу: "Хочу в уединении и неизвестности кончить жизнь, которая, думаю, и не продлится". Императрица отвечала: ''...ничего хуже не можешь делать, как лишить меня и империю низложением твоих достоинств человека самонужного, способного, верного, да при том и лутчего друга. Оставь унылую таковую мысль, ободри свой дух..."

Пребывая в состоянии депрессии, Потемкин просил разрешения вывести войска из Крыма. Екатерина оказалась мудрее и тверже характером: оставление
Крыма откроет туркам и татарам прямой путь ''в сердце империи, ибо в степи едва ли удобно концентрировать оборону".

В середине декабря Потемкин почувствовал некоторое облегчение и вернулся к своим полководческим трудам. Находясь в Елизаветграде, он решил овладеть Очаковом, возложив на себя руководство операцией. Однако эта акция не принесла ему лавров.

Суворов давал обязательство овладеть крепостью еще в апреле 1788 года, когда ее гарнизон насчитывал четыре тысячи человек, но Потемкин отказал, опасаясь значительных потерь во время штурма: "Я на всякую пользу тебе руки развязываю, но касательно Очакова попытка может быть вредна; я все употреблю, чтобы достался он дешево".

Неизвестно, сколь долго Потемкин зря терял бы солдат от небывалой в этих краях холодной зимы если бы 5 декабря ему не донесли, что осаждавшие лишены топлива, а хлеба не хватит даже на один день. Только после этого фельдмаршал решился на штурм Он был крайне кровопролитным.

Восторгу Екатерины не было конца. Поздравляя фельдмаршала, она писала:
"Всем, друг мои сердечный, ты рот закрыл, и сим благополучным случаем доставляется тебе еще способ оказать великодушие".

Она пожаловала Потемкину фельдмаршальский жезл осыпанный алмаза ми и драгоценными камнями, велела Сенату заготовить грамоту с перечислением заслуг князя выбить в ею честь медаль с надписью "Усердием и храбростью самолично вручила орден Александра Невского, подарила 100 тысяч рублей на достройку Таврического дворца и золотую шпагу, поднесенную на золотом же блюде.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11