Когда Столыпин пришел в МВД, оказалось, что там на это дело смотрят
несколько иначе. Длительный период, когда власти цеплялись за общину как за
оплот стабильности и порядка, уходил в безвозвратное прошлое. Постепенно
брали верх иные тенденции. В течение ряда лет группа чиновников МВД во
главе с В.И. Гурко разрабатывала проект, который должен был осуществить
крутой поворот во внутренней политике правительства. К приходу
Столыпина Гурко занимал пост товарища министра, основные идеи и направления
проекта уже сформировались, работа продолжалась.
В отличие от столыпинского замысла, проект Гурко имел в виду создание хуторов и отрубов на надельных (крестьянских) землях (а не на государственных и банковских). Разница была существенной. Впрочем, не это было самое главное в проекте Гурко. Образование хуторов и отрубов даже несколько притормаживалось ради другой цели - укрепления надельной земли в личной собственности. Каждый член общины мог заявить о своем выходе из нее и закрепить за собой свой чересполосный надел, который община отныне не могла ни уменьшить, ни передвинуть. Зато владелец мог продать свой укрепленный надел даже постороннему для общины лицу. С агротехнической точки зрения такое новшество не могло принести много пользы (надел как был чересполосным, так и оставался), но оно было способно сильно нарушить единство крестьянского мира, внести раскол в общину. Предполагалось, что всякий домохозяин, потерявший в своей семье несколько душ и со страхом ожидающий очередною передела, непременно ухватится за возможность оставить за собой в неприкосновенности весь свой надел. Проект Гурко представлял собой удобную площадку, с которой правительство могло приступить к "разобщению" общины. Столыпин же, когда он был саратовским губернатором, не ставил вопрос о таком решении вопроса.
Конечно, Столыпин не мог не считаться с проделанной в министерстве
до его прихода работой. Не мог он не учитывать и настроений поместного
дворянства, которое по ходу революции оказалось едва ли не единственным
классом, верным режиму. В мае 1906 г. на первом съезде уполномоченных
дворянских обществ прозвучал доклад "Основные положения по аграрному
вопросу". Правительство стремилось во что бы то ни стало отмежеваться
перед дворянами от думских проектов принудительного отчуждения помещичьей
земли, а потому основная часть доклада была посвящена критике таких
проектов. В докладе говорилось, что в целом по стране "за последнее время
никакого реального основания для огульного наделения крестьян землею не
возникло". Отдельные случаи малоземелья, могут быть ликвидированы при
помощи покупки земли через Крестьянский банк или путем переселения на
окраины. В общем же должны быть предприняты меры "к улучшению и более
полному использованию надельной площади" (введение многопольных
севооборотов, лучшая обработка и удобрение земли, переход от общинной к
личной собственности, расселение крупных деревень, уничтожение внутри
надельной чересполосицы, создание хуторов). "Инициатива по введению
улучшений в крестьянском хозяйстве, должна составить предмет
главнейших забот государства и земства. Следует отрешиться от мысли,
что когда наступит время к переходу к иной, более культурной системе
хозяйства, то крестьяне перейдут к ней по собственной инициативе.
Во всем мире переход крестьян к улучшенным системам хозяйства
происходил при сильном давлении сверху". Нечто подобное, говорил Столыпин
на заседании Гродненского комитета. Эту же мысль, надо думать, он
проповедовал и в министерстве.
Настроение прибывших на съезд дворян не было единодушным. Некоторые из них были настолько напуганы революцией, что считали необходимым
сделать уступки. "Лучше всего сразу, не унижаясь до принудительного
отчуждения, заранее удовлетворить требования крестьян... Мы должны
добровольно идти навстречу к продаже крестьянам земли, сохраняя и за
собой часть... Компромисс необходим... Как во время бури бесполезна борьба, так и здесь упрямое отношение будет гибельно для дела". Другие на эти
рассуждения отвечали: "Дворянство - не находится в таком цветущем
состоянии, чтобы оно могло делать подарки и приносить жертвы. Наоборот,
когда нас выбирали уполномоченными, то нам рекомендовалось заботиться о
неприкосновенности частной собственности". Было даже такое заявления о
том, что надо "вообще запретить народу плодиться". Затем разгорелся спор
между крайними и умеренными противниками общины. Одни называли общину
"рассадником социалистических бацилл", другие обвиняли ее в "аграрных
беспорядках". Третьи опровергали эти обвинения говоря что "аграрные
беспорядки" начались еще в 1902 г., как например в Полтавской губернии,
где общинного землевладения почти нет.
Но все же большинство уполномоченных было настроено решительно против общины. "Община - это то болото, в которое увязает все, что могло бы выйти на простор, - благодаря ей, нашему крестьянству чуждо понятие о праве собственности. Уничтожение общины было бы благодетельным шагом для крестьянства". Община, подчеркивали дворянские представители, должна быть безусловно уничтожена.
Нападки на общину были всего лишь тактической уловкой правого дворянства: отрицая крестьянское малоземелье, помещики стремились перевалить на общину всю ответственность за крестьянскую нищету. Кроме того, в период революции община сильно досадила помещикам: крестьяне шли громить помещичьи усадьбы всем миром, имея в общине готовую организацию для борьбы. Даже в мирное время помещик чувствовал себя увереннее, когда имел дело с отдельным крестьянином, а не со всей общиной.
И поэтому вопрос о хуторах не вызвал больших споров. Сами по себе хутора и отруба мало интересовали дворянских представителей. Главные их заботы сводились к тому, чтобы закрыть вопрос о крестьянском малоземелье и избавиться от общины. Поэтому правительственное предложение раздробить ее при помощи хуторов и отрубов, было охотно принято. Правда, 29 депутатов представили особое мнение, предостерегая против "схематически - шаблонного, однообразно-догматического решения в центральных учреждениях аграрного вопроса без достаточного внимания ко всем разнообразным бытовым, племенным, географическим и другим особенностям России". Но эти весьма резонные доводы не встретили понимания, и большинство депутатов поддержало представленные министерством тезисы, тщательно вычеркнув из них слово "малоземелье".
Между тем обстановка в стране была неопределенная. Давление дворян уравновешивалось давлением Думы и крестьянства. После роспуска I Думы ситуация еще более обострилась. В конце августа 1906 г. Столыпин провел мероприятия по передаче Крестьянскому банку части государственных и удельных земель для продажи крестьянам. Тем самым он приступил к исполнению своего замысла, созревшего еще в Саратове. По существу, если можно выразиться современным языком, это была типичная приватизация части государственного имущества.
Эти мероприятия вызвали возражения со стороны Гурко. Он считал, что
казенные земли и так почти всецело были в руках крестьян, которые многие
годы снимали их в аренду. Проведение такой меры, оживит у крестьян надежды
на то, что в дальнейшем они заберут в свои руки и помещичьи земли.
Отношения между Столыпиным и Гурко, по-видимому, были достаточно плохими.
Т.к. в воспоминаниях товарища министра внутренних дел сквозит
презрительно-высокомерное отношение к своему бывшему шефу. По мнению
Гурко, он был "полный невежда в экономических вопросах", не имел
"достаточной подготовки для того, чтобы справляться со многими
фундаментальными проблемами государственной жизни" и плохо
председательствовал в Совете министров (не умел резюмировать дебаты и
составлять резолюции).
У Гурко возникли сильные подозрения относительно дальнейших намерений Столыпина, насчет помещичьей земли, когда ему передали слова главы правительства, что кому-то (т.е. помещику, графу или любому другому крупному землевладельцу) придется расстаться с частью своих земель.
У страха, как известно, глаза велики. В действительности Столыпин,
даже, не допускал и мысли о полной ликвидации помещичьего землевладения.
Иное дело - частичное его ограничение. Об этом свидетельствуют слова отца,
которые его дочь привела в своих воспоминаниях: "Не в крупном землевладении
сила России. Большие имения отжили свой век. Их, как бездоходные, уже
сами владельцы начали продавать Крестьянскому банку. Опора России не в них, а в царе". Что-то похожее Столыпин, надо думать, действительно говорил
- и это было сказано не случайно, а под впечатлением от нескончаемых
крестьянских бунтов. Которые в конце 1концов прекратились, но осталось это
убеждение, засевшее глубоко в сознании. В 1909 г., когда обстановка в
стране коренным образом изменилась, Столыпин вновь коснулся этого вопроса
- не в беседе с дочерью и не в каком-нибудь случайном разговоре, а в
интервью корреспонденту газеты "Волга": "Вероятно, крупные земельные
собственности несколько сократятся, вокруг нынешних помещичьих усадеб
начнут возникать многочисленные средние и мелкие культурные хозяйства,
столь необходимые как оплот государственности на местах".
В конце 1905 г., когда дела у царского правительства были из рук
вон плохи, главноуправляющий землеустройством и земледелием Н.Н.Кутлер
поставил вопрос о частичном отчуждении помещичьих земель. Но царь после
недолгого колебания решительно отверг кутлеровский проект, а сам Кутлер с
треском вылетел в отставку. Впоследствии никто из министров и мысли не
допускал о том, чтобы явиться к царю с подобным предложением. Столыпин,
как мы понимаем тоже считал, что в таком проекте нет надобности. Частичное
отчуждение помещичьей земли фактически уже идет. Многие помещики,
напуганные революцией, продают имения. Важно, чтобы Крестьянский банк
скупал все эти земли, разбивал на участки и продавал крестьянам. Из
перенаселенной общины лишние работники осядут на банковских землях,
остальные переселятся в Сибирь. Кстати об этом вопросе. По указу 10 марта
1906 года право переселения крестьян было предоставлено всем желающим
без ограничений. Правительство ассигновало немалые средства на
расходы по устройству переселенцев на новых местах, на их медицинское
обслуживание и общественные нужды, на прокладку дорог. В 1906-1913 годах
за Урал переселилось 2792,8 тысяч человек. Масштабы данного мероприятия
обусловили и трудности в его осуществлении. Количество крестьян, не
сумевших приспособиться к новым условиям и вынужденных вернуться,
составило 12% от общего числа переселенцев. Но стремление выселить как
можно большее число беспокойных крестьян привело к огромным недостаткам в
организации переезда переселенцев и отвода им земель. Не хватало поездов,
недоставало участков, мало отпускалось денег на выдачу ссуд. Многие
переселенцы оказывались в Сибири неустроенными, часть из них шли батрачить
к старожилам, другие возвращались на родину. Но правительству не удалось
достигнуть поставленной ими цели - уменьшить малоземелье за счет
переселения. В среднем в Сибири оседало около 300 тыс. переселенцев в
год, а естественный прирост составлял в Европейской России более 2 млн.
крестьян в год, т.е. малоземелье постоянно увеличивалось.
Итоги переселенческой компании были следующими. Во-первых, за
данный период был осуществлен громадный скачок в экономическом и социальном
развитии Сибири. Также население данного региона за годы колонизации
увеличилось на 153%. Если до переселения в Сибирь происходило
сокращение посевных площадей, то за 1906-1913 годы они были расширены на
80%, в то время как в европейской части России на 6,2%. По темпам
развития животноводства Сибирь также обгоняла европейскую часть России.
