Примерно так сложилась у Столыпина общая концепция реформы. В этих
рамках он смирился с проектом Гурко и даже как бы "усыновил" его. Правда,
это был не тот случай, когда приемное чадо становится похожим на отца.
Скорее, происходило обратное. "Надо вбить клин в общину", - говорил
Столыпин своим сподвижникам. "Вбить клин", заставить прекратить переделы,
наделать хуторов и отрубов на общинных землях - все эти идеи были
выражены в проекте Гурко. Откуда Столыпин их и почерпнул.
10 октября 1906 г., когда этот проект рассматривался в Совете
министров, Столыпин сам, без помощи Гурко, его докладывал и защищал. Все
члены правительства находили, что "община не заслуживает далее
покровительства закона". Разногласия возникли лишь насчет того, надо ли
проводить этот проект по 87й статье или следует дождаться Думы.
Меньшинство членов Совета министров ссылалось на то, что "отрицательный
взгляд самих крестьян на общину еще не доказан". Следовательно, не
исключено массовое недовольство. Между тем правительство, издав этот указ
по 87-й статье, будет лишено возможности сослаться на мнение народного
представительства и вряд ли сможет "отразить обвинения в некоторой
узурпации законодательных прав". Но все же проект был принят.
А после принятия указа 9 ноября Думой он с внесенными поправками поступил на обсуждение Государственного совета и также был принят, после чего по дате его утверждения царем стал именоваться законом 14 июня 1910 года. По своему экономическому содержанию это был либеральный буржуазный закон, который способствовал развитию капитализма в деревне. Конечно же это был прогрессивный закон, но он обеспечивал прогресс по худшему, прусскому образцу, когда можно было пойти по американскому пути развития сельского хозяйства, который предусматривал развитие сельского хозяйства путем наделения крестьян фермами, где он станет полновластным хозяином. Смысл закона раскрывался в его первой статье, наиболее известной и часто цитируемой, устанавливающей, что "каждый домохозяин, владеющий надельною землею на общинном праве, может во всякое время требовать укрепления за собою в личную собственность причитающейся ему части из означенной земли". Так же крестьянин мог оставить за собой излишки, за которые должен был заплатить по выкупной цене 1861 года. Выход из общины рассматривал сельский сход, если же согласие не выдавалось в течение 30 дней, то выдел осуществлялся земским начальником. Дополнением к закону 14 июня 1910 года усиливавшим его насильственный характер, был принятый обеими палатами закон о землеустройстве, называвшийся законом 29 мая 1911 года. В соответствии с ним для проведения землеустройства не требовалось предварительного закрепления земли за дворохозяевами.
Тогда же, в ноябре 1906 г., у Гурко произошли крупные неприятности.
Он был уличен в некорректных действиях по закупке продовольствия для
голодающих (через шведского торговца, который не выполнил контракт).
Скандальная история стала достоянием прессы. Дело Гурко рассматривалось
в Сенате. По-видимому, Гурко удалось отвести обвинения в мздоимстве, но со
службы он был уволен. Это вызвало недовольство царя, который ценил Гурко.
Столыпин же, судя по всему, довольно спокойно отнесся к судьбе своего
товарища.
В это время едва ли не главной заботой председателя Совета министров
стало положение, в которое попал Крестьянский банк. Масштаб его операций
по закупке земли в это время возрос почти в три раза. Многие помещики
спешили расстаться со своими имениями. В 1905-1907 гг. банк скупил свыше
2,7 млн. дес. земли. В его распоряжение перешли государственные и удельные
земли. Между тем крестьяне, рассчитывая на ликвидацию помещичьею
землевладения в ближайшем будущем, не очень охотно делали покупки. С ноября
1905 г. по начало мая 1907 г. банк продал всего около 170 тыс. дес. В его
руках оказалось очень много земли, к хозяйственному управлению которой он
не был приспособлен, и мало денег. Для поддержки его правительство
использовало даже накопления пенсионных касс.
Деятельность Крестьянского банка вызывала растущее раздражение среди помещиков. Это проявилось в резких выпадах против него на III съезде уполномоченных дворянских обществ в марте-апреле 1907 г. Делегаты были недовольны тем, что банк продает землю только крестьянам (некоторые помещики были не прочь воспользоваться его услугами как покупатели). Их беспокоило также то, что банк не совсем еще отказался от продажи земли сельским обществам (хотя он старался продавать землю в основном отдельным крестьянам цельными участками). Общее настроение дворянских депутатов выразилось в следующем: "Крестьянский банк не должен заниматься разрешением так называемого аграрного вопроса... аграрный вопрос должен быть прекращен силой власти".
В это же время крестьяне весьма неохотно покупали землю и выходили из общины, т.к. ходили слухи, будто тот, кто выйдет из общины, будет лишен права на присоединение к своему участку части помещичьей земли.
Только после окончания революции аграрная реформа пошла быстрее.
Прежде всего правительство предприняло энергичные действия по ликвидации
земельных запасов Крестьянского банка. 13 июня 1907 г. этот вопрос
разбирался в Совете министров, было решено образовать на местах временные
отделения Совета банка, передав им ряд важных полномочий. В длительную
командировку, для участия в работе этих отделений, отправились многие
видные чиновники Министерства финансов, МВД и Главного управления
землеустройства и земледелия.
С некоторой обидой А.А.Кофод позднее вспоминал, что "весной 1907 г. даже Столыпин считал землеустройство побочным вопросом в сравнении с громадной работой, которую требовалось провести для распределения огромных земельных площадей, купленных Крестьянским банком". До Кофода дошла весть, что и его собираются заслать в одно из временных отделений. Сослуживцы советовали не сопротивляться, поскольку "Петр Аркадьевич не любит, когда противоречат ею планам, даже в деталях". Но Кофод был занят составлением инструкции по землеустройству и считал себя "единственным человеком, который имеет ясное представление о том, как правильно должна быть сделана эта работа". Исполненный собственного достоинства как истинный европеец, он явился к Столыпину и сумел себя защитить от такой ссылки.
Отчасти в результате принятых мер, а больше того - вследствие
изменения общей обстановки в стране дела у Крестьянскою банка пошли
лучше. Всего за 1907-1915 гг. из фонда банка было продано 3909 тыс.
дес., разделенных примерно на 280 тыс. хуторских и отрубных участков. До
1911 г. объем продаж ежегодно возрастал, а затем начал снижаться. Это
объяснялось, во-первых, тем, что в ходе реализации указа 9 ноября 1906 г.
на рынок было выкинуто большое количество дешевой надельной "крестьянской"
земли, а во-вторых, тем, что с окончанием революции помещики резко
сократили продажу своих земель. Оказалось, что подавление революции не
пошло на пользу для создания хуторов и отрубов на банковских землях (а
реализация проекта Гурко даже сильно подрезала это дело). Оно заняло
видное, но все же второстепенное место в аграрной политике правительства.
Между тем именно это направление политики было наиболее близко Столыпину.
Сегодня еще недостаточно хорошо исследован вопрос о том, как
распределялась банковская земля среди различных слоев крестьянства. По
некоторым данным, богатая верхушка среди покупателей составляла всего 5-6
%. Остальные принадлежали к среднему крестьянству и бедноте. Такие ее
попытки закрепиться на землях банка объяснялись достаточно просто. Многие
помещичьи земли, из года в год сдававшиеся в аренду одним и тем же
обществам, стали как бы частью их надела. Продажа их Крестьянскому банку
ударила в первую очередь по малоземельным хозяевам. Между тем банк давал
ссуду в размере до 90-95 % стоимости участка. Продажа укрепленного надела
обычно позволяла уплатить первый взнос. Некоторые земства оказывали
помощь по обзаведению на хуторах. Все это толкало бедноту на банковские
земли, а банк, имея убытки от содержания купленных земель на своем
балансе, не был разборчив в выборе клиентов.
Ступив на банковскую землю, крестьянин как бы восстанавливал для
себя те изнурительные и бесконечные выкупные платежи, которые под
давлением революции правительство отменило с 1 января 1907 г. Вскоре
появились недоимки по банковским выплатам. Как и прежде, власти вынуждены
были прибегать к рассрочкам и пересрочкам. Но появилось и нечто такое, чего
крестьянин раньше не знал: продажа с молотка всего хозяйства. С 1908 по
1914 г. таким путем было продано 11,4 тыс. участков. Это, по-видимому,
было прежде всего мерой устрашения. И основная часть бедноты, можно
предположить, осталась на своих хуторах и отрубах. Для нее, однако,
продолжалась та же жизнь ("перебиться", "продержаться", "дотянуть"), какую
она вела в общине.
Впрочем, это еще не значит, что все так плохо: на банковских землях
появились и достаточно крепкие фермерские хозяйства. С этой точки зрения
землеустройство на банковских землях было перспективнее, чем на надельных.
Однако, как я уже говорил ранее, таких хозяйств изначально было немного (5-
6%).
Наладив деятельность Крестьянского банка, правительство вплотную
занялось реализацией указа 9 ноября 1906 г. На места заспешили министерские
ревизоры, потребовавшие от губернских и уездных чиновников, чтобы все их
силы сосредоточились на проведении аграрной реформы. Земские начальники,
уличенные в нерадивости, увольнялись в отставку. Это резко подхлестнуло
активность тех, кто оставался на службе. Явившись в то или иное село и
собрав сход, они первым делом спрашивали: "Почему не укрепляетесь? Кто вас
смущает?" Печать была переполнена сообщениями о произволе администрации.
Аресты сельских старост и отдельных крестьян, запрещение высказываться на
сходах против указа, вызов стражников и содержание их за счет общества -
таков перечень средств, наиболее широко применявшихся властями.
Практиковалась и административная высылка особо активных противников
реформы из числа крестьян. К сожалению, общее их число, (высланных за
агитацию против реформы), до сих пор не подсчитано.
Некоторые из соответствующих дел доходили до МВД, и вряд ли
Столыпин о них не знал. Но это не помешало ему 15 марта 1910 г. заявить в
Государственном совете: "Не вводя, силою закона, никакого принуждения к
выходу из общины, правительство считает совершенно недопустимым
установление какого-либо принуждения, какого-либо насилия, какого-либо
гнета чужой воли над свободной волей крестьянства в деле устройства его
судьбы, распоряжения его надельною землею".
Психология государственных деятелей, говорящих одно и делающих другое, - явление поистине загадочное. Но все же, редко кто из них в такие моменты сознательно лжет и лицемерит. Благие намерения провозглашаются чаще всего вполне искренне. Тот же Столыпин, как я уже говорил, изначально вовсе не хотел насильственного разрушения общины. Другое дело, что не они, выступающие с высоких трибун, составляют множество тех бумаг, в которые и выливается реальная политика. Они их только подписывают, не всегда успев даже, бегло просмотреть, что они подписывают. И, уже конечно же, не имеют представления, какова статистика тех или иных распоряжений. Если при подписании какого-либо документа возникнет сомнение, то докладывающий его чиновник человек, несомненно, толковый и дельный, показавший свою преданность) тут же все объяснит или предпримет какой-либо маневр. Например обидится (это на начальство тоже иногда действует). После недолгих колебаний документ будет подписан.
