Как считало большинство британских политических обозревателей, переход влиятельной издательской группы в лагерь лейбористов, которые в социологических опросах на тот момент на 28 процентов опережали тори, означало потерю консерваторами “лондонской газетной почвы.” После того, как от консерваторов отвернулся их традиционный союзник газета “Сан” потеря “Дейли мейл” и “Ивнинг стэндард” лишь усиливало нарастающий в рядах тори кризис, подчеркивали они”.[91]
Еще раньше, летом 1995 года о поддержке лейбористов заявил один из богатейших людей Великобритании Д.Сэйнсбери, и это стало своеобразным сигналом для многих промышленников и банкиров Англии. На ослабление позиций указывали и результаты дополнительных выборов, например в благополучном, зажиточном, классически среднеклассовом Южном Уиррале (которые состоялись 27 февраля 1997 г.), где тори впервые уступили лейбористам 17% голосов.[92]
Правда, есть и другие результаты, которые показывали усиление позиции либеральных демократов и гораздо более слабые позиции лейбористов, нежели в национальных опросах, но в любом случае, консерваторы оставались позади. [93]
Что касается самой избирательной кампании, то здесь мне хотелось бы отметить один очень важный момент: впервые предвыборная стратегия консерваторов была скорее антилейбористской, нежели неоконсервативной. То есть тори делали основной упор скорее на традиционный консерватизм британских избирателей, чем на разработку нового подхода к проблемам Британии и заманчивых обещаний для основной массы электората.
По сути, ни одной свежей идеи, кроме приватизации почты и метро, выдвинуто не было. Консерваторы заявляли, что лейбористы “воруют у них идеи”, что по сути являлось верным и было скорее свидетельством того, что идеи действительно хорошие и пригодные для реальной жизни, а не следствием неспособности тори руководить страной.
Необходимо отметить и то, что избиратели не простили правительству консерваторов нарушение обещания не увеличивать налоги. Несмотря на то, что это была вынужденная мера, большинство отвернулось от тори потому, что в их политике усмотрело попытку решать международные проблемы за счет налогоплательщиков
Подобные мысли, конечно, были тут же подхвачены и развиты лейбористами и либералами, выступившими под лозунгом “Все внимание домашним проблемам”. К тому же лейбористы обвиняли консерваторов в медлительности, особенно в вопросе отношений с Европейским союзом, используя, например, тот факт, что еще в феврале 1997 года президент “Тойоты” заявил на одном из приемов, что если британский истеблишмент не проявит воли к тесной интеграции с Европой в области финансовой политики, то значительные японские капиталы будут перенесены на европейский континент – новые производственные комплексы японцы построят в Испании или Германии (сюда же – и по той же причине – может перебазироваться из-под Ливерпуля и “Форд”). Три четверти выпускаемой “Тойотой” в Британии продукции экспортируется на материк, так что экономическая заинтересованность Лондона в дальнейших интеграционных процессах вполне объяснима.
Сильно подорвали авторитет консервативного правительства и постановления Европейского суда по правам человека, осуждающие британские нормы права (за период с 1995 по 1997 годы такие постановления выносились 12 раз), Хотя уровень преступности снизился на 10%,по сравнению с 1993 годом, на что Джон Мейджор обращал особое внимание, выступая на пресс-конференции 22 апреля 1997 г.[94]
В целом вся избирательная кампания шла под аккомпанемент критики тори как справа, так и слева: правительство якобы погрязло в кризисах и сексуальных скандалах. Получилось так, что консерваторы предстали в роли “оправдывающейся” партии, тогда как лейбористы энергично наступали.
Ни для кого не является секретом и тот факт, что очень многие “голосуют сердцем”, то есть в первую очередь внимание обращается на имидж самого лидера, его силу и уверенность, и лишь потом на программные обещания. Возможно слишком долго находящиеся в положении правящей партии консерваторы не сочли этот момент слишком важным, поскольку их антилейбористская пропаганда была настолько негативной, что лишь укрепляла реноме лидера лейбористов. Например, один из руководителей политической кампании консерваторов, сам “рекламный гений”, лорд Морис Саачи, создал образ лидера лейбористов, за который консерваторы еще долго должны будут его “благодарить”. Тони Блэр предстал на нем вампиром с кроваво-красными глазами и надписью “Новые лейбористы – новая опасность”. Здесь Саачи невольно сыграл в пользу лейбористов, во-первых признав их обновленной партией, а во-вторых, Блэр с горящим дьявольским взглядом выглядел исключительно выгодно на фоне респектабельно – стерильного образа Мейджора.
Практически все газеты называли Дж. Мейджора тусклым и скучным. А ведь такой образ начал формироваться уже давно. Вот один показательный пример. Еще в 1993 году известный лондонский карикатурист Джон Райт опубликовал сборник под вполне красноречивым названием “101 способ применения Мейджора”. Среди прочих в нем предлагалось использовать премьера как… успокоительное, садовую скульптуру, столб для того, чтобы кошки могли поточить когти, а собаки оставлять свои “метки”. Книга не просто была немедленно раскуплена. Он выдержала пять изданий, и читатели начали присылать Райту собственные “мысли” на предмет новых неполитических “использований” премьера, среди которых были… даунинг-стритская вешалка для пальто и шляп, подпорка для балдахина над кроватью и прочие не очень лестные предложения. В результате вышла вторая книжка под названием “Еще 101 способ применения Мейджора” и, как пишут британские газеты, готовился к изданию и третий сборник карикатур.
Конечно, саму публикацию нельзя рассматривать в качестве факта безусловного падения популярности, но если бы Мейджор немного больше думал о своем имидже, возможно предвыборная борьба была бы более успешной для партии тори.
Образ скорее “доброго соседа”, нежели жесткого политика, помог ему в тот момент, когда Британия стала уставать от агрессивности Маргарет Тэтчер, но на рубеже веков как никогда стала возрастать необходимость в харизматических личностях, которые могли бы увлекать за собой массы. Весь ход истории доказывает, что, когда сменяется целая эпоха, люди начинают нуждаться в сильной опоре, не просто в грамотном политическом деятеле, а в личности. В журнале “ New Statesman”[95], еще в октябре 1996 года Энтони Селдон, один из основателей института современной истории Британии, отмечал следующее: “Падение правительства тори происходит потому, что не популярен их лидер. Это означает, что поиск избираемого лидера будет очень важным делом во время выборов”.
Подобная ситуация характерна для многих стран, а если говорить непосредственно о Великобритании, то здесь многие исследователи отмечают большее сходство Тэтчер и Блэра, нежели Мейджора и Тэтчер. Блэр, собственно, никогда не скрывал своего восхищения решимостью и силой воли “железной леди”. Так же, как она, он сделал своим правилом в перестройке лейбористской партии твердость руководства и бескомпромиссность в достижении поставленной цели. Сначала он фактически продублировал боевые приемы и методы Тэтчер и медленно, но верно прошелся по левому крылу партии, не оставив в нем и искры очагов левых настроений, а затем таким же образом “поставил на место” профсоюзы.
“Маргарет Тэтчер заставляла оппозицию взглянуть в лицо современным реалиям социальной и политической жизни, - считает известный английский историк и политолог лорд Блэйк, - это может показаться смешным, но вероятно, Тони Блэр станет преемником ее успеха.”[96] Да и сам Блэр не боялся воздать должное “железной Мэгги” и доходить в своей смелости до того, что английские газеты уже с сарказмом замечали, что в отношениях между ними возник некий “клуб взаимного восхваления”. Чего стоит, например, высказывания Блэра о том, что лишь он в состоянии довести до конца начатую Тэтчер “социальную и экономическую” революцию. А Маргарет Тэтчер как-то заметила в беседе с главным редактором лондонской “Таймс”, что если Блэр придет к власти, то он Британию “не подведет”. Комплимент был сделан в частной беседе. Офис “железной леди” и британского премьера немедленно поспешил опровергнуть подобное высказывание, а лидеры консерваторов заявили, что Тэтчер будет “самоотверженно работать на победу Мейджора”. Тем не менее дело, как говорится, было сделано: ведь мало кто поверит, что “Таймс” могла позволить себе неверно интерпретировать слова Тэтчер.
Для Блэра, который создал для своей партии такой образ умеренности, которого партия не знала за всю послевоенную историю, сравнение с “железной леди”, которая остается до сих пор почти “иконой” для правого крыла консерваторов, чрезвычайно важно, поскольку ему просто необходимо было сделать реверанс консервативным британским избирателям, поскольку радикализм в любых формах и проявлениях в Соединенном королевстве не приемлют. И даже мощная пропаганда лейбористов, построенная вокруг ключевого лозунга “Довольно консерваторов!” направлена была в основном, не на смену строя, а на смену партии, которая слишком долго находился у власти. Блэр удивительно тонко почувствовал усталость британцев от двух декад правления тори и понял, в какое русло необходимо направить эти настроения. Он предложил им то, что сразу же привлекло к нему тысячи избирателей. Эту идею можно свести к нескольким словам: “при тори было неплохо, но при лейбористах будет еще лучше”. Это вместе с несколько бесцветным образом слишком спокойного Мейджора очень сильно понизило рейтинг тори. Да к тому же в самой партии все больше распространялось мнение, что консерваторам необходимо какое-то время побыть в оппозиции для наведения порядка в собственном доме, а идеологи тори считали наиболее опасными признаки идеологического застоя.[97] В ходе избирательной кампании некоторые влиятельные члены партии консерваторов открыто заявляли о готовности бросить Мейджору вызов в борьбе за лидерство в партии после неминуемого поражения. А когда в самой партии начинается размежевание, это обычно приводит к плачевному результату. Каковым по сути и явился итог всеобщих выборов.
Пожалуй, главным здесь является не просто победа лейбористов и поражение консерваторов, а совершенно необычные для обеих главных партий масштабы того и другого. Хотя доля полученных лейбористами голосов (около 45%) не является их наивысшим достижением (в 1945 и 1950 гг. эта доля составила, соответственно, 49 и 47%), число завоеванных ими мест в парламенте оказалось беспрецедентно большим (419 из 659), Соответственно и абсолютное большинство, которым они располагают в Палате общин, составило 179.[98] Это на 35 мест больше, чем было у консерваторов после выборов в 1983 г., когда они одержали самую внушительную за все послевоенные годы победу над лейбористами.
Крайне неприятным результатом выборов для консерваторов явилось сокрушительное поражение, которые они потерпели в ряде ключевых регионов Великобритании. Впервые за всю историю своего существования тори не получили ни одного места в Шотландии и Уэльсе. Это послужило основанием для заявлений ряда наблюдателей о том, что партия перестала представлять всю страну и утратила статус национальной.
Но и в основной части Соединенного Королевства - собственно Англии, преобладающее влияние тори сохранилось лишь в наименее развитых сельских регионах восточной и юго-восточной Англии. Что же касается наиболее динамичного, урбанизированного ее пояса, то из 160 избирательных округов, расположенных в нем, партии удалось завоевать всего 8. В целом же, получив на выборах почти треть голосов, консерваторы смогли победить лишь в четверти округов и соответственно провести лишь 165 своих кандидатов (25,7% от общей численности Палаты общин).[99] Как подсчитали специалисты, это - наихудший результат за последние 90 лет. Таким образом, парламентская фракция тори сейчас в 2.5 раза меньшие, чем фракция лейбористов, располагающая 2/3 (65,4%) голосов в нижней палате.[100]
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27
