Главной партией парламента в XX веке безусловно явля­ются консерваторы. В викторианскую эпоху две основные пар­тии сравнительно регулярно сменяли друг друга у кормила правления и общий баланс был даже в пользу либералов. Но после того как они потеряли в 1922 году свое место в двух­партийной системе, консерваторы находились в целом у власти 50 лет из 70-и, а их основные оппоненты - лейбористы лишь 20 лет, при чем только половину этого срока лейбористские правительства опирались на твердое большинство в парламен­те (1945-1950, 1966, 1974 г.г.). К тому же консерваторы побеждали трижды подряд на выборах в 1950-е годы и пять раз, начиная с 1979 года[28]. Крен консерваторов вправо и заметное усиление левых тенденций в лейбористской партии создали к началу 80-х годов ситуацию, существенно отличавшуюся от той, кото­рая существовала в стране в предшествующий период. Впервые в послевоенные годы к власти пришла партия, возглавляемая убежденными “новыми правыми”. Здесь представляется необходимым рассмотреть вопрос об их идейно-политической ориентации, за которой достаточно прочно закрепился термин “новый консерватизм”.

Будучи прямым продолжением линии, возобладавшей и партии в конце 60-х — начало 70-х годов и получившей тогда наименование “тихой революции” Э.Хита”[29], “новый консерватизм” имеет и некоторые черты, существенно от­личающие его от более раннего этапа эволюции партии вправо. Как известно, начав после победы на выборах 1970 г. довольно энергично осуществлять намеченный в оппозиции курс в духе “свободного предпринимательства”, тогдашнее партийное руководство во главе с Хитом уже спустя год-полтора совершило крутой поворот и стало проводить политику, мало чем отличавшуюся от политики предшествовавшего лейбористского правительства. Отка­завшись от того, чтобы оставлять на произвол судьбы обан­кротившиеся или находившиеся на грани банкротства компании, презрительно именовавшиеся вначале “хромы­ми утками”, правительство встало на путь субсидирова­ния их, не гнушаясь и таким, казалось бы неприемлемым для консерваторов средством, как национализация.

Несмотря на некоторое сокращенно темпов роста государственных расходов,  правительство   не   пошло   на   то, чтобы  серьезно нарушить сложившийся в послевоенный  период баланс между частными и государственными социальными услугами, и государственным системам социального обслуживания не был нанесен сколько-нибудь существенный урон. Стремясь поставить под более надежный   контроль развитие социальных отношений в стране, правительство стало широко использовать систему трехсторонних консультаций  между “большим бизнесом”, проф­союзами и государством  (за что, кстати, на Хита был на­клеен   ярлык   “корпоративиста”)[30].   В   результате    роль государства как  регулятора  экономического  развития  и социальных отношений не только ни снизилась, но стала еще более возрастать.

Хотя    поражение   правительства   Хита    на    выборах 1974 г. явилось прежде всего следствием  “негибкости”  в отношениях с профсоюзами и того высокого накала классовой борьбы в стране, который был вызван антирабочей, антипрофсоюзной политикой тори, в ходе развернувшейся после выборов борьбы за власть и партии его политиче­ские противники сделали акцент совсем на другом. В “ви­ну” Хиту и его ближайшим помощникам была поставлена главным образом “измена” принципам и установкам, со­гласованным в канун прихода партии к власти. “Преда­тельство” ценностей “нового торизма”, растрата “доверия” среди тех, кто голосовал в 1970 г. за этот курс, подмена “чистых принципов” консерватизма   технократизмом   и корпоративизмом,  сползание на  позиции  главных   политических противников тори — лейбористов — подобные обвинения и легли в основу той кампании, которую начала сразу после провала на выборах в октябре 1974 г. М. Тэтчер вместе с другими “правыми радикалами”  в партий­ном руководстве[31].

Отличительной чертой развернувшейся внутрипартий­ной борьбы было более активное участие в ней местных организаций, активистов и руководителей низшего и сред­него рангов, чему в немалой степени способствовали и оп­ределенные изменения в системе отбора лидера партии, имевшие место в конце 60-х годов. В ходе выборов нового лидера на парламентариев-тори было оказано сильное дав­ление со стороны партийных организаций избирательных округов, с тем чтобы они голосовали не за Э. Хита и дру­гих “умеренных” кандидатов, а за выступившую с край­них позиций М. Тэтчер. Подобная линия поведения мел­кобуржуазного в своей основе актива консерваторов от­ражала не только накопившееся в его среде недовольство политикой правительства Хита, игнорировавшего нужды мелких и средних предпринимателей, но и более общее стремление последних активнее отстаивать свои жизнен­ные интересы, не полагаясь на “добрую волю” партийных верхов. Этим категориям членов и избирателей партии то­ри, склонным идеализировать “старые, добрые времена свободного предпринимательства”, особенно импонировала “антиэтатистская”, индивидуалистическая фразеология Тэтчер. Впервые получив, таким образом, определенные возможности воздействовать на ситуацию в партии, местный партийный актив консерваторов стал “давить” в на­правлении правого радикализма, и это сразу же дало ощу­тимый результат. Однако никакое давление снизу не сработало бы, если бы основные силы консервативного истэблишмента не были заинтересованы в том, чтобы ис­пытать на посту лидера человека новой формации, который должен был придать партии “популистский” облик и тем самым обеспечить ей более широкую поддержку среди избирателей, а также поднять “мораль” внутри самой пар­тии, приостановить тенденцию к падению численности и дееспособности низовых  партийных  организаций.

Несмотря   на   обилие   программных,   политических   и пропагандистских материалов, вышедших во второй поло­вине 70-х годов  из-под пера представителей   “нового то­ризма”, содержащийся в этих материалах набор идей не отличался особой оригинальностью.  Как  и  в  конце 60-х годов, всячески осуждалось  “засилье государства”, кото­рому противопоставлялись  “индивидуальная   свобода” и “личная инициатива”, “свобода индивидуального выбора”, будь то в сфере образования,  социального страхования, здравоохранения или в сфере “приложения своих способ­ностей  и  талантов”[32].   Главным  средством   осуществления этих принципов должно стать сокращенно прямого налогообложения и финансируемых за счет него государственных расходов на социальные нужды, с тем чтобы  “сэко­номленные” таким образом средства потребитель мог тра­тить “по своему усмотрению”. Утверждалось, что, полу­чив  необходимую  “свободу   выбора”,  англичане   обретут новые стимулы для более напряженной работы,  продви­жения по службе, повышения квалификации и тем самым смогут компенсировать ослабление государственной “опе­ки” и обеспечивать себе те социальные услуги, которые до сих пор им предоставляло государство.  “Гражданин сам обязан   стоять   на   своих  ногах”, а  не   превращаться   в “безынициативного иждивенца государства”, “инициативу трудолюбие, предприимчивость следует  поощрять”,  а  не “зажимать”, “граждане должны иметь право на неравен­ство” — эти и подобные рассуждения[33], удивительно напоминавшие, а нередко и просто дублировавшие то, что го­ворилось и писалось в канун выборов 1970 г., подавались на сей раз с еще большой помпой и на гораздо более вы­соких тонах.

Во всей этой  риторике, однако, были и некоторые акценты, которые либо не делались, либо почти не делались в период “тихой революции” Хита. Особенно бросалось в глаза целенаправленное адресование “нового торизма” к мелкому бизнесу. Именно он, по неоднократным заявле­ниям новых лидеров тори, должен более всего выиграть от демонтажа дорогостоящей “государственной опеки”, имен­но он получит мощный стимул для своего развития, кото­рое в свою очередь придаст “новый динамизм” британской экономике. Недооценка, пренебрежение в отношении мел­кого бизнеса вменялись в вину не только лейбористским, но и предшествовавшим консервативным правительствам. Под аналогию мелкого бизнеса подводилась и более ши­рокая идеологическая база. Именно он, заявляли лидеры тори, является носителем лучших британских традиций — бережливости, сдержанности, инициативы, добропорядочности,  честности, неформальных, доверительных отноше­ний  между хозяином и рабочим, торговцем и покупате­лем.  “Мелкий бизнес прекрасен” — эти слова стали едва ли не знаменем, под которым развертывалась пропаганда “нового консерватизма”.

Поднимая на щит   систему   ценностей,   свойственную мелкому бизнесу,  “новые тори”  преследовали далеко иду­щие социальные и политические цели. Они хотели бы ожи­вить мелкобуржуазные настроения, в той или иной мере свойственные широким массам населения, хотя бы символически  приобщить  к  рекламируемой   ими   “демократии собственников” основные категории рабочего класса, “но­вых средних слоев”. Этим целям служил и ряд конкрет­ных предложений и программ тори:   участие в акционер­ном капитале прибыльных национализированных фирм и частных  компании занятых в них рабочих и служащих; распродажа муниципальных домов и квартир тем, кто в них проживает; поощрение развития частных систем социального страхования и т. п. В плане чисто политиче­ском эта линия направлена на использование недовольст­ва  значительной   части  сторонников лейбористов   (в  том числе в рабочем классе и профсоюзах) ростом налогообло­жения, ухудшением состояния систем социального обслуживания, низкими государственными пенсиями, усилением  бюрократии.  Так, в программном доку­менте партии “Правильный подход” целью номер один политической стратегии партии объявлялась необходи­мость “добиться того, чтобы страна жила по средствам” и была восстановлена “здоровая и динамичная смешанная экономика, в которой налоги станут ниже, а прибыли бу­дут иметь возможность выполнять их надлежащую функ­цию”[34]. Острая необходимость “восстановления прибылей” подчеркивается и в другом программном заявлении пар­тии — “Правильный подход к экономике”[35]. Главный принцип, который “новые тори” стремились пронести во всей системе социальных услуг,— это прин­цип превосходства частного над государственным, низве­дение их до уровня “аварийных” служб, рассчитанных лишь на тех, кто не может или, но их мнению, не хочет воспользоваться благам” частных систем.

В то время, как в консервативной партии произошли существенные изменения в идеологических установках, направленных на повышение жизнеспособности тори, политический курс лейбористского руководства, особенно в период его пребывания у власти в 1974— 1979 гг., основывался на “политике согласия” с круп­ным капиталом и отклонялся все более вправо. В то же время лейбористская партия в целом, ее массовые орга­низации и избираемые демократическим путем высшие партийные органы почти непрерывно эволюционировали влево. Подобного рода разнонаправленность шедших вну­три партии процессов не только способствовала усилению борьбы между ее правым и левым крылом, но и привела к углублению противоречий во взаимоотношениях между “массовой партией” и парламентской фракцией, к общему обострению структурно-организационных и политических проблем лейборизма.

Развитие противоборствующих тенденций в лейбори­стской партии отмечалось большой неравномерностью, в результате чего ни одна из них не доминировала в тече­ние 70-х годов. На протяжении первой половины этого десятилетия, и особенно до февральских выборов 1974 г., ведущей была тенденция к полевению, тогда как во вто­рой половине десятилетия в сфере практической политики возобладала тенденция к поправению, сохранявшая­ся вплоть до поражения партии на выборах   1979 г.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27