Всегда остается противоположность между большинством и меньшинством,
между духовными вершинами и материальными низинами жизни. И вечной остается
правда аристократии духа, древняя правда человечества, которой не могут
низвергнуть никакие революции. Человеческий дух должен мужественно
противиться напору эмпирии. Он не может получить от эмпирии с её стихийным
хаосом и тьмой свои высшие ценности, он находит эти ценности в своей
глубине. Революция ещё раз этому научает. Революция есть царство эмпирии,
опрокидывающей свободу человеческого духа. Но после революций происходит
переработка темных масс. В этом положительное значение революции. В письмах
моих о социальной философии хочу я противопоставить свободу человеческого
духа хаотической эмпирии и хаотической тьме. Эта социальная философия имеет
религиозный исток, лежащий в глубинном пласте жизни. Вечная истина
христианства ещё раз раскрывается в испытаниях революции, но раскрытие её в
социальной философии есть вечная творческая задача.
3. Религиозно-онтологические основы общественности
Господствующее сознание XIX века, которое мнило себя «передовым» и
«прогрессивным», заменило теологию социологией. Социология стала евангелием
«передовых» людей века. Бога начали искать в социальности, в
общественности. Редко, слишком редко люди задумываются над первоисточниками
жизни, над теми первоисточниками мировой жизни, которые определяют и жизнь
общественную. Вы не ищете смысла жизни. Вы ищете лишь благ жизни. Такая
направленность духа закрывает для вас познание тайн жизни космической и
жизни общественной. В поле вашего зрения попадает лишь ограниченный отрывок
природы и общественности, поддающийся рационализации в вашей бедной мысли.
Говорю — в вашей мысли, потому что в действии вашем вечно бушуют
иррациональные страсти и вечно приливает тьма из непонятного для вас
бездонного источника. Поистине есть темный, бездонный и бесконечный
источник в нашей жизни и жизни мировой. И ваш рассудочный свет бессилен
осветить окружающую нас темную бесконечность. Две бесконечности обнимают
нас — верхняя и нижняя, светлая и темная, хорошая и плохая бесконечность.
Ни одна из этих бесконечностей не может быть постигнута вашим малым
разумом. Для вашего ограниченного сознания не дана ни божественная
бесконечность, ни бесконечность темная и хаотическая. Ваше сознание
улавливает лишь ограниченную промежуточную сферу, поддающуюся
рационализации. На этих путях невозможно никакое углубленное познание,
невозможно и углубленное познание общественности. Мир человеческой
общественности есть целый малый мир, в котором отражены те же начала,
действуют те же энергии, что и в большом мире. В мире общественном, как и в
великом мире, как и во всей вселенной, борются космос и хаос. И познание
общественности должно помочь началу космическому победить начало
хаотическое. В истинном познании есть онтологический свет, побеждающий
хаотическую тьму, есть начало космологическое. Но ваш ограниченный
рационализм не в силах не только преодолеть хаотическую тьму, но не в силах
и увидеть её, опознать её. Поэтому вы находитесь в её власти.
Старым германским мистикам открывалась истина о темном источнике бытия,
о бездне, лежащей в его основе. Величайший из них, Я. Беме, учил об
Ungrund'e, безосновности, бездне, которая глубже Бога. И Мейстер Экхардт
учил о Божестве, божественности, которая глубже Бога. Божественный свет
загорается в бездонной тьме. Эта темная бездна не может быть наименована
даже бытием, она лежит под всяким бытием, к ней неприменимы никакие
категории, никакие определения. Этот изначально, в вечности загорающийся
свет и есть теогонический процесс богорождения. Но процесс теогонический
неверно было бы понимать по аналогии с эволюцией, совершающейся в этом
мире; он не подчиняет вечность времени с его законом тления, с его
пожиранием последующим моментом момента предшествующего. Он есть откровение
света в глубине самой вечности. И малый разум наш встречается тут с
неразрешимыми антиномиями, с непреодолимыми противоречиями. То, что
происходит в вечности, отражается и во времени, во временном мировом
процессе. В процессе космогоническом и антропогоническом загорается свет и
побеждает хаотическую тьму. Темные волны приливают из бездны, и бушующий
хаос должен побеждаться в мире и в человеке, чтобы образ человека и образ
космоса не захлестнулись и не погибли, чтобы продолжалось дело Божьей
победы над тьмой, Божьего творения космического бытия. Рождение света во
тьме, переход от хаоса к космосу есть возникновение неравенства бытия в
равенстве небытия. И в человеческом обществе есть не только таинственное,
но и темное начало, в массе человеческой бушует хаос, и космос общественный
с великим усилием создается и сохраняется. Всё новые и новые приливы тьмы,
требующие новой силы преображающего света, в истории именуются нашествием
варваров, внешних и внутренних. Эти напоры варварства знал ещё древний
Египет и древний Рим. Варварское, скифское начало говорит о бездне, скрытой
под самой успокоенной и консервативной общественностью. Напоры варварства
были полезны и поучительны для эпох слишком довольных, успокоенных,
закованных и заковывающих. Человек всегда живет над бездной, и никакой
консерватизм не должен закрывать этой истины. В массе, в толпе всегда есть
темная бездна. И революции всегда бывали таким же приливом хаотической
тьмы, как и нашествие варваров. И варвары, и революции нужны дряхлеющему
миру. Нельзя отрицать значение этих исторических приливов. Но значение их
не в том, в чем полагаете вы, идеологи варварства и революции.
Всякая ценность есть лишь культурное выражение божественного в
исторической действительности. Божественное требует жертв и страданий. Воля
к божественному в человеке не дает ему успокоения, она делает невозможным
никакое благополучие на земле, она влечет его в таинственную даль, к
великому. Точка зрения личного блага каждого и всех направлена к
низвержению божественного, она по существу антирелигиозна. Жажда
божественного в человеческой душе действует, как пожирающий огонь, и сила
этого огня может произвести впечатление демонической. Многие из вас —
моралистов — видят демоническую силу во всякой исторической судьбе, в
создании государств и культур, в их славе и величии. Проблему эту с
гениальной остротой чувствовал К. Леонтьев, когда говорил: «Не ужасно ли и
не обидно ли было бы думать, что Моисей всходил на Синай, что эллины
строили свои изящные акрополи, римляне вели пунические войны, что
гениальный красавец Александр в пернатом каком-нибудь шлеме переходил
Граник и бился под Арбеллами, что апостолы проповедовали, мученики
страдали, поэты пели, живописцы писали и рыцари блистали на турнирах для
того только, чтобы французский, немецкий или русский буржуа в безобразной и
комической своей одежде благодушествовал бы «индивидуально» и «коллективно»
на развалинах всего этого прошлого величия?» Вы стали за «индивидуальное» и
«коллективное» благодушествование, за серый социальный рай против Моисея и
гениального красавца Александра, против акрополей и пунических войн, против
апостолов и мучеников, против рыцарей, поэтов и живописцев. Прошлое величие
основано на жертвах и страданиях. Вы же не хотите более жертв и страданий
во имя таинственной дали, непонятной каждому в отдельности и всей массе в
целом. Прошлое величие хотите вы поставить на всеобщее голосование и отдать
на суд для всем понятного человеческого блага в этой краткой земной жизни.
Но вы не знаете и любви к ближнему, живому в плоти и крови, конкретному
существу. Человек для вас не ближний, а абстракция. Любовь к ближнему знает
лишь христианство и соединяет её с любовью к Богу
Неблагородны и некрасивы самые духовные основы вашего социально-
революционного мироощущения и миросозерцания, темен самый подпольный его
источник. В основе этого мироощущения и миросозерцания лежит психология
обиды, психология пасынков Божиих, психология рабов. Сыны Божий, свободные
в духе своем, не могут иметь такого чувства жизни. Свободные сыны Божий,
сознающие своё высокое происхождение, не могут испытывать чувство рабьей
обиды, не могут сознавать себя духовными пролетариями, поднимающими
восстание, потому что им нечего терять и нечем дорожить. Поистине,
существует не только социальная, но и духовная категория пролетария, особый
духовный тип. Этот духовный тип пролетария делает все внешние революции,
оторванные от глубины жизни, от мирового целого. Обида, озлобление, зависть
— вот душевная стихия, вот подпольная психология духовного типа пролетария.
На таком душевном основании нельзя построить прекрасного и свободного
человеческого общества. Свободные сыны Божий чувствуют не обиду, а вину.
Сознание вины соответствует царственному достоинству человека, оно является
печатью его богосыновства. И пролетарии по своему социальному положению
могут иметь это царственное, богосыновское сознание, могут раскрыть в себе
свободу духа. Благородство духа человеческого не зависит от внешнего
социального положения. Но когда обида, зависть и месть отравили сердце
человеческое, дух перестает быть свободным, он в рабстве, он не сознает
своего сыновства Богу. И потому истинные освободители человека должны
призывать его к сознанию вины, а не обиды, должны пробуждать в нём сознание
свободы сынов Божиих, а не рабства сынов праха, сынов необходимости. Вот
почему свободный в духе своем не может исповедовать пролетарско-
революционного миросозерцания.
4. Бердяев о нации, национальном сознании и государстве
В социальной философии Н.Бердяева, в связи с современными
межнациональными конфликтами и этатизацией общества, на мой взгляд,
заслуживают большого внимания такие вопросы, как нация, национальное
сознание, национализм, патриотизм, интернационализм, а также роль
государства в развитии и функционировании общества и человека.
Согласно его точке зрения, изложенной в работе "Философия неравенства",
индивидуальность, личность человеческая не дана изначально в природном и
историческом мире, она в потенциальном состоянии дремлет в хаотической
тьме, в зверином равенстве и освобождается, поднимается и развивается лишь
путем трагической истории, путем жертв и борьбы, через величайшие
неравенства и разделения, через государства и культуры с их иерархическим
