второй исторической формы позитивизма).
В центре интересов представителей логического позитивизма оказывается
проблема значения, эмпирической осмысленности научных утверждении.
Логические позитивисты приходят к выводу о том, что предметом философии не
может быть даже теория познания, которая имеет все еще слишком
мировоззренческий, слишком содержательный характер. Философия вообще, по их
мнению, не имеет предмета, потому что она не содержательная наука о какой-
то реальности, а род деятельности, сводящейся к анализу естественных и
искусственных языков,— деятельности, преследующей две цели: 1)
элиминировать из науки все не имеющие смысла рассуждения и псевдопроблемы,
возникающие в результате неправильного употребления языка, нарушения его
логических правил, обусловленного прежде всего теми или иными
идеологическими: запросами; 2) обеспечить построение идеальных логических
моделей осмысленного рассуждения. Вопросы, озадачивавшие «метафизиков» (по
существу, все философско-мировоззренческие проблемы), относятся
неопозитивистами к числу псевдопроблем и объявляются лишенными научного
смысла, а поэтому всякая попытка их решения также квалифицируется как
лишенная смысла. Идеальным средством аналитической философской деятельности
они считают разработанный в XX в. аппарат математической логики.
Логический позитивизм спекулирует на реальных проблемах, поставленных
развитием современной науки: осмысленность научных утверждении (проблема,
остро вставшая, например, в связи с появлением теории относительности),
возможность опытной проверки абстрактных теоретических положений,
соотношение содержательных и формальных компонентов научной теории (эта
проблема приобретает особое значение для современного научного знания в
связи с возрастающей его математизацией и формализацией). В разработанной
представителями логического позитивизма методологии научного исследования
дано описание типов научной теории, выделены и зафиксированы некоторые виды
научных определений и объяснений, что представляет определенную ценность
для логико-методологических исследований.
Будучи не только философами, но и специалистами-логиками, некоторые из
представителей логического позитивизма внесли определенный вклад в
разработку логического аппарата (логическая семантика, вероятностная
логика), который, хотя и рассматривается ими в качестве средства
философского анализа, в целом выходит за рамки философии и может быть
включен в область специально-научного исследования.
Вместе с тем основная философская программа логического позитивизма,
выраженная в принципе верификации, в тезисе о сводимости содержания
истинных теоретических утверждений к констатации эмпирических, опытных
«данных» и в утверждении о пустоте, бессодержательности («аналитичности»)
положений логики и математики, находится в очевидном противоречии с
практикой современного научного познания, что и обнаружилось в ходе
эволюции самого логического позитивизма.
Можно, говорить о том, что в концепции логического позитивизма 20—30-х
годов задача полного разделения «метафизических» (т. е. мировоззренчески-
философских) положений и утверждений науки была поставлена в наиболее
четкой форме, чем когда-либо в истории позитивизма. Именно в этой концепции
впервые доводится до конца логика всех рассуждений, вытекающих из принятого
в позитивизме определения научности как описания эмпирической «данности».
Будучи в этом смысле наиболее зрелым продуктом позитивизма, логический
позитивизм «выдает тайну» всякого позитивизма. Поэтому крах логического
позитивизма означает крах позитивизма вообще, крах всех и всяких попыток
отделить философию от науки. Между тем с точки зрения самих канонов
логического позитивизма неясен статус тех принципиальных предпосылок, из
которых должна исходить деятельность по анализу, осуществляемая в рамках
этой философской доктрины. Если в разряд осмысленных относятся только либо
аналитические (тавтологические), либо синтетические (фактуальные)
утверждения, то как быть с самим тезисом о верификации, который явно не
принадлежит ни к тем ни к другим? Признать его бессмысленно-
«метафизическим»? Но ведь именно этот тезис был положен в основу
деятельности по элиминации всех «метафизических» высказываний, и если он
«метафизичен», то нет никаких оснований претендовать на сокрушение
«метафизики».
Принципиально так же обстоит дело и с другими теоретическими
исходными установками неопозитивизма: тезис о сводимости содержания
истинных теоретических утверждений к констатации эмпирических, опытных
«данных», утверждение о пустоте, бессодержательности («аналитичности»)
положении логики и математики, признание возможности резкого деления на
аналитические и синтетические всех осмысленных высказывании и др. К тому же
выяснилось, что всякая попытка последовательного осуществления
неопозитивистских установок в ходе аналитической деятельности неизбежно
приводит к тому, что в разряд «метафизических» (т. е. подлежащих удалению)
утверждений наряду с явно бессмысленными попадают и такие, при отсутствии
которых рассыпаются теоретические построения в большинстве специальных
областей знания.
Логико-позитивистская доктрина анализа научного знания чем дальше, тем
больше обнаруживала свое несоответствие реальной научной практике,
философским осмыслением которой она себя представляла. В итоге среди
аналитических философов общепризнанным стало мнение о том, что эта
концепция, претендовавшая на точность, строгость и доказательность
утверждений, на превращение философии в вид специализированной
деятельности, сама является лишь вариантом «метафизики», причем вариантом
явно несостоятельным 2. Из констатации этого факта исходят те направления,
которые пришли на смену логическому позитивизму, оставаясь в то же время в
рамках аналитической философии. Об этих направлениях целесообразно
рассказать более подробно, ибо именно на этом пути можно выявить судьбу
позитивистских и неопозитивистских идей в современной буржуазной философии.
* *
*
Самое влиятельное из этих направлений — это так называемая философия
лингвистического анализа, доминирующая в послевоенные годы в философской
жизни Англии (представители этого направления имеются и в США).
Значительное влияние на формирование идей лингвистического анализа оказал
английский философ Дж. Мур. Однако развернутая формулировка принципиальных
установок этого направления, так же как создание техники анализа,
принадлежит Л. Витгенштейну, которого по праву можно считать основателем
этой философии (во второй период его философской деятельности — в 30—40-е
годы). Наиболее крупные се представители — Дж. Уиздом, Дж. Райл, Дж. Остин.
Лингвистический анализ сознательно противопоставляет себя логическому
позитивизму. Это выразилось в принципиальном отказе лингвистических
аналитиков от верификационной теории значения (что позволило избежать
некоторых явно абсурдных выводов субъективистского эмпиризма), в неприятии
тезиса о том, что научное рассуждение является идеальной моделью всякого
осмысленного рассуждения, в непризнании позитивистского отождествления
осмысленных и информативных высказываний (которое означало в рамках
доктрины логического эмпиризма квалификацию моральных, эстетических и
прочих оценочных высказываний, а также высказываний — команд, просьб,
советов и т. д., в качестве логически бессмысленных), в отказе от логико-
позитивистского редукционизма, т. е. от тезиса о возможности сведения
значения высказываний одного типа к значению высказываний другого типа
(например, теоретических — к эмпирическим, высказываний о материальных
вещах — к высказываниям об ощущениях).
В противовес логическому позитивизму лингвистические аналитики
подчеркивают, что актуально использующийся язык содержит множество
различных подразделений, областей (отдельные «языки-игры», по Л. Витген-
штейну, «логические типы» и «категории» языка, по Дж. Райлу, языковые
«слои», по Ф. Вайсману, и т. д.). Логика функционирования формально одних и
тех же слов в каждом из этих языковых подразделений, контекстов
принципиально различна. Поэтому слова и выражения, которые внешне кажутся
одинаковыми, по существу имеют несовпадающие значения и применяются на
разных основаниях в зависимости от контекста их употребления. При этом в
контекст включается и цель говорящего, и отношение высказывания к реальной
ситуации его произнесения, т. е. «язык-игра» полагается не замкнутым
отношением одних слов к другим, а включенным в реальную человеческую
жизнедеятельность; язык рассматривается как социальный институт и «форма
жизни». Значение—это не некая особая реальная сущность, считают
лингвистические аналитики, и не абстрактный объект, заданный в языке
формализованной семантики, а тот или иной способ употребления слова в
определенном контексте (use).
Принципиальным для лингвистического анализа является не просто указание
на существование в обыденном языке различных, не сводимых друг к другу
слоев, контекстов и т. д., а признание того, что количество этих
контекстов, в сущности, необозримо (так что бессмысленно было бы ставить
задачу выявить их все, скажем, составить полный список языковых
«категорий»). Кроме того, и это самое главное, хотя между разными слоями
языка, «языками-играми» имеется определенного рода связь и переход, однако
данная связь в большинстве случаев исключает возможность выявления каких бы
то ни было черт, общих для разных употреблений одного и того же слова. А
это значит, что по крайней мере для большинства слов актуально
используемого, обыденного языка невозможно дать какие бы то ни было общие
дефиниции.
Сказанное не относится к искусственно построенным, техническим языкам,
которые могут употребляться в специальных науках для специальных целей
(хотя ни одна специальная наука не может обойтись и без естественного
языка), а применимо лишь к обычно используемому, разговорному языку.
Лингвистические аналитики считают, что философские проблемы возникают как
раз в результате непонимания логики естественного языка. Поэтому и решены
они могут быть лишь путем анализа именно этого языка, путем тщательного
