пациентов» 14.
Правда, такой вывод следует лишь в том случае, когда задачи
лингвистического анализа ограничены философской терапией. Если придать
деятельности аналитиков также и некоторый позитивный смысл, она может
выглядеть более перспективной. В рамках анализа значений обыденного языка
единственная возможность позитивной работы может заключаться в том, чтобы
исследовать значение не только тех слов и выражений, которые вызывают
философские затруднения, но вообще разнообразных языковых форм
безотносительно к их связи с философией. По такому пути фактически пошел
Дж. Остин. Лингвистический анализ в этом случае выходит за рамки философии
и превращается в какую-то специальную дисциплину (не становясь, впрочем, и
лингвистикой). Сам Дж. Остин всячески подчеркивал близость методов своей
деятельности к методам естественных наук и считал, что он создает какую-то
«новую науку о языке», которая займет место того, что ныне называется
философией, выйдя далеко за ее пределы. Если бы обычная грамматика и
синтаксис были более общими и одновременно более эмпирическими, считал Дж.
Остин, они включали бы в себя многое из того, чем сегодня занимается
философия,— последняя в этом случае стала бы научной 15.
Но есть и другой путь превращения исследования обыденного языка в научное
занятие. Признав, что обыденный язык является «формой жизни» и так или
иначе связан с социальными институтами, можно исследовать зависимость языка
от системы культуры в целом и его изменения в процессе социально-
культурного развития человечества. Такой путь предлагает С. Тулмин. По-
видимому, это имеет смысл, так же как и изучение усвоения языка ребенком в
процессе индивидуального развития психики (работа, подобная той, которую
осуществляет швейцарский психолог, философ и логик Ж. Пиаже). Если бы это
было сделано, считает Тулмин, то лингвистический анализ привел бы к
возникновению новой науки, которая исследовала бы взаимоотношение
концептуальных онтогении и философии 16.
Программа С. Тулмина предполагает, однако, превращение обыденного языка
из средства решения философских проблем в объект научного изучения, что
означает формулирование теорий и гипотез по всем правилам, принятым в
современной науке. Иными словами, реализация этой программы выражала бы не
новый этап в развитии лингвистической философии, а, в сущности, выход за
пределы аналитической философии вообще.
Краткий очерк современного состояния лингвистической философии уместно
закончить следующим весьма симптоматичным высказыванием Ф. Вайсмана,
участника аналитического движения на разных его этапах: «...невозможно...
доказать, что данное выражение является естественным, метафора —
соответствующей, вопрос — имеющим смысл (или таким, на который нельзя
ответить), сочетание слов — осмысленным (или лишенным смысла)...
Утверждение о том, что метафизика — нонсенс, само является нонсенсом» 17.
Любопытно, что это утверждает бывший ассистент одного из основателей
логического позитивизма — М. Шлика, активный член «Венского кружка» —
объединения, послужившего идейным и организационным ядром этого
философского направления.
* *
*
Логический позитивизм пытался обеспечить полное и четкое разделение
научных и «метафизических» утверждений. Неудача этой затеи могла вести к
выводу о необходимости более последовательного проведения линии
«антиметафизического» философского анализа, не исходящего из каких-либо
философских предпосылок («беспрограммного») и в то же время обращенного
преимущественно на факты обыденного языка. Ведь именно естественный,
обычный язык казался тем средством, которое способно излечить от
«метафизических» псевдопроблем скорее и надежнее, чем основательно
обремененная «метафизикой» наука. По этому пути и пошла философия
лингвистического анализа. К чему привел этот путь, мы пытались показать
выше.
Но признание провала логико-позитивистской программы могло сопровождаться
и иным выводом. Не бессмысленна ли сама идея принципиального
противопоставления философских и специально научных проблем? Может быть, не
следует пытаться избавить науку вообще от всякой философской «метафизики»,
а лишь попробовать освободиться от дурной «метафизики» (в частности,
позитивистской) в пользу такой, которая соответствует практике и логике
функционирования современного научного знания?
Положительный ответ на этот вопрос в той или иной степени (в зависимости
от того, насколько радикальные выводы делаются из него) выводит за рамки
позитивизма в строгом смысле слова. Он ориентирует на исследование
философско-методологической проблематики науки (в отличие от ориентации
философии лингвистического анализа).
Отход от доктрины логического позитивизма в понимании отношения философии и
науки и в методологическом исследовании научного знания практически
осуществлялся у ее сторонников с разной степенью последовательности. У
таких философов, как, например, Г. Фейгл, признание осмысленности
психофизической проблемы (считавшейся ортодоксальным логическим
позитивизмом псевдопроблемой) и принятие гносеологической концепции
«семантического реализма» сочетается с сохранением многих тезисов
логического эмпиризма. Для представителей так называемого «логического
прагматизма» (У. Куйн, А. Пап и др.) характерен отказ от большинства
тезисов логического позитивизма, но вместе с тем сохранение ориентации на
анализ, понимаемый как построение искусственных языковых систем с помощью
аппарата математической логики в качестве орудия философской деятельности.
К. Поппер, сыгравший в свое время значительную роль в становлении ряда идей
логического позитивизма, не только отошел от позитивизма (выражением чего
служит, в частности, принятие им своеобразной платонистической
«реалистической» концепции), но в известной мере вышел за рамки
аналитической философии (т. е. философии, ориентированной на анализ языка),
подчеркивая, что философские проблемы не сводятся к анализу языка. Наконец,
идеи, развиваемые в последние годы Т. Куном (к которым тяготеют П.
Фейерабенд и некоторые другие философы), носят антипозитивистский характер,
ибо из тезиса о «революциях в науке» и существовании разных типов научного
знания делается вывод об отсутствии какой-либо внеисторической демаркации
научных и «метафизических» проблем. Сама «парадигма», определяющая характер
того или иного исторического типа научного знания, рассматривается не
просто как структура искусственного или естественного языка, а как нечто
связанное с функционированием культурных институтов данного общества. При
всех слабостях и недостатках взгляды Т. Куна и примыкающих к нему
методологов имеют явную антипозитивистскую ориентацию.
Таковы некоторые итоги и тенденции эволюции позитивистской философии. Эта
философия не только не обладает сегодня крупными и влиятельными
концепциями, но в значительной мере утратила уверенность в себе, охотно
допуская возможность (и даже неизбежность) других, даже откровенно
«метафизических», направлений. Представление о возможности устранить из
науки специфически-философскую мировоззренческую проблематику и превратить
философию в разновидность специальной технической дисциплины оказалось
мифом.
1 Здесь и далее в тексте термин «метафизика» используется чаще всего в том
смысле, в каком он употребляется самими философами-позитивистами и в каком
он употреблялся в истории философии до его переосмысления (как общий
антидиалектический метод) в философии Гегеля и марксизма, а именно:
«метафизика» есть философское учение о началах всего сущего, о всеобщих
принципах бытия, знание о которых не может быть дано в непосредственном
чувственном опыте. Домарксистская философия была не в состоянии адекватно
осмыслить сложные отношения опыта и рационального мышления. Это приводило к
тому, что «метафизика» исторически выступала как философская спекуляция,
оторванная от опыта и противопоставленная ему. Позитивизм отождествляет
«метафизику» с философией вообще и отрицает на этом основании научное
значение всякой философии. В концепциях позитивистов в разряд
«метафизических» нередко попадают такие проблемы, которые в
действительности не относятся к «метафизике» и находят научное разрешение в
философии диалектического материализма. Об истории «метафизики» и о
взаимосвязи «метафизики» как учения о сверхчувственных основах бытия с
метафизикой как антидиалектикой см. статью «Метафизика» в «Философской
энциклопедии» (т. 3. М., 1964, стр. 402—408).
2 В советской философской литературе детально проанализирована доктрина
логического позитивизма. См., например, исследование философских оснований
логического позитивизма и неопозитивистской программы анализа науки в
книгах: И. С. Нарский. Современный позитивизм. М., 1961; В. С. Швырев.
Неопозитивизм и проблемы эмпирического обоснования науки. М., 1966.
3 К какому пониманию отношения анализа и философской «метафизики» все более
приходит лингвистическая философия в настоящее время, будет показано далее.
4 G. Rу1е. Introduction to “The Revolution in Philosophy”. London, 1957, р.
3—4.
5 G. Е. Мооrе. Wittgenstein’s Lectures in 1930—1933. London, 1955, р. 27.
6 L. Wittgenstein. Philosophical Investigations. Oxford, 1953, р. 47.
7 Т. И. Хилл. Современные теории познания. М., 1965, стр. 479. Заметим, что
при попытке характеризовать лингвистическую философию в качестве
сциентистской или антисциентистской возникают значительные трудности.
Стремление к превращению философии в специализированную техническую
дисциплину как будто бы должно было сближать лингвистический анализ со
сциентизмом. В то же время, как мы пытались показать, представители этого
направления отказываются видеть в науке модель осмысленного рассуждения и
не считают собственную деятельность научной в строгом смысле слова.
8 L. Wittgenstein. Philosophical Investigations, р. 51.
9 G. Rу1е. Taking Sides in Philosophy. In: “Philosophy”. London, 1937, р.
332.
10 G. E. Moor. Wittgenstein’s Lectures in 1930—1933, р. 27.
11 G. Charlesworth. Philosophy and Lingustic Analysis. Louvain, 1959, р.
113.
12 G. Ryle. Wittgenstein. In: “The Revolution in Philosophy”. London, 1957,
р. 96. Можно встретить и утверждение о том, что метод, рекомендуемый Л.
Витгенштейном в философии, гораздо ближе стоит к искусству, чем к науке.
D.Pears. Wittgenstain and Austin. In: “ British Analytical Phylosophy”.
London-New York, 1966, р. 38.
13 St. Hampshire. Thought and Action. N.Y. 1900, р. 271—272.
14 Н. Н. Рriсе. Clarity is not Enought. In:” Clarity is not Enought”,
London 1963, р.
15 D. Pears. Wittgenstein and Austin. In: “” British Analytical Phylosophy,
London 1966, р. 23.
16 St. Toulmin. From Logical Analysis to Concpectual History. In: “The
Legacy of Logical Positivism”. Baltimore , 1969, р. 43, 49, 53.
17 Е.Waismanп. How I See Philosophy. N.Y., 1968, р. 24, 38.
