светского и церковного закона была трудноприменима на практике — и по
эмоциональным, и по материальным соображениям. Люди все равно убивали себя,
невзирая на земные и небесные кары. Оставались друзья, которые не желали
отдавать останки самоубийцы на поругание, оставались родственники, которым
нельзя было выжить без средств к существованию. Поэтому чаще всего факт
самоубийства скрывался; покойника благополучно отпевали, хоронили на
кладбище, а власти смотрели на это сквозь пальцы. В тех же случаях, когда
утаить причину смерти было невозможно, самоубийцу объявляли безумным или
"временно помутившимся в рассудке" — в большинстве стран это освобождало от
церковного и уголовного наказания.
Восемнадцатое столетие завершилось тем, что признало за человеком право
на жизнь. Это поставило перед юристами сложную задачу: является ли это
право одновременно и обязанностью? Ни в одной из конституций и деклараций
прав человека этого не утверждалось. Если у человека есть юридическое право
жить, стало быть, он может и не пользоваться этим правом, то есть
прекратить своё существование. Понадобились долгие десятилетия, чтобы
уголовное законодательство различных стран было приведено в соответствие с
их основным законом.
Французская революция, пролившая реки крови, но показавшая всему миру,
как надо расправляться с предрассудками и анархизмом, первой вычеркнула
самоубийство из списка уголовных преступлений. Последняя же из европейских
стран на это решилась Великобритания, сохранявшая в кодексе антисуицидную
статью вплоть до 1961 года.
Между двумя этими событиями – 170 лет упорной борьбы государства и церкви
с общественным мнением, все более и более сочувствием по отношению к
самоубийству. Твердая власть не любит, когда подданные проявляют своеволие,
предпочитает лишать жизни сама, поэтому при тоталитарных режимах, будь то
наполеоновская Франция или коммунистическая Россия, самоубийство как
социальное явление сурово осуждалось или замалчивалось. Во времена
Итальянского похода Бонопарт, обеспокоенный количеством самоубийств в рядах
своей победоносной армии, издал специальный указ, в котором говорилось:
«Солдаты! Нужно уметь преодолевать сердечные страдания! Для того чтобы
выдержать душевные невзгоды, потребно не меньше силы воли и мужества, чем
для того чтобы выдержать залповый огонь неприятеля!» Великому полководцу
принадлежат и такие слова: «Смерть как акт отчаяния – это трусость.
Самоубийство не отвечает ни моим принципам, ни месту, которое я занимаю на
мировой арене. Я человек, приговоренный к жизни». С другой стороны –
исторический факт: в канун первого отречения Наполеон принял яд и остался в
живых лишь благородя тому, что отрава от длительного хранения утратила свою
действенность…
Во второй половине XIX века в цивилизованных странах самоубийц уже не
подвергали публичному поношению, но закон по-прежнему был суров по
отношению к тем, кто пытался уйти из жизни, но не сумел. В Англии же
государство бралось завершить не доведённое до конца самоубийство при
помощи палача – попытка суицида каралась смертной казнью. Вот отрывок из
письма Николая Огорева бывшей проститутке Мэри Сазерленд (он «спас» эту
падшую женщину, и она стала его верной подругой до конца жизни): «Тут
повесили человека, который перерезал себе горло, но был спасён. Повесили
его за попытку самоубийства. Врач предупредил их, что вешать его нельзя,
потому что разрез разойдётся, и он сможет дышать прямо через трахею. Его не
послушали и повесили. Рана немедленно раскрылась, и повешенный ожил.
Понадобилось много времени, чтобы собрать олдерменов. Наконец они собрались
и решили перетянуть шею приговорённого ниже раны и держать так, пока он не
умер. О, Мэри, что за безумное общество и что за идиотская цивилизация».
Этот возглас очень точно отражает состояние умов и общественное
настроение думающих людей XIX века. Из жуткого, табуированного призрака,
загнанного в самый угол общественного сознания, суицид превращался в
мощное, многокомпонентное явление, в котором сочетались кризис религии,
изменение мироощущения личности, социальный кризис, распад патриархальной
семьи и множество иных факторов.
Как уже было сказано мэр города Бордо Мишель Эйкем де Монтень был первым,
кто, спустя полутора тысяч лет после поздних стоиков и поздних эпикурейцев,
подал в голос в защиту самоубийц, опубликовав свои «Опыты», впоследствии
включённые в ватиканский «Список запрещённых книг».
Монтень — один из первых свободных умов зарождающейся гуманистической
эпохи и уже поэтому не может осуждать тех, кто осуществил свое право на
свободу выбора в главном из вопросов бытия: жить или не жить. Автор
"Опытов" порицает лишь тех, кто наложил на себя руки из малодушия, но
самоубийство из благородных мотивов вызывает у него уважение.
Однако у Монтеня теме суицида отведено совсем немного места — для
рассудительного и вместе с тем оптимистичного рационалиста эта тема,
видимо, представляла скорее отвлеченный интерес, и свободу окончательного
выбора он отстаивал не из личной заинтересованности, а из принципа и любви
к справедливости. Первый же трактат, целиком посвященный апологии
самоубийства, появился несколькими десятилетиями позднее.
"Биатанатос" Джона Донна — произведение во многих отношениях
занимательное. В придаточных предложениях длинного, витиеватого,
уклончивого наименования этого труда легко увязнуть: "БИАТАНАТОС.
ДЕКЛАРАЦИЯ ПАРАДОКСА ИЛИ ТЕЗИСА, ГЛАСЯЩЕГО, ЧТО САМОУБИЙСТВО — НЕ ДО ТАКОЙ
СТЕПЕНИ ГРЕХ, ЧТОБЫ ОТНОСИТЬСЯ К НЕМУ ИМЕННО ТАК И НЕ ИНАЧЕ, С ПОДРОБНЫМ
РАССМОТРЕНИЕМ СУТИ И СОДЕРЖАНИЯ ВСЕХ ЗАКОНОВ, ЯКОБЫ НАРУШАЕМЫХ СИМ
ДЕЯНИЕМ".
Цель в предисловии заявлена вполне благая: обличить зло самоубийства,
однако автор обличает сей грех довольно странно. Да, пишет он, самоубийство
— одна из форм убийства и потому заслуживает осуждения. С другой стороны,
не каждый, совершивший убийство, по закону подлежит каре. Точно так же не
каждый самоубийца несет на себе печать смертного греха.
Донн пишет, изображая наивное недоумение: "Когда я заглядываю в
мартиролог всех тех, кто погиб от своей руки во имя религии, родины, славы,
любви, избавления от страданий, страха, стыда, мне стыдно видеть, сколь
мало приверженцев добродетели по сравнению с сими бесстрашными". Тем самым
автор подводит читателя к главной своей мысли, которую в XVII веке можно
было изложить лишь после долгой аргументации: "Наш благословенный Спаситель
избрал сей путь ради нашего избавления и пожертвовал своей жизнью, и пролил
свою кровь". Прав Борхес, когда пишет: "Заявленная цель "Биатанатоса" —
обличение самоубийства; главная — доказать, что Христос покончил с собой".
Вот он, наивысший аргумент, делающий все прочие доводы излишними:
самоубийство — "не до такой степени грех", если на него пошел Сын Божий.
Возможно, аргументация Монтеня и Дона проигрывают умозаключениям
философам древности. Внушает симпатию искренность и мужество, которое в ту
не склонную к толерантности эпоху требовали от сочинителя подобные
откровения.
Прошло без малого еще полтора века, прежде чем апология суицида была
изложена сухо, деловито и наукообразно, по пунктам. Эту миссию взял на себя
еще один -англичанин, Дэвид Юм, назвавший свой труд пре дельно просто, уже
безо всяких придаточных — "О самоубийстве" (издано в 1777). Это эссе долгие
годы существовало только в виде рукописи, вышло в свет на английском лишь
после смерти автора, анонимным изданием, и тоже попало в список запрещенных
книг — дух сочинения был слишком вольнодумен даже для Века Просвещения.
Юм последовательно разбирает три главных обвинения в адрес суицида, в
свое время выдвинутых Фомой Аквинским и доселе никем не опровергавшихся:
преступление против Бога; преступление против ближних; преступление против
человеческой природы. Второй и третий пункты обвинения в XVIII столетии,
как и в нынешнем, опровергались без труда, поскольку они относятся к
компетенции земного разума.
По поводу вреда, который самоубийца может нанести своим деянием обществу,
Юм говорит, что отношения индивида с социумом строятся на основе
взаимности. И далее рассуждает таким образом: человек не обязан делать
незначительное добро обществу, нанося огромный или просто большой вред
себе, поэтому нет смысла продолжать влачить жалкое существование. Но мне
кажется, что говоря о ближних наших, имеется ввиду не только абстрактное
общество, но и близкие и родные, для которых самоубийство является
безусловным преступлением, но очень велико число самоубийств именно по
причине безвыходного одиночества.
От довода о греховности самоубийства по отношению к самому себе Юм просто
отмахивается: есть вещи похуже быстрой смерти — дряхлость, неизлечимая
болезнь, тяжкие невзгоды. Что ж, с этим, кажется, не поспоришь.
Главное место в эссе, как и следовало ожидать, занимает полемика с первым
и в принципе неоспоримым (поскольку не человеческого ума дело) тезисом о
преступлении перед Господом. Для атеиста этот аргумент, разумеется, —
полнейший вздор, не заслуживающий обсуждения, однако большинство наших
современников — люди верующие либо агностики.
Юм пишет о том, что как для Вселенной, так и для Бога нет разницы между
жизнью какого-нибудь насекомого и человека. Далее он утверждает, что всё
предопределено свыше, и если жизнь стала не выносимо тяжёлой, так это и
есть знак свыше о том, что пора. Сегодня это звучит не слишком убедительно.
А как же свобода выбора, а ответственность, подразумеваемая этой свободе.
На мой взгляд, этот тезис так и остался опрокинутым, единственное, что
здесь можно сказать, а вернее повторить, то что Спаситель наш шёл на верную
смерть именно по Божьей воле, всё же остальное напоминает переливание из
пустого в порожнее.
Спиноза — первый мыслитель новой эпохи, который в критике суицида
обошелся без огневой поддержки в виде геенны и вечного проклятья. Тезис
голландского материалиста прост и мужествен: "Те, кто лишает себя жизни,
имеют душу, пораженную бессилием; их натура потерпела полное поражение в
борьбе с внешними обстоятельствами". Очевидно, Спиноза, как и Платон, имеет
в виду самоубийство вследствие малодушия. Однако вряд ли справедливо
распространять этот приговор на всех самоубийц без исключения, ибо как
тогда быть с неистовым библейским Разисом и его многочисленными
историческими последователями? Кроме того, не вполне ясно, о какой борьбе
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9
