толкует философ-пантеист (а пожалуй, что и атеист). О борьбе во имя чего?
Во имя того, чтобы, преодолев все "внешние обстоятельства", дожить до 95
лет и умереть от перелома шейки бедра? Кажется, без Бога и высшего смысла,
не обойтись.
По Канту человеческая жизнь священна, потому что она — часть природы.
Самоубиение безнравственно, ибо самоубийца предает цель своего
существования, совершает преступление против высшего долга, коим является
всеобщий закон природы.
"...Тот, кто занят мыслью о самоубийстве, спросит себя, исходя из понятия
необходимого долга по отношению к самому себе, совместим ли его поступок с
идеей человечества как цели самой по себе. Если он, для того чтобы избежать
тягостного состояния, разрушает самого себя, то он использует лицо только
как средство для сохранения сносного состояния до конца жизни. Но человек
не есть какая-нибудь вещь, стало быть, не есть то, что можно употреблять
только как средство; он всегда и при всех своих поступках должен
рассматриваться как цель сама по себе. Следовательно, я не могу
распоряжаться человеком в моем лице, калечить его, губить или убивать".
Интересно, сумела ли эта во всех отношениях похвальная идея остановить руку
хоть одного человека, доведенного до крайней точки, и решившегося на
самоубийство? Позволю себе в этом усомниться.
Причины, побуждающие к самоубийству.
Поступок самоубийцы почти всегда повергает остающихся в шок —
невообразимым для многих попиранием жизненного инстинкта, бесстрашием перед
лицом укорененного в нашем сознании и подсознании табу, разрывом всех и
всяческих связей с миром людей, с нашим миром. Для большинства во все
времена мотивы этого пугающего акта казались непостижимыми и даже
мистическими. Но человек не любит необъяснимого и если не знает
удовлетворительного ответа на вопрос, то придумает неудовлетворительный,
лишь бы не оставаться вовсе без ответа.
До поры до времени европейцев устраивало объяснение суицида, предложенное
церковью: самоубийство происходит в результате безумия, то есть из-за того,
что в душу проникает бес и пожирает ее изнутри. Однако в XVIII столетии для
подросшего сознания такого истолкования стало недостаточно — тем более что
явно не все случаи самоубийства можно было объяснить безумием. Тогда-то и
возникли первые попытки сделать некие обобщения — то есть вывести теорию
самоубийства.
В последние двести лет представление о человеке и механизме его поступков
постоянно усложнялось. В конце XX века человек кажется самому себе гораздо
более сложным существом, чем он представлялся мыслителям и ученым Века
Просвещения. То была эпоха простых ответов на сложные вопросы. Из-за чего
люди убивают себя? Монтескье и Карамзин с уверенностью винили в этом климат
и рацион питания. Чуть позже вина с не меньшей убежденностью была возложена
на нигилизм, материализм и прочие разрушительные идеи. А сегодня
получается, что мы все-таки до конца не понимаем, почему миллионы людей
ежегодно стремятся расстаться с жизнью — то есть с тем, что кажется нам
главным сокровищем. Само обилие существующих ныне суицидологических теорий
свидетельствует о нашей растерянности перед феноменом самоубийства.
Основателем суицидологии был Эмиль Дюркгейм, создавший стройную, но, как
мы увидим, отнюдь не исчерпывающую, а кое в чем и явно неубедительную
теорию суицидальной мотивации. Тем не менее его работа "Самоубийство"
(1897) дала толчок новым изысканиям, и уже в начале XX века появилось целых
три школы суицидологии: социологическая (то есть собственно
дюркгеймовская), антропологическая (выводящая суицидальность из аномалий в
строении и развитии организма) и психиатрическая.
Затем школ стало больше — прибавились психоаналитическая, биохимическая
(сделавшая главными виновниками гены и гормоны), макроприродная (которая
искала причину в расположении планет, воздействии окружающей среды,
географических условиях и т.д.).
Со временем стало очевидно, что ни одно из направлений неспособно
объяснить феномен суицида во всей его полноте. Это выяснилось в ходе
обширных статистических исследований, которые помогли ученым выявить общие
закономерности, но так и не решили тайну каждого отдельного самоубийства.
Исследование мотивов суицида, проведенное в 30-е годы в Англии, дало такую
картину: 37% всех случаев объяснялись психическими патологиями, 35% —
социальными причинами, 17% — личностными аномалиями, 14% — личными
невзгодами (несчастная любовь, болезнь, утрата и т.д.). В ряде случаев
мотивация была комбинированной — этим объясняется зашкаливание за
стопроцентную сумму. Примерно в те же годы этнографы провели исследование
суицидологической картины у народов центральной и восточной Африки. Там
наиболее часто встречающиеся мотивации были такими (в порядке убывания):
болезнь, любовная драма, импотенция или бесплодие, психическое заболевание,
стыд.
Из этого маленького примера ясно, что в зависимости от общественных
условий и культурных особенностей соотношение основных суицидальных
мотиваций может сильно отличаться. Однако всегда будет достаточно высокой
пропорция суицидальных случаев, которые не укладываются в рамки основных
категорий (те же "личностные аномалии" или так называемые "немотивированные
самоубийства"). Это, разумеется, не означает, что суицидология сто лет
трудилась впустую — она сумела выявить некоторые общие законы.
Я рассмотрю два, на мой взгляд, самые интересные направления.
Общественные причины.
С точки зрения социологии самоубийство — одна из моделей так называемого
девиантного поведения, область социальной патологии — наряду с наркоманией,
проституциеи, преступностью и алкоголизмом. Убивая себя, человек
отказывается признавать, что он общественное животное, и тем самым
привлекает к своей персоне, пусть посмертно, пристальное внимание того
самого социума, которым столь решительно пренебрег.
Эмиль Дюркгейм сводит всю совокупность мотиваций суицида к пагубному
воздействию социальной среды и происходящих внутри нее процессов. Индивид
не убивает себя — происходит убийство, совершаемое обществом. Основатель
суицидологии выделяет всего три типа самоубийства: эгоистическое,
альтруистическое и анемичное.
Эгоистическое самоубийство происходит тогда, когда узы, соединяющие
человека с жизнью, разрываются, когда ослабевает его связь с обществом,
результатом чего становится крайний индивидуализм. Высокий уровень
образования в смысле суицидораспо-ложенности — вещь опасная. Интеллектуалы
убивают себя раз в десять чаще, чем люди малообразованные — именно потому,
что образованность и связанная с нею материальная обеспеченность (во всяком
случае, во времена Дюркгейма они были связаны) способствуют обострению
индивидуализма. Парадоксально, но факт: чем легче и приятней жизнь
человека, тем чаще он задумывается о самоубийстве. Что, собственно, и
демонстрирует наша благоустроенная эпоха.
Альтруистическое самоубийство, наоборот, является следствием недостаточно
развитой индивидуальности. К этой категории, например, относится
самоустранение стариков в примитивном обществе. По Дюркгейму,
альтруистический суицид является приметой "обществ низшего порядка".
Человек кончает с собой из "общественных" соображений, когда социум
оказывает на личность сильное психическое давление, побуждая ее к
самоуничтожению. Пример — массовые самоубийства в фанатичных и тесно
сплоченных религиозных общинах. Общественный интерес подавляет личный там,
где "я" не принадлежит человеку. "Во всех этих случаях мы видим, как
субъект стремится освободиться от своей личности для того, чтобы
погрузиться во что-то другое, что он считает своей настоящей сущностью". И
очень важное замечание: "В той среде, где властвует альтруистическое
самоубийство, человек всегда готов пожертвовать своей жизнью, но зато он
так же мало дорожит и жизнью других людей". Тоталитарные государства XX
века, отстаивавшие примат социальных ценностей над индивидуальными, легко
жертвовали гражданами, мешавшими развитию общества, а полезных граждан
постоянно призывали к самопожертвованию, в том числе и прямому — через
альтруистическое самоубийство (прославление подвига Матросова, "последнюю
пулю себе", эскадрильи камикадзе и прочее).
Анемичное самоубийство (аномия — общее состояние дезорганизации) становится
массовым явлением в период любых значительных социальных потрясений —
причем не только отрицательных, но и положительных. "Каждый раз, когда
социальное тело терпит крупные изменения, вызванные внешним скачком роста
или неожиданной катастрофой, люди начинают убивать себя с большей
легкостью". В качестве примеров позитивных, но оттого не менее
суицидопобуждающих общественных перемен Дюркгейм приводит данные 1870-х
годов: рост самоубийств в победоносной Германии, а также в объединившейся,
бурно развивавшейся Италии. При подобных перепадах происходит массовое
изменение установившейся социальной иерархии. Резкое изменение
общественного и имущественного статуса влечет за собой волну самоубийств
среди тех, кто не смог приспособиться к новым условиям.
Законы Дюркгейма гласят, что уровень самоубийств в популяции напрямую
связан с ее степенью сплоченности: суицидальная статистика изменяется
обратно пропорционально степени семейной, религиозной и политической
интеграции.
Совершенно очевидно, что теория Дюркгейма, при очевидной бесспорности
своих ключевых положений, объясняет лишь один, пусть даже очень широкий,
аспект суицидальных побуждений. Вместе с тем французский социолог открыл и
попытался объяснить ряд важных закономерностей, изучение которых было
продолжено его многочисленными последователями.
Значительное преобладание мужских самоубийств над женскими Дюркгейм
объяснял тем, что у женщины менее развита чувствительность, женщина
недостаточно проникнута общественной жизнью и "очень несложных социальных
форм достаточно для удовлетворения всех ее требований". Это утверждение,
разумеется, звучит до комичного шовинистично, однако дальнейшее развитие
суицидологии подтвердило, что женщины действительно совершают самоубийства
в среднем в 3-4 раза реже. Современная психология объясняет это тем, что
женщины отличаются большей ментальной пластичностью и обладают лучшей
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9
