На мою просьбу не уничтожать сахар, а раздать его осужденным хотя бы по столовой ложке на человека я получил категорический отказ.
Сейчас такая сложная жизнь, я до осуждения жил в сельской местности и знаю, что в колхозах уже несколько лет не выдают зарплату наличными деньгами. Я сам получал зплату сахаром, мукой, сигаретами и т.п. Как мне теперь получать посылки от родных, ведь они стараются изо всех сил обеспечить семью, особенно детей, которым не могут купить конфет, потому что нет денег, а здесь на моих глазах было уничтожено более, чем на 200 рублей сахара.
С.Гребенкин, Кировская область".
Особое несогласие у нас вызывает запрет на приобретение, хранении получение
в посылках сахара. Этот продукт необходим в рационе человека, а получается,
что он лишается его на многие годы. Вместо сахара осужденным дают едва
сладкий чай, зачастую с размешанным в нем повидлом.
Продиктован этот запрет антиалкогольными соображениями, чтобы осужденные не
ставили брагу. Однако, инспектора, как раз и обязаны за этим следить. Если
у кого-то будет обнаружен алкогольный напиток, его необходимо уничтожить, а
к любителю спиртного принять предусмотренные законом меры воздействия.
Почему от чьих-то вредных привычек должны страдать остальные? Не проще ли
всех посадить на цепь, тогда инспектора и вовсе не будут нужны?
Но самое интересное заключается в том, что сахар не пропускают, а спиртное
в колонии все равно проникает. В свое время все тот же Новгородский
прокурор по надзору за законностью в ИУ отмечал, что почти 40% осужденных,
водворенных в ШИЗО, были наказаны за употребление спиртного. Остается
предположить, что кое-кто из сотрудников, пользуясь этим запретом,
извлекает из него выгоду для себя, пронося за определенное вознаграждение
сахар и даже спиртное своим подопечным, находящимся на исправлении.
Мы считаем, что запрет на сахар необходимо исключить, как ущемляющий право
человека на поддержание жизнедеятельности организма.
Кратко остановимся на других запретах, которые мы считаем
нецелесообразными, а некоторые даже противоправными.
Трудно понять, почему в ПКТ отсутствуют розетки и запрещен чай, а лампочки
замурованы в стену и загорожены так, что в камере стоит полумрак? Люди
проводят в этих условиях до 6 месяцев. И если у осужденного есть
электробритва, ему придется или отпускать бороду, или пользоваться чужим
бритвенным станком. Читать или писать практически в темноте тоже неудобно и
плохо отражается на зрении. Очевидно, эти запреты продиктованы
соображениями безопасности, но обеспечивать ее нужно не за счет ухудшения
санитарных норм.
В статье 118 Уголовно-исполнительного Кодекса сказано, что осужденным к
лишению свободы, водворенным в штрафной изолятор, запрещаются свидания,
телефонные разговоры, приобретение продуктов питания, получение посылок,
передач и бандеролей.
"Правила внутреннего распорядка", являясь подзаконным актом, не могут
добавлять запреты, не содержащиеся в законе.
Однако, согласно ПВР, осужденным в ШИЗО запрещается брать с собой имеющиеся
продукты питания, не разрешается пользоваться книгами, газетами, журналами
и иной литературой. Такая вольная трактовка закона не только противоправна,
она вредна еще и своей бессмысленностью. Как можно в порядке наказания
запретить человеку читать?
Много писем приходило и приходит с жалобами на разделение территории
колонии на отдельные локальные участки. Мы попытались найти обоснование
этому явлению в уголовно- исполнительном законодательстве. Кроме "Правил
внутреннего распорядка" ни в одном законе мы такой нормы не нашли. В
"Правилах" же написано, что осужденным запрещается выходить без разрешения
за пределы изолированных участков жилых и производственных зон. Речь,
пожалуй, идет о двух участках - жилом и производственном. Есть, правда, еще
одно требование в "Правилах": В личное время осужденные могут передвигаться
в пределах изолированного участка, а по остальной части территории ИУ - с
разрешения представителей администрации. Остается предположить, что здесь
как раз имеются в виду так называемые "локалки", значит и эта часть
"Правил" противоречит законодательству, так как нигде не идет речь о
двойной изоляции, кроме случаев, когда осужденные содержатся в камерной
системе. Такое искусственное ужесточение условий изоляции вредно еще и
потому, что отучает людей от общения. Возможно, в соседнем изолированном
участке у осужденного находится земляк или хороший знакомый, почему им
запрещено свободно общаться в личное время?
И наконец, опять возвращаемся к Перечню вещей и предметов, которые
осужденным разрешается иметь при себе, получать в посылках, передачах,
бандеролях и приобретать в магазинах ИУ.
Мы уже написали о подобном документе, имеющемся в Правилах внутреннего
распорядка СИЗО.
"Правила" исправительных учреждений в своей нелогичности пошли еще дальше и
утвердили два перечня: один разрешенных, а другой - запрещенных предметов.
И вот какой в результате получился казус. Как написал нам из колонии
Белгородской области Г., ему был объявлен выговор за то, что он хранил
несколько писем от родителей и друзей. Переписка заключенным разрешена
законом, все письма прошли цензуру. Так в чем же дело? Оказывается в
правилах внутреннего распорядка в перечне разрешенных предметов письма не
указаны. Из этого администрация сделала вывод, что получать письма можно, а
хранить нельзя!
Кстати, в перечне запрещенных предметов письма тоже не указаны. Как тут
быть?
Можно привести еще много необоснованных запретов, содержащихся в различных
нормативных актах, но мы остановимся на перечисленных, как на самых
наглядных.
Считаем необходимым провести ревизию нормативных актов, даже если они
прошли правовую экспертизу, и снять необоснованные запреты. Без этого
мероприятия невозможно добиться разумного исполнения наказаний в пределах
правового поля.
Необоснованные взыскания
Жалоб на необоснованные взыскания в письмах осужденных содержится очень
много. При исследовании и этой проблемы мы обратили внимание на пристрастие
администрации наказывать провинившегося водворением в ШИЗО в тех случаях,
когда можно было бы ограничиться выговором или другим менее суровым
наказанием.
В период с 1995 по 1998 год очень распространенным было наказание за
нарушение формы одежды, это были очень трудные годы, когда учреждения не в
силах были обеспечить осужденных одеждой форменного образца, тем не менее
рапорта писались на несоблюдение требований режима, и взыскания налагались.
Мы неоднократно обращали внимание руководства колоний на недопустимость
такого формального подхода. В последнее время то ли с обеспечением стало
легче, то ли с руководством колоний была проведена разъяснительная работа,
но таких писем стало значительно меньше. Однако нельзя сказать, что жалобы
прекратились полностью.
Интересно остановиться на таком нарушении как непосещение столовой. Нас так
удивила эта информация, что мы обратились за разъяснениями в УИН, и нам
ответили, что посещение столовой входит в распорядок дня, следовательно,
является режимным требованием и должно выполняться независимо от аппетита
или расстройства желудка. Таким образом, непосещение столовой является
нарушением режима содержания.
Многие осужденные написали нам, что получали взыскания за то, что в дневное
время лежали, а иногда и сидели на кровати. На первый взгляд, с таким
требованием можно согласиться. Но если опять-таки подойти к ситуации не
формально, то возникает вопрос: чем должен целый день заниматься человек,
если он безработный, плохо питается, неважно себя чувствует? Что плохого в
том, что он днем прилег? Как писали нам осужденные, в их отряде нет
необходимого количества стульев, и нет свободной комнаты, где бы можно было
написать письмо, почитать книгу или газету, просто отдохнуть. Неужели все
свободное время нужно провести на ногах?
Особенное внимание хочется уделить письмам, в которых оспаривается
правомерность взысканий за употребление спиртных напитков. Стараясь
проверить объективность таких жалоб, мы обращались в несколько учреждений с
просьбой объяснить, как устанавливался факт употребления алкоголя,
проводилось ли освидетельствование или выводы делались "на глазок". Все
ответы, похожие друг на друга, сообщали, что факт употребления спиртного
подтверждается рапортом инспектора и записью в медицинском журнале.
Разве на свободе такое заключение было бы признано правомочным? Чем же в
данном случае осужденный отличается от свободного гражданина? Этот вопрос
до сих пор остается открытым.
Напоследок приведем несколько конкретных примеров наложения взысканий за
так называемые правонарушения:
Осужденный Г. написал нам, что получил выговор за то, что у него в руках
был обнаружен кусок картона, по мнению администрации, предназначенного для
изготовления карт.
Осужденный Щ., ранее не имевший взысканий, был водворен на трое суток в
ШИЗО за то, что, стоя в очереди за получением посылки, переговаривался с
осужденным из своего отряда, находившимся в то время в комнате длительных
свиданий.
Несколько человек в различных колониях водворялись в ШИЗО на 10-15 суток за
появление за пределами отряда в спортивных костюмах или тапочках, за
невыход на зарядку. Осужденный К., о котором мы писали, что у него
парализована левая рука и нога, тоже наказывался три раза и один из них
водворялся на 4 суток в ШИЗО за невыход на зарядку.
На прием к прокурору пришел осужденный В., и заявил, что его, инвалида
второй группы с парализованной левой рукой и ампутированной правой ногой
заставляют заниматься физзарядкой. А так как он не успевает к построению
(долго пристегивает одной рукой протез ноги), его наказывают помещением в
ШИЗО (штрафной изолятор). На запрос прокурора о правомерности вывода
Вахлява на физзарядку врач медсанчасти дала категорический ответ:
"Физзарядку делать может, кроме махов левой рукой и правой ногой". После
вмешательства прокуратуры и медотдела УВД Вахляв был освобожден от
физзарядки. Но тут его перевели в другую колонию, и ситуация повторилась.
На новый запрос прокуратуры получен ответ: "По медицинским показаниям
физзарядку выполнять может, но с ограничением (не рекомендуется выполнять
приседания, поскольку имеет протез).
А вот отрывок еще из одного письма от осужденного Б. из колонии
Архангельской области:
"Сижу я с малолетки, первый раз получил 6 лет лишения свободы. В то время зарекомендовал себя с отрицательной стороны, отсидел всего год и совершил еще одно преступление, но и тут не одумался, и еще через год вновь получил добавочный срок, так и не выходил на свободу уже 13 лет.
Но прошло время, я взялся за ум, изменил свои взгляды, встал на путь исправления. За честный труд и примерное поведение со строгого режима меня перевели в колонию-поселение. И тут я не стал укрываться от трудностей, пошел на тяжелую работу, вальщиком леса, перевыполняю норму выработки.. Женился, имею дочь, получил 7 благодарностей по работе. В ноябре прошлого года я подал заявление на условно-досрочное освобождение.
Предоставили на комиссию, но отказали, мотивируя тем, что у меня в 1996 году было нарушение за собачку, т.е. я ухаживал за собакой, и мне дали нарушение..."
Такая репрессивная методика "исправления" не только озлобляет или подавляет
осужденных, она также развращает сотрудников, получающих нездоровое
удовлетворение от сознания неограниченности своей власти.
Для решения этой проблемы не нужно принимать никаких новых законов.
Необходима лишь постоянная работа с кадрами и тщательная проверка
обоснованности наложенных взысканий в каждом конкретном случае.
Бездействие администрации
До сих пор мы писали о противоправных действиях, на которые жалуются
осужденные. Сейчас проанализируем письма, в которых есть жалобы на
бездействие должностных лиц, т. е. на невыполнение ими своих служебных
обязанностей. Многие примеры, которые мы уже приводили в других разделах,
можно рассматривать как бездействие.
Если начальник учреждения подписывает распоряжение о взыскании, не проверив
рапорт сотрудника, не вникая в объяснительную осужденного, он не выполняет
своих служебных обязанностей.
Если начальник медсанчасти не оформляет осужденному, длительное время
болеющему и не поддающемуся лечению, документы на МСЭК, значит,
бездействуют и врач, и начальник учреждения.
Если осужденные не знают своих прав и обязанностей, вернее, их ознакомили с
ними лишь формально, значит, бездействуют и начальник отряда, и
воспитательный, и режимный отдел, и начальник учреждения.
Мы заостряем на этом внимание, поскольку часто сталкиваемся с такой
позицией начальников колонии, что, они, мол, не в состоянии вникать во все
тонкости, для этого у них есть различные службы. С одной стороны это верно,
но такая позиция оправдывает себя, если подчиненные службы работают
слаженно и ответственно. Но любая жалоба должна служить сигналом для
тщательной проверки, чего, к сожалению, в большинстве учреждений не хотят
понимать. Такие выводы мы вынуждены сделать не только на основе писем от
осужденных, но и на основе нашей переписки с администрациями колоний.
Для наглядности приведем такой пример:
К нам обратилась мама осужденного С. Еще, когда ее сын находился под
следствием в СИЗО, приходя на свидание, она заметила в его поведении
настораживающие перемены. С каждым разом он становился все агрессивнее, все
чаще раздражался, начинал без причины кричать. Женщина обратила на это
внимание врача СИЗО. Сына направили на обследование, и у него было выявлено
заболевание психики. После приговора С. направили в колонию, и там у него
начались конфликты с другими осужденными. Он постоянно затевал ссоры,
драки, и постоянно получал взыскания, водворялся в ШИЗО. Вскоре он был
признан злостным нарушителем, а затем администрация колонии начала готовить
документы для его отправки на тюремный режим. Мама попыталась объяснить
начальнику колонии, что ее сына нужно не наказывать, а лечить, но ее слова
не возымели должного действия. Не прислушались к ее объяснению и в УИН
Челябинской области. Ей ответили, что осужденный С. "зарекомендовал себя с
отрицательной стороны, как злостный нарушитель режима содержания.
Взаимоотношения с другими осужденными строил неправильно, за что
неоднократно наказывался в дисциплинарном порядке. Выводов не сделал.
Администрация учреждения, исчерпав все меры воздействия на осужденного С.,
как не оказывающие положительного влияния, и принимая во внимание, что
дальнейшее его нахождение в учреждении представляет опасность для
окружающих в условиях ИТУ, была вынуждена представить материалы на С. в
народный суд г. Копейска. По определению суда осужденный С. направлен на
тюремный режим".
По просьбе матери мы срочно обратились в Медуправление МВД и получили
ответ, что "осужденный С. состоит на учете у психиатра мед части учреждения
ЯВ-48СТ-4 (спец. тюрьма) с диагнозом "психопатия". Трижды
госпитализировался в Межобластную психиатрическую больницу при учреждении
ИЗ-702 в связи с декомпенсацией поведения".
После нашего обращения С. повторно был направлен в больницу для уточнения
диагноза и лечения.
Вот так сработали все службы под руководством УИН. Болезнь осужденного была
установлена еще в СИЗО в связи с декомпенсацией поведения. А в колонии за
эту же декомпенсацию к нему замучились применять все меры воздействия, так
и не оказавшие положительного влияния. Разумеется, в ШИЗО и ПКТ психопатия
не лечится.
Кто из должностных лиц удосужился разобраться с делом С. и хотя бы
заглянуть в его документы? Никто, начиная с врача, включая зам.начальника
по режиму, начальника колонии, начальника УИН и судью Копейского нарсуда.
Ярчайший пример бездействия, формального подхода к выполнению своих
служебных обязанностей.
Писем с описанием различных ситуаций, в которых проявляется бездействие
административных работников системы исполнения наказаний, очень много.
Пожалуй, во всех письмах, где содержатся жалобы на нарушения условий
содержания, просматривается бездействие руководства.
Бездействие надзорных инстанций
Последний пример можно было бы привести и для иллюстрации бездействия
прокуратуры, надзирающей за исполнением законности в исправительных
учреждениях. Не может быть, чтобы прокурор за то время, пока осужденный С.
успел заработать репутацию злостного нарушителя режима содержания, ни разу
не посетил колонию. А если посещал, то почему не удосужился проверить
правомерность целой серии взысканий, наложенных на одного человека
буквально с первых дней прибытия в учреждение? В чем же тогда заключаются
его функции?
На протяжении 6 лет мы не просто переписывались с заключенными, по многим
фактам мы вели переписку с госструктурами, пытались с помощью
конструктивного сотрудничества разрешить хотя бы некоторые проблемы. К
сожалению, это удавалось нам крайне редко. Чаще всего мы обращались в ГУИН
и к региональным прокурорам по надзору за законностью в ИУ. Из
положительных воспоминаний мы можем лишь еще раз сослаться на Новгородского
прокурора по надзору, фамилию которого даже боимся называть, чтобы не
добавить ему неприятностей, которых благодаря нашей официальной переписке
он и так натерпелся.
В остальном все ответы, полученные на наши обращения из надзирающих за ИУ
прокуратур, мы можем назвать только отписками.
Для убедительности приведем отрывок одного из таких ответов:
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14
