Землю. Оно над Великим пределом, но не является высоким; под Шестью
пределами, но не является глубоким; прежде Неба и Земли рождается, но не
является продолжительно существующим, оно простирается с глубокой
древности, но не является старым» («Дао-дэ дзин», чжан 16). «Дао есть то,
что делает тьму вещей таковой, то, благодаря чему формируется тьма вещей,
то, что определяет тьму принципов» («Чжуан-цзы», гл. «Тянь Цзыфань»).
Если существует такое Дао, то следует учиться у него и почитать его
как учителя. Это и есть «Великий почитаемый учитель». Это о нем писал Чжуан-
цзы: «О мой учитель! Ты даешь всем вещам их свойства, но не считаешь это
проявлением справедливости; оказываешь благодеяния всем поколениям, но не
считаешь это проявлением гуманности; существуешь с глубокой древности, но
не являешься старым; покрываешь Небо и поддерживаешь Землю, очерчиваешь все
формы, но не считаешь это проявлением мастерства». Учиться у дао и слиться
с ним в одно целое – в этом, с точки зрения Чжуан-цзы, и заключается смысл
человеческой жизни: «Можно освободиться от горя, волнения, тоски и даже от
жизни и смерти. Надо отбросить все различия и раствориться в мире. Дао –
это и есть я, и по этой причине все существующее является мной. Дао
неисчерпаемо и безгранично, оно не рождается и не умирает, и поэтому я
также неисчерпаем и безграничен, не рождаюсь и не умираю. Перед смертью я
существую, и после смерти я также существую. Скажете, что я умер? Ведь я не
умираю. И огонь не сжигает меня, и в воде я не тону. Я превращаюсь в пепел,
и все же я существую. Я превращаюсь в лапку бабочки, в печенку мыши, но все
же я существую. Сколь же я свободен, сколь долговечен, сколь велик! ... Все
различные признаки являются моими признаками, и все различия отбрасываются.
Все вещи со странными и необычными признаками – все слилось воедино. Все
является дао, все является мной. Это и значит, что «Небо и Земля рождаются
со мной, а все вещи составляют единство с «я». («Чжуан-цзы», гл.
«Циулунь»).
Человек, постигший это, и является «мужем, обладающим дао». У Чжуан-
цзы утверждается, что «такой человек не презирает людей, не занимается
самовосхвалением, ссылаясь на свои заслуги, не занимается обманом;
упустивши удобный случай, не раскаивается; имея удобный случай, не теряет
голову; поднявшись на высокое место, не пугается; упавши в воду, не мокнет;
попавши в огненную яму, не чувствует жары... Такой человек спит и не видит
снов, при пробуждении не грустит, питается чем попало и обладает глубоким
дыханием. Такой человек не цепляется за жизнь и не боится смерти, ни жизнь,
ни смерть не имеют для него значения, он свободно приходит, свободно
уходит, получит что-либо – хорошо, потеряет что-либо – не огорчается.
«...Это и есть то сбалансированное состояние, когда дух не отделен от
субстанции и все соответствует своей природе» («Чжуан-цзы», гл.
«Дацзунши».)
Дао живет тем, что живо вовеки – капиталом духа. Даосизм есть прежде
всего оправдание традиции. Правда Дао – это то, что дается нам прежде, чем
мы познаем сами себя, и она есть то, что перейдет от нас к будущим
поколениям после того, как мы уйдем. Что же это? «Классики» даосской
традиции дают по видимости туманный, а, по сути, очень точный ответ: все
то, что существует «само по себе» (цзы жань), что не порождено людским
умствованием и озабоченностью, что не несет на себе печати натуги,
напряжения, насилия.
Мудрость приверженца Дао – это не знание и не искусство, а некое
умение – совершенно неумелое – «не затемнять суетным деланием великий покой
бытия». Даосизм, таким образом, воплощает самую сердцевину восточной мысли,
всегда требовавшей от человека обрести полноту своего бытия через
самоустранение, явить глубину нежелания, которая таит в себе самое
одухотворенное желание. Поэтому даосизм не является философией в
классическом понимании этого слова, ибо он не интересуется определениями
понятий, логическими доказательствами и другими процедурами чистого
умозрения. Не является он и религией трансцендентного Бога, требующего от
своих поклонников веры и послушания. Его нельзя, наконец, свести и к
искусству, мастерству, практике в собственном смысле слова, ибо мудрость
Дао не утверждает необходимости что-нибудь делать. Скорее, даосизм – это
«путь цельного существования», в котором умозрение и действие, дух и
материя, сознание и жизнь оказываются собранными в свободном,
беспредельном, хаотическом единстве (и сюй). Такое единство, как и
большинство основных понятий даосизма, насквозь парадоксально, и потому
даосские учителя умолкают, когда у них просят это объяснить. Как сказано в
«Дао-дэ цзин», главном каноне даосизма: «Знающий не говорит, а говорящий не
знает». И в другом месте: «Когда низкий человек слышит о Дао, он смеется.
Если бы он не смеялся, это не было бы Дао».
Даосские мудрецы ничего не доказывают и не проповедуют. Они даже не
учат какому-нибудь определенному образу жизни. Их цель – дать верную
жизненную ориентацию, указать путь к средоточию жизненного опыта – вечно
отсутствующему и вездесущему.
Не будучи в строгом смысле, как уже говорилось, ни философией, ни
религией, даосизм сочетает в себе черты того и другого. По учению даосов,
воистину существует лишь великое Дао – предвечное, бесконечное, немыслимое,
не имеющее «образа, вкуса или запаха», никем не сотворенное, оно «само себе
ствол, само себе корень», охватывающее и вмещающее в себя все сущее.
Даосы называют его «высшим Учителем», «небесным предком», «матерью
мира» или «творцом вещей», но они не ждут от него конкретной
заинтересованности в их личной судьбе или судьбе Вселенной, ибо в мире все
происходит «само собой», каждое мгновение времени и каждая частица бытия
совершенно самодостаточны.
Это означает, что и само Дао не является, в сущности, принципом
мироздания. Дао, утверждается в даосской литературе, «не может владеть даже
собой», оно «обладает, не владея». Дао ежемгновенно и непрестанно
изменяется, «теряет себя в мире конечного и преходящего». Но, «поистине,
нет ничего постояннее непостоянства» – в своем самопревращении Дао пребудет
вечно.
Отсюда то важное место, которое занимает в даосизме учение о
космогенезе - творении всего сущего. Даосы учат, что мир возник из
первозданного Хаоса, который они именуют также Единым дыханием (и ци),
Изначальным дыханием (юань ци) или Великой пустотой (тай сюй). Творение же
мира есть результат самопроизвольного деления первичной целостности Хаоса.
Сначала Хаос, или Единое дыхание, разделилось на два полярных начала:
мужское, светлое, активное Ян и женское, темное, пассивное Инь; из «двух
начал» выделились «четыре образа», соответствующие четырем сторонам света;
«четыре образа» породили «восемь пределов» мироздания и т.д. Эта схема
записана в древнейшем китайском каноне «И цзин» («Книга Перемен»),
содержащем общий для всей китайской традиции свод графических символов
мирового процесса Дао.
Мир, по представлениям даосов, есть «превращенное Единое», плод
метаморфозы Дао. В даосской традиции в этой связи говорилось и о
превращении первочеловека, каковым считался полулегендарный основоположник
даосизма и верховное божество даосской религии Лао-Цзы. Мир для даосов –
это «превращенное тело» (xya шэнь) Лао-Цзы. А это значит, что между сердцем
человека и телом предвечного Дао существует глубочайшая внутренняя связь.
Человек и мир в даосизме нерасторжимы и взаимозаменяемы.
Тема превращения, творческих метаморфоз бытия – центральная тема
даосской мысли. Для даосов ни формы, ни бесформенное не являются реальными.
Или, как говорится в даосских книгах, «пустота не может одолеть десять
тысяч вещей». Подлинная реальность для даосов – это самое превращение.
Даосы мыслят в категориях не сущностей или идей, а отношений, функций,
влияний. Для них в мире «ничего нет», но сами связи между вещами,
несомненно, реальны. Истины, может быть, вовсе нет. Но метафора истины,
бесчисленные отблески реальности точно существуют.
Итак, даосская картина мира – это бесконечно сложный, подлинно
хаотический узор явлений, где нет одного привилегированного образа, одной
«единственно верной» идеи. Как писал Чжуан-цзы: «Вся тьма вещей – словно
раскинутая сеть, и нигде не найти начала».
Даосизм не был попыткой метафизического объяснения мира. Даосское
«учение» не отличалось от обыденного словоупотребления со всей его
многозначностью, оно возвращало слову его первобытную способность вмещать в
себя противоположные смыслы. Истина даосов оправдывалась не логической
всеобщностью умозрения, а предметной практикой человека, точнее, конкретным
и текучим характером этой практики.
Философия даосизма Лао-Цзы и других даосских мыслителей послужила
основой для возникшей в эпоху Хань (III в до н.э. – III в.) религии даосов.
В нее вошли следующие моменты: учение о Дао и все связанные с ним проблемы
натурфилософии и космогонии: учение об относительности бытия, жизни и
смерти и в связи с этим о возможности длительной жизни, бессмертия; принцип
увэй.
Доктрина бессмертия – центральная доктрина даосизма, идеологический
комплекс, который составляет основу, фундамент, идейный стержень всего
учения даосизма (религиозного даосизма).
Для традиционной китайской философии была нехарактерна вера в
бессмертие конкретно души. Реальной признавалась только единая
психофизическая целостность живого существа. Сам дух понимался вполне
натуралистически: как утонченная материально-энергетическая субстанция
(ци). После смерти тела это «ци» рассеивалось в природе. К тому же даосизм
унаследовал от шаманизма учение о множественности душ – животных (по) и
мыслящих (хунь). Тело выступало единственной нитью, связывающей их воедино.
Смерть тела приводила к разъединению и гибели душ. Поэтому уже в глубокой
древности огромное значение придавалось средствам продления физической
жизни, а долголетие (шоу) стало одной из важнейших ценностей китайской
культуры.
Однако, даосизм не удовлетворился идеалом простого физического, пусть
даже и бесконечного, продления жизни. Истинный даосский бессмертный (сянь)
в процессе движения по пути бессмертия радикально трансформировал,
преображал свое тело, которое согласно даосскому учению приобретало
сверхъестественные силы и способности: умение летать по воздуху,
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10
