нет еще сверхчеловека, да они и не нужны будущему сверхчеловеку. Они
призваны разбудить того, в ком есть способность увидеть и преодолеть
нищету человеческого, они указывают читателю желанный образ сверхчеловека,
образ его мыслей и действий, образ его бытия в мире, его отношений с миром
и с самим собой. А также путь становления сверхчеловека.
2. Герой Ницше
Такова самая великолепная по написанию из книг Фридриха Ницше: "Так
говорил Заратустра". Сам автор считал ее "самой глубокой из всех книг,
которыми обладает человечество". Образ Заратустры — человека, идущего по
пути становления сверхчеловека. В сущности, этот путь намечен автором еще
в "Человеческом...", но здесь он детально проработан и облечен в форму
притчи, написанной потрясающим стилем. Форма притчи заимствована из Библии
и больше всего напоминает евангельские проповеди Иисуса Христа и рассказы о
происходящих с ним и его учениками событиях. Конечно же, сравнивать
Христа и Заратустру не имеет смысла на этих страницах, хотя весьма
вероятно, что именно такого сравнения и выбора между ними и желал от
своего читателя Ницше, поскольку в своем читателе (если таковой
найдется) он видел последователя для своего Заратустры, ибо "кто пишет
кровью и притчами, тот хочет, чтобы его не читали, а заучивали наизусть".
Устами Заратустры три превращения духа в человеке выделяет Ницше:
"как дух становится верблюдом, львом верблюд и, наконец, ребенком
становится лев". Прежде всего, на пути достижения свободы духа необходимо
познать тяжесть, трудное, чтобы преодолеть свою слабость. "Не значит ли
это: унизиться, чтобы заставить страдать свое высокомерие?.. Все самое
трудное берет на себя выносливый дух, подобно навьюченному верблюду...
спешит и он в свою пустыню".
Так, "взяв на себя все самое трудное", адепт пути обретает
одиночество. Последним "драконом", "господином" и "богом", которого он
обязан победить, является моральный императив "ты должен". В битве с ним он
становится львом: "дух льва говорит "я хочу". Таким образом он завоевывает
себе право переоценки существующих ценностей и создания новых. "Завоевать
себе свободу и священное «Нет» даже перед долгом - для этого, братья мои,
надо стать львом".
Но само по себе это право и эта сила сказать "нет" любой из
предустановленных истин не является еще способностью к созданию новых
ценностей. Поэтому лев должен стать ребенком: "Дитя есть невинность и
забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо, начальное движение,
святое слово утверждения". Стать ребенком — значит стать новым, отринув
все прежние установления, вновь обрести вкус к "игре созидания". Играть с
миром и с собой, как ребенок — то есть, возвращаясь к прежней терминологии
Ницше, возродить в себе Дионисическое начало. "Да, для игры созидания,
братья мои, нужно святое слово утверждения: своей воли хочет теперь дух,
свой мир находит потерявший мир". Таков путь к сверхчеловеку.
Герой Ницше, его Заратустра, совершенно изъят из мира и свой мир
строит только по собственному желанию и воле. Так же и вообще философствует
Ницше; словно изъяв себя из мира и наблюдая ход своей мысли — как протекает
он в своей капризной произвольности. Иной раз Ницше-философ задевает
локтями своих противников, своих недругов, и точно так поступает его
Заратустра: все встречи и столкновения Заратустры с окружающим миром
происходят словно во сне, и мы не можем узнать, где кончается мир
представлений этого героя и где рассказывается нечто «объективное». Все
внешнее вошло внутрь мира личности, которая беспрестанно наблюдает, толкует
и анализирует сама себя, но и более того — творит миф своей внутренней
действительности.
Эта личность — экстатическая. Это означает, что она свое существование
истолковывает как экзистенцию, как выхождение за пределы самой себя, и как
состояние экстаза, то есть выхода за пределы самой себя. Такой экстаз можно
понять как непрестанную экспансию личности, которая распространяет свое
влияние на мир и не довольствуется данностью, тем, что она имеет, тем, что
она сама есть. Такая экспансия прекрасно согласуется с устремленностью
личности внутрь себя, в свои глубины и в свои скрытые от нее же самой
тайны. Экстатический мир личности и завоевывается ведь именно как мир
личности, ей принадлежащий, как ее внутренний мир. Существование как
экзистенция характеризуется тем, что личность никогда не бывает равна самой
себе — она одновременно больше и меньше себя, она всегда — в порыве к
большему. То, что Ницше называет «волей к власти», и есть философское,
метафизическое выражение такой устроенное человеческой «экзистенции».
Здесь мы подходим уже к собственно философскому содержанию книги Ницше,
которое — в этом можно быть твердо убежденным — захватывает всю книгу в
целом как некоторое построение, как некоторую внутреннюю устроенность
текста, включая даже знаки препинания и осмысление пространства, в какое
погружен этот текст. Воля к власти — это основная черта человеческого
существования, не равного самому себе и рвущегося завоевать себя и все
свое. Личность заведомо уверена, что она богаче того, что она знает о себе,
— на такой психологически осмысленной почве осмысляется здесь древний
призыв: «Познай себя!» Личность познает себя как экзистенцию. Или, что для
нее то же самое, как волю к власти. Итак, эта воля к власти есть воля к
овладению самим собою, к овладению всем своим миром. Вот первый и главный
смысл ницшевской воли к власти. Вслушиваясь и всматриваясь в саму себя,
поглощенная этой деятельностью, личность здесь, конечно, знает только саму
себя. Этот мир, в котором есть только одна личность; она и знает только
сама себя, и познает сама себя, она одна только и властвует в своем мире, и
борется за власть в своем мире; она одна только и стремится к тому, чтобы в
своем существовании быть больше самой себя.
Этот «экстатизм» как самоистолкование личности был в 1880-е годы уже
разлит в воздухе европейской культуры. Разумеется, он редко когда мог
достичь той таинственной ясности, какую обретает он у Ницше. Я.Э.
Голосовкер, который досконально знал тут всю суть дела, писал так: «Для
чудесного мира мифа характерны еще две черты: явность тайного и тайна
явного. Такова эстетическая игра чудесного». Когда Ницше пишет: «воля к
власти», — то он уже вступил в область такого мифа. Миф сам толкует себя и
сам же одновременно загадывает свою загадку. Загадка мифа не такова, чтобы
она когда-либо разгадывалась и мы оказывались на развалинах разгаданного и
тем самым объясненного до конца, ликвидированного мифа. Миф — это такая
загадка, которая предлагается для все нового и нового разгадывания, но не
может быть разгадана окончательно. Мы можем только что-то объяснить в мифе,
показать, откуда и куда он идет: здесь, говоря о личности, мы видим, что
она истолковывает себя и что ее истолкование начинает приобретать форму
мифа. Форма разрастается и, будучи самодовлеющей, художественной, не может
быть ужата, сокращена, сведена к кратким положениям. Вся в целом книга «Так
говорил Заратустра» и есть такой миф истолковывающей себя личности — миф
как самоистолкование личности. Можно сказать также, что это проекция самой
личности, ее портрет, как сама она понимала себя и умела истолковать себя.
В России дух экстатизма великолепно выразил Александр Николаевич Скрябин
— всем своим творчеством, и прежде всего своей «Поэмой экстаза» (1905), в
которой находит воплощение присущий самонаблюдающей, самоистолковывающей
личности порыв к будущему. Этот порыв как решительность движения вырастает
на таинственных, полных мистического смысла, тихих томительных звучаниях,
словно сосредоточенных на себе, словно внимательно слушающих самих себя.
Поэтика экстатического в европейском искусстве рубежа веков и основывается
на этом феномене как бы самовслушивающегося и сосредоточенно наблюдающего
за самим собой звука и слова: Клод Дебюсси завершает в 1894 г.
симфоническую поэму «Послеполуденный отдых фавна» по стихотворению Стефана
Малларме, и, слушая это произведение, можно только удивляться тому, с какой
точностью поэтика его, сама динамика его погруженности в себя предвидена,
уже воссоздана в литературном произведении Ницше «Так говорил Заратустра»,
— не говоря уже о том, что здесь можно найти и те же идиллические, полные
сладостного томления эпизоды, что и у Малларме — Дебюсси. Как поэт, Ницше
стал одним из основоположников новой художественной поэтики творчества, а в
то же время создал произведение, весь принципиальный философский смысл
которого стал вырисовываться лишь значительно позднее.
К той же метафизике человеческого существования относится и другое
понятие, или образ, Ницше — понятие сверхчеловека. Оно точно так же
характеризует экстатическую человеческую личность, постигающую себя как
таковую; однако сверхчеловек — это итог самопознания такой личности, идеал
ее. И коль скоро существование выходящей за свои пределы личности нацелено
на будущее, то познавший себя человек и есть человек будущего. Сверхчеловек
— это человек, уже извлекший из себя, в своей воле к власти, свои
возможности быть больше того, что он есть.
Разумеется, такой человек не имеет ни малейшего отношения к биологии, к
эволюционной теории Дарвина и т.п., с чем легко смешивали ницшевское
разумение человека в век дарвинизма. И сам Ницше, говоря о «пестовании»
нового человека, подсказывал современникам слишком краткие и близорукие
способы истолкования своих представлений. Однако немецкое слово
подразумевает отнюдь не только выведение новых пород или видов, но и
дисциплину: дисциплинируя себя, то есть подчиняя себя воле к власти и
борьбе за власть (с самим же собою!), человек, как мыслил его Ницше,
устанавливает себя на то, чтобы быть больше самого себя, и умеет удержать
за собой эту новую высоту. В этом смысле такой познавший себя человек,
умеющий утвердить в себе такое самознание, и есть сверхчеловек. Как можно
судить по поэме Клода Дебюсси, да и по некоторым текстам самого же Ницше,
поэтика экстаза далеко не всегда предполагает какую-то нервную
взвинченность, истерику или даже возвышенный пафос стремления к цели.
Экстаз может протекать порой и в умиротворенных формах. Но экстатическому
человеку, который живет пониманием своих устремлений к высшему и большему и
который таким путем утверждает себя и свой мир перед лицом решительно всех,
очень просто сорваться на крик, истерику и как бы сорваться с цепи: он как-
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
