переворачиванием самих способов оценивания. Полагание ценностей нуждается в
новом принципе — в том, из которого будет исходить и в котором будет
пребывать. Полагание ценностей нуждается в новой области. Принципом уже не
может быть мир сверхчувственного, ставший безжизненным. Поэтому и нигилизм,
устремляющийся к переоценке, понятой таким образом, станет отыскивать
самое, что ни на есть живое. Таким образом, сам же нигилизм становится
«идеалом изобильнейшей жизни» («Воля к власти», афоризм 14,—относится к
1887 году"). В этой новой высшей ценности скрывается то, что тут совсем
иначе дорожат жизнью, то есть тем, в чем покоится определяющая сущность
всего живого. Остается спросить, что разумеет Ницше под жизнью.
Ссылка на существование различных ступеней и форм нигилизма показывает,
что в интерпретации Ницше нигилизм — это в любом случае совершение, такое
совершение, в котором речь идет о ценностях, об их полагании, об их
обесценивании, об их переоценке и новополагании и, наконец,— вот самая суть
— о полагании принципа любого полагания ценностей, о таком полагании, при
котором все начинает оцениваться иначе. Наивысшие цели, принципы и
основания сущего, идеалы и сверхчувственное, Бог и боги — все это уже
заведомо постигнуто здесь как ценности. Поэтому мы лишь тогда
удовлетворительно поймем ницшевское понятие нигилизма, когда узнаем, что
понимает Ницше под ценностью. И только на этом основании мы уразумеем слова
«Бог мертв» так, как мыслил их Ницше. В достаточной мере прояснить, что
мыслит Ницше под словом «ценность»,— значит обрести ключ к уразумению его
метафизики.
В XIX веке говорить о ценностях, мыслить ценностями становится делом
привычным. Но лишь вследствие распространения сочинений Ницше ценности
вошли в обиход. Говорят о жизненных ценностях, о культурных, о вечных
ценностях, об иерархии ценностей, о духовных ценностях, каковые надеются
обрести, например, в античности. Ученые занятия философией, реформа
неокантианства приводят к философии ценностей. Тут строят системы
ценностей, в этике прослеживают наслоения ценностей. Даже в христианской
теологии Бога определяют как наивысшую ценность. Науку полагают свободной
от ценностей, всякое оценивание относя на сторону мировоззрений. Ценность,
как и все ценностное, становится позитивистской заменой метафизического.
Чем чаще говорят о ценностях, тем неопределеннее само понятие. А
неопределенность, в свою очередь, соответствует непроглядности, с которой
сущность ценности истекает из бытия. Ибо если предположить, что ценность,
на которую без конца ссылаются, не ничто, сущность ее должна заключаться в
бытии.
Что разумеет Ницше под ценностью? В чем основывается сущность ценности?
Почему метафизика Ницше — это метафизика ценностей?
В одной из записей (1887—1888) Ницше говорит о том, что он разумеет под
ценностью («Воля к власти», афоризм 715): «Точка зрения «ценности» — это
точка зрения условий сохранения, возвышения, что касается сложных
образований с относительной длительностью жизни в пределах становления»'".
Сущность ценности покоится в том, что она — точка зрения. Ценность
подразумевает то, что схватывается смотрящим оком. Ценность — это точка
глаза, точка глаза для такого смотрения, которое что-то усматривает или,
как мы говорим, на что-то рассчитывает, а при этом должно считаться и с
иным. Ценность пребывает во внутренней сопряженности — с таким-то
количеством, с квантом, с числом. Поэтому ценности («Воля к власти»,
афоризм 710,— относится к 1888 году) сопряжены со «шкалой числа и меры» ".
И остается только спросить, на чем, в свою очередь, основывается шкала
возрастания и убывания.
Как только ценность охарактеризована как точка зрения, отсюда следует
нечто определенное, существенное для ницшевского понятия ценности: в
качестве точки зрения ценность всегда полагается смотрением и для
смотрения. Смотрение это таково, что оно видит постольку, поскольку видело;
что оно видело постольку, поскольку представляло себе таким увиденное и
таким полагало его. Лишь вследствие такого представляющего полагания точка,
столь необходимая для усмотрения чего-либо нужного и этим направляющая
линию смотрения, становится точкой глаза, то есть тем, в чем все дело,
когда смотришь и делаешь то, что направляется зрением. Итак, ценности — это
отнюдь не нечто такое, что сначала существовало бы в себе и лишь затем
могло бы при случае рассматриваться как точка зрения.
Ценность — ценность, пока она признается и значима. А признана и значима
она до тех пор, пока полагается как то, в чем все дело. Таким образом, она
полагается усмотрением и смотрением на — смотрением на то, с чем
приходится, с чем должно считаться. Точка зрения, взгляд на, кругозор —
все это подразумевает здесь зрение и видение в том смысле, в каком
предопределено оно было греками, но только прошло весь путь преобразования
идеи. Смотрение — это такое представление, которое, начиная с Лейбница,
более явно схватывается как стремление. Всякое сущее—представляющее;
представляющее постольку, поскольку к бытию сущего принадлежит тяга к
выступлению, тяга, которая, повелевая выходом (явлением), определяет то,
как предъявляется это сущее. Всякое сущее с его «ни-зусностью» таким себя
принимает и потому полагает для себя точку глаза. А точка глаза задает
взгляд-на, которому должно следовать. Точка глаза и есть ценность.
Вместе с ценностями как точками зрения, согласно Ницше, полагаются
«условия сохранения, возрастания». Уже этим написанием — между
«сохранением» и «возрастанием» опущено «и», замененное знаком препинания,—
Ницше проясняет: ценности по сущности своей —точки зрения, а потому
одновременно всегда и условия сохранения и условия возрастания. Где бы ни
полагались ценности, всегда должны одновременно схватываться взором оба
условия — так, чтобы всегда оставаться едиными в сопряженности между собой.
Почему? Очевидно, лишь потому, что таково по своей сущности само сущее в
своем стремлении-представлении,— оно нуждается в такой двойной точке глаза.
Условием чего же служат ценности в качестве точек зрения, если в одно и то
же время они должны обусловливать и сохранение, и возрастание?
Сохранение и возрастание характеризуют неотрывные друг от друга основные
тяготения жизни. Сущность жизни немыслима без желания роста, возрастания.
Сохранение жизни всегда служит возрастанию. Если жизнь ограничивается
самосохранением, она деградирует. Так, к примеру, обеспечение жизненного
пространства никогда не бывает целью живого — это всегда только средство
возрастания, средство возвышения жизни. И наоборот, возросшая жизнь в свою
очередь возвышает, усиливает потребность в расширении пространства. Однако
возрастание невозможно, если не обеспечен основной состав, его постоянство,
если он не сохранен как способный к возрастанию. Поэтому живое — это всегда
соединенное двумя основополагающими тяготениями возрастания и сохранения
«сложное образование жизни». Ценности, будучи точками зрения, направляют
смотрение во взгляде-на — во взгляде на «сложные образования». Смотрение —
это всякий раз смотрение Такого-то жизненного взгляда, и им пронизано
всякое живое существо. Полагая точки глаза для всего живого, жизнь
оказывается в своей сущности полагающей ценности (ср. «Волю к власти»,
афоризм 556,—относится к 1885— 1886 годам ").
«Сложные жизненные образования», они всецело зависят от условий
сохранения, деления своего постоянного состава, притом таким образом, что
постоянство состава остается лишь для того, чтобы становиться непостоянным
в возрастании. Длительность таких сложных жизненных образований покоится во
взаимообусловленности возрастания и сохранения. Поэтому длительность лишь
относительна. Она остается «относительной длительностью» всего живого и,
стало быть, жизни.
Ценность, по словам Ницше, есть «точка зрения условий сохранения,
возрастания, что касается сложных образований с относительной длительностью
жизни в пределах становления». Само по себе неопределенное слово
«становление» здесь, как и вообще на понятийном языке метафизики Ницше,
означает не какую-либо текучесть вещей, не простую смену состояний, не
означает и какого-либо развития или неопределенного разворачивания.
«Становление» означает здесь переход от чего-то к чему-то. Это властно
пронизывающее всякое сущее начало Ницше мыслит как основную черту всего
действительного, то есть сущего в более широком смысле. То же, что таким
образом определяет сущее, Ницше постигает как «волю к власти».
Завершая свою характеристику сущности ценностей на слове «становление»,
Ницше дает этим последним словом указание на ту основную область, к которой
относятся ценности и полагание ценностей вообще. «Становление» — это для
Ницше «воля к власти». Тем самым «воля к власти» — это основополагающая
черта «жизни»,— словом этим Ницше нередко пользуется и в широком значении;
в согласии с таковым «жизнь» в рамках метафизики (ср. Гегеля) была
отождествлена со «становлением». Воля к власти, становление, жизнь и бытие
в самом широком смысле —все это одно и то же на языке Ницше («Воля к
власти», афоризм 582, относящийся к 1885—1886 годам, и афоризм 689,
относящийся к 1888 году"). В пределах становления жизнь) то есть живое,
складывается в соответствующие центры воли к власти. Такие центры —
образования, осуществляющие господство. В качестве таковых Ницше разумеет
искусство, государство, религию, науку, общество. Поэтому Нищие может
сказать и так («Воля к власти», афоризм 715): «Ценность» —это, по существу,
точка зрения увеличения или убывания этих Центров господства» (увеличение
или убывание относительно их функции господства).
Здесь вполне ясно: Ценности — это полагаемые самой же волей к власти
условия ее самой. Только тогда, когда воля к власти выходит нарушу как
основная черта всего действительного, то есть становится истиной и тем
самым постигается как Действительность всего Действительного, становится
очевидным, где исток ценностей, чем поддерживается и направляется всякое
оценивание. Теперь распознан принцип ценностного полагания. А тогда впредь
полагание Ценностей можно осуществлять «принципиально», то есть исходи из
бытия как основы сущего.
Поэтому воля к власти как вот такой распознанный, а это значит, водимый
принцип — это же вместе с тем и принцип нового ценностного полагания. Ново
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
