сама же метафизика, при непременном условии, однако, что мы, применяя это
слово — «метафизика», будем разуметь под ним не философское учение и тем
более не какую-то отдельную дисциплину философии, а будем думать об
основополагающем строе сущего в целом, о том, при котором различаются
чувственный и сверхчувственный мир и первый опирается на второй и
определяется им. Метафизика — это пространство исторического совершения,
пространство, в котором судьбою становится то, что сверхчувственный мир,
идеи, Бог, нравственный закон, авторитет разума, прогресс, счастье
большинства, культура, цивилизация утрачивают присущую им силу созидания и
начинают ничтожествовать. Мы такое сущностное распадение всего
сверхчувственного называем за-бытием, тлением, гниением. Поэтому неверие в
смысле отпадения от христианского вероучения никогда не бывает сущностью и
основанием нигилизма — всегда оно лишь его следствие; может случиться ведь
и так, что и само христианство представляет собой следствие и определенное
выражение нигилизма. Теперь, отсюда, мы можем распознать и самое последнее
отклонение в сторону, самое последнее заблуждение, какому подвержены люди,
когда они пытаются постичь и, как они мнят, опровергнуть нигилизм. Не
постигнув нигилизм как движение внутри исторического совершения, длящееся
уже долгое время и своим сущностным основанием покоящееся в самой
метафизике, люди предаются гибельному пристрастию принимать за сам нигилизм
явления, представляющие собою лишь его последствия, а за причины нигилизма
— его последствия и воздействия. Бездумно приноровляясь к такой манере
представлять вещи, люди в течение десятилетий привыкают к тому, чтобы в
качестве причин исторической ситуации эпохи приводить господство техники
или восстание масс, неутомимо расчленяя духовную ситуацию времени в
соответствии с подобными аспектами. Однако, сколь бы многосведущ,
проницателен и остроумен ни был анализ человека и его положения внутри
всего сущего, он продолжает оставаться бездумным, порождая лишь видимость
осмысления, до тех пор пока забывает думать о местоположении бытийствующего
человека, пока не постигает его местоположение в истине бытия.
Пока мы не перестанем принимать явления нигилизма за сам нигилизм, наше
отношение к нигилизму останется поверхностным. Оно не будет в состоянии
сдвинуть с места хотя бы самую малость, даже если и почерпнет известную
страстность оказываемого им отпора то ли во всеобщей неудовлетворенности
мировым положением, то ли в отчаянии, в каком не решится признаться себе
вполне, то ли в моральном негодовании или в самонадеянном превосходстве
верующего над другими.
В противовес всему этому необходимо одно — чтобы мы начали осмыслять.
Поэтому спросим теперь самого Ницше, что же разумеет он под нигилизмом, и
поначалу пусть останется открытым, улавливает ли Ницше сущность нигилизма и
может ли он уловить ее, понимая нигилизм так.
В одной из записей 1887 года Ницше ставит вопрос («Воля к власти»,
афоризм 2): «Что означает нигилизм?» И отвечает: «То, что высшие ценности
обесцениваются»,
Ответ этот подчеркнут и снабжен пояснением: «Нет цели, нет ответа на
вопрос — „почему?"».
Если следовать этой записи, то Ницше понимает нигилизм как процесс в
историческом совершении. Он интерпретирует этот процесс как обесценивание
высших ценностей, какие существовали прежде. Бог, сверхчувственный мир как
мир истинно сущий и все определяющий, идеалы и идеи, цели и основания,
которые определяют и несут на себе все сущее и человеческую жизнь во всем
особенном,— все здесь представляется в смысле высших ценностей. Согласно
мнению, распространенному еще и теперь, под высшими ценностями разумеются
истина, добро и красота: истинное, то есть сущее в действительности;
благое, в чем повсюду все дело; прекрасное, то есть порядок и единство
сущего в целом. Однако высшие ценности начинают обесцениваться уже
вследствие того, что люди постепенно осознают: идеальный мир неосуществим,
его никогда не удастся осуществить в пределах мира реального.
Обязательность высших ценностей тем самым поколеблена, встает вопрос: для
чего же нужны эти высшие ценности, если они не обеспечивают гарантий,
средств и путей осуществления полагаемых вместе с ними целей?
Если бы мы, однако, пожелали вполне буквально понять ницшевское
определение сущности нигилизма,— оно состоит в том, что высшие ценности
утрачивают всякую ценность,— то в итоге получили бы то самое постижение
сущности нигилизма, которое меж тем широко распространилось и
распространенность которого поддерживается самим же наименованием —
«нигилизм»: обесценение высших ценностей означает явный упадок. Однако для
Ницше нигилизм отнюдь не только явление упадка,— нигилизм как
фундаментальный процесс западной истории вместе с тем и прежде всего есть
закономерность этой истории. Поэтому и в размышлениях о нигилизме Ницше
важно не столько описание того, как исторически протекает процесс
обесценения высших ценностей, что дало бы затем возможность исчислять закат
Европы,— нет, Ницше мыслит нигилизм как «внутреннюю логику» исторического
совершения Запада.
Ницше при этом понимает, что по мере того, как для мира обесцениваются
прежние высшие ценности, сам мир все же не перестает существовать, тот
лишившийся ценностей мир неизбежно будет настаивать на полагании новых
ценностей. Коль скоро прежние высшие ценности рухнули, то новое полагание
ценностей неминуемо становится по отношению к ним «переоценкой всех
ценностей». «Нет» прежним ценностям проистекает из «да» новым ценностям.
Поскольку же, по мнению Ницше, для этого «да» пет ни возможности
опосредования, ни возможности компромисса с прежними ценностями, такое
безусловное «нет» входит внутрь «да» новым ценностям. Для того же, чтобы
обеспечить безусловность нового «да», предотвратив возврат к прежним
ценностям, то есть для того, чтобы обосновать полагание новых ценностей как
движение против старых, Ницше и повое полагание ценностей продолжает
именовать нигилизмом, то есть таким нигилизмом, через посредство которого
обесценивание завершается полаганием новых, единственно задающих теперь
меру ценностей. Такую задающую меру фазу нигилизма Ницше именует
«совершенным», то есть классическим нигилизмом. Под нигилизмом Ницше
разумеет обесценивание прежних высших ценностей. Но одновременно он
позитивно («да») относится к нигилизму в смысле «переоценки всех прежних
ценностей». Поэтому слово «нигилизм» не перестает быть многозначным, и,
если иметь в виду крайние значения, он, прежде всего, двузначен,
двусмыслен, поскольку в одном случае обозначает просто обесценение прежних
высших ценностей, а в другом — одновременное и безусловное контрдвижение
против обесценивания. Двусмысленно в этом отношении уже и то, что Ницше
приводит в качестве проформы нигилизма,— пессимизм. Согласно Шопенгауэру,
пессимизм — это вера в то, что в наисквернейшем из миров жизнь не стоит
того, чтобы жить, чтобы утверждать ее. По такому учению, и жизнь, и,
следовательно, сущее как таковое в целом надлежит отрицать. Такой
пессимизм, по Ницше,— «пессимизм слабости». Для него везде один только
мрак, всюду есть причина, чтобы ничего не удавалось; он притязает на знание
того, как что будет протекать — именно под знаком вездесущей беды, краха.
Напротив, пессимизм силы, пессимизм как сила и крепость не строит себе ни
малейших иллюзий, видит опасности, не желает ничего затушевывать и
подмалевывать. И он насквозь провидит фатальность настороженного
бездеятельного ожидания — не вернется ли прежнее. Он аналитически
вторгается в явления, он требует ясного осознания тех условий и сил,
которые, несмотря ни на что, все же позволят совладать с исторической
ситуацией и обеспечат успех.
Более существенное осмысление могло бы показать, что в этом «пессимизме
силы», как именует его Ницше, довершается восстание человечества нового
времени — оно восстает в безусловное господство субъективности в рамках
субъектности сущего. Через посредство пессимизма в двух его формах наружу
выступают крайности. Крайности как таковые сохраняют перевес. Так возникает
состояние безусловной заостренности: или — или. Заявляет о себе
«промежуточное состояние», в котором, с одной стороны, становится явным,
что не исполниться осуществлению прежних высших ценностей. Мир выглядит
лишенным ценности. А с другой стороны, осознание всего этого направляет
ищущий взор к источнику нового полагания ценностей, причем, конечно, в
итоге мир отнюдь не обретает вновь прежней своей ценности. Впрочем, перед
лицом столь поколебленного господства прежних ценностей можно попытаться
сделать и нечто иное. А именно: если Бог — христианский Бог — исчез со
своего места в сверхчувственном мире, то само это место все же остается —
пусть даже и опустевшее. И вот эту опустевшую область сверхчувственного,
область идеального мира, все еще можно удерживать. И опустевшее место даже
взывает к тому, чтобы его заняли, заместив исчезнувшего Бога чем-то иным.
Воздвигаются новые идеалы. Согласно Ницше («Воля к власти», афоризм 1021,—
относится к 1887 году "), это и происходит через посредство новых учений,
обещающих осчастливить мир, через посредство социализма, а равным образом и
через посредство музыки Вагнера,— иными словами, все это совершается
повсюду, где «догматическое христианство» уже «отжило свой век». Так
появляется «неполный», еще не завершенный нигилизм. Ницше говорит по этому
поводу («Воля к власти», афоризм 28,— относится к 1887 году): «Неполный
нигилизм, его формы: мы живем прямо посреди него. Попытки избежать
нигилизма без переоценки прежних ценностей, они производят обратное,
усугубляют проблему».
Мы можем яснее и отчетливее сформулировать мысли Ницше о неполном
нигилизме: неполный нигилизм хотя и заменяет прежние ценности иными, но по-
прежнему ставит их на старое место, которое как бы сохраняется в качестве
идеального места сверхчувственного. Полный же, завершенный нигилизм обязан
устранить даже и самое место ценностей — сверхчувственное как область — и
соответственно с этим полагать ценности иначе, переоценивать.
Отсюда становится ясно: завершенный, совершенный, тем самым классический
нигилизм хотя и немыслим без переоценки всех прежних ценностей, но
переоценка не просто заменяет старые ценности новыми. Переоценка становится
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
