поэтому овладевает сознанием людей. Хотя это и не всегда происходит.
Поэтому религиозный метод воздействия более эффективен, чем правовой.
Попытаюсь это доказать. В чем же все-таки преимущество религиозного метода
воздействия в отличии от уголовно-правового. Уголовно правовой, в качестве
воздействия на сознание использует путь наказания за определенные
преступления. Основными целями наказания является – восстановление
социальной справедливости, исправление осужденного, предупреждение
совершения новых преступлений.[3] Здесь у меня сразу возникает вопрос: “Что
такое социальная справедливость?”
При попытке найти на него ответ я столкнулся с множественностью
взглядов. В советской энциклопедии существует понятие, что социальная
справедливость - это категория морально-правового и социально-политического
сознания, понятие о должном, связанное с исторически меняющимися
представлениями о неотъемлемых правах человека. Содержит требование
соответствия между реальной значимостью различных индивидов (социальных
групп) и их социальным положением, между их правами и обязанностями, между
деянием и воздаянием, трудом и вознаграждением, преступлением и наказанием
и т.п. Несоответствие в этих отношениях оценивается как несправедливость.
С точки зрения уголовного права, восстановление социальной
справедливости путем наказания осужденного осуществляется применительно как
к обществу в целом, так и к потерпевшему в частности. Социальная
справедливость восстанавливается в обществе в возможных пределах:
государство частично возмещает причиненный ущерб за счет штрафа,
конфискации имущества, исправительных работ и иных видов наказания;
граждане убеждаются в том, что государство способно их защитить,
обеспечивая наказание преступника и наказывает его в соответствии с
законом, исходя из рациональных и социопсихологических соображений, т.е.
учитывая начала гуманизма, соразмерности, эффективности. По отношению к
потерпевшему социальная справедливость восстанавливается путем защиты его
законных прав и интересов, нарушенных преступлением. Реализуя эту цель,
наказание должно обеспечить возможность возмещения причиненного вреда и в
возможных пределах – соразмерность лишения или ограничения прав и свобод
осужденного страданиям потерпевшего, которые он вынужденно претерпел
вследствии совершенного преступления.[4]
Освободительные движения в ходе истории неизменно выдвигали требования
социальной справедливости. Последовательное утверждение социальной
справедливости во всех сферах общественной жизни – важнейший признак
социализма. Весь исторический период существования России, начиная с первых
князей Рюриковичей, не дает основания утверждать, что был период реализации
социальной справедливости, заложенной в душе русского человека. Княжеская
дань, насилием наложенная на свободные общины, затем крепостное право,
наконец, советский период с его спекуляцией и паразитизмом основывались на
понятии «социальная справедливость» — все это далеко от подлинной
справедливости. Но в душе русского народа чувство социальной справедливости
заложено изначально. Пользуясь его наивностью и доверчивостью, власть,
какая бы она не была, паразитировала и тем извращала глубинное чувство
справедливости и совести, заложенное в русской душе. Нужна ли социальная
справедливость? И что это такое? Распределение общих благ всем поровну? Или
же соответственно достоинству и вкладу человека в общее благо? Но последнее
явно вступает в противоречие с тем, что вкладывают в понятие социальная
справедливость социалисты. С точки зрения тех, кто будет ущемлен, подобная
система будет восприниматься как вопиющая несправедливость.
В сущности, нашему уголовному закону почти безразлично, ребенок
или взрослый совершает преступление. Да, возраст является обстоятельством,
смягчающим вину. Что это означает на практике? Если, например, группа лиц
совершает разбойное нападение, взрослому могут дать двенадцать лет, а
подростку – десять лет лишения свободы. Вот и весь гуманизм. Основная цель
правосудия в отношении несовершеннолетних – это обеспечение благополучия
несовершеннолетнего. То есть не наказать и оградить общество, а обеспечить
благополучие. Такой категорией, как благополучие юного правонарушителя, наш
закон не оперирует и решает только три задачи уголовного правосудия:
исправление, недопущение совершения новых преступлений, восстановление
социальной справедливости. Можно ухватиться за понятие социальной
справедливости, потому что ясно: скорее всего, ребенок-правонарушитель –
это ребенок, в отношении которого справедливость была нарушена. Наверняка у
него проблемы с родителями и он сам жертва правонарушений, но, к сожалению,
наше правосудие не апеллирует к этой цели наказания. В приговорах тщательно
анализируются первые две цели, а третья просто учитывается. Таким образом,
принять категорию социальная справедливость в ее общепринятом толковании,
как наиболее характерной для русской культуры, без оговорок невозможно.
Необходимо найти более глубокие основания и категории, обуславливающие
социальную справедливость. Хотя к понятию социальной справедливости, ее
сущности в уголовном праве можно подходить с различных точек зрения, но все-
таки ее восстановление является одной из целей наказания в уголовном праве.
И мне бы не хотелось упускать из виду этот момент.
Давайте теперь посмотрим что же такое «социальная справедливость» с
религиозной точки зрения? В религии социальная справедливость
рассматривается как непричастность греху, праведность, а также божественное
правосудие, воздаяние за совершение определенных поступков, принципиально
противоречащих религиозным взглядам. Здесь наказание будет определятся
богом и оно будет более страшным, чем те, которыми оперирует уголовное
право. Для определенного круга людей, такое воздействие более существенно.
Но, существует также группа людей, которая не имеет веры в бога, либо их
религия противоречит определенным социальным взглядам и общественно опасна.
Примером может служить деятельность некоторых сект, культовым обрядом
которых, является жертвоприношение людей, а также не верующие люди,
являющиеся потенциальными преступниками. Поэтому в отношении этой группы
людей без охранительной функции уголовного права никак не обойтись.
В этом наблюдается сущность уголовного права и религии. Они являются
неотъемлемым дополнением друг к другу и очень сильно влияют на развитие
общественных отношений в государстве, а следовательно и на развитие
государства в целом. К тому же, как мы видим, в религии заложены те
основные принципы, которые со временем находят свое отражение и в уголовном
праве, поэтому связь между ними существует, просто она уходит своими
корнями в историю. Но эта связь не непосредственная, а опосредованная —
через нравственность. Естественно, поэтому, нужно выяснить характер связи
уголовного права с нравственностью, чтобы в итоге лучше понять и характер
связи уголовного права с религией. Связь нравственности с религией в
историческом рассмотрении очевидна: ни один кодекс нравственных норм,
игравший более или менее заметную роль в культурном развитии человечества,
не появился иначе, как именно на основе какого-либо религиозного учения.
Вопрос состоит в том, чтобы сделать эту связь нравственности и религии
очевидной не только в историческом рассмотрении, но и в теоретическом.
Исторически несомненная связь нравственности с религией сопровождалась
всегда мыслью, чрезвычайно важной именно в теоретическом отношении, —
мыслью об абсолютном характере нравственных норм, когда ставилась под
сомнение или отрицалась мысль об абсолютном характере нравственных норм. В
истории европейской культуры были два периода, когда теоретическая связь
между нравственностью и религией, отрицалась, а следовательно и отрицался,
прямо или косвенно, абсолютный характер нравственных норм. Первый раз — в V
веке до н.э. в Афинах софистами. Во второй раз — в XVII веке в Англии
приверженцами так называемой естественной морали. Софисты, отрицая эту
связь, выдвинули утверждение, что нравственные правила должны
устанавливаться самими индивидуумами для обеспечения достижения ими
максимального количества наслаждений (гедонизм) или счастливого
самочувствия (эвдемонизм). Приверженцы естественной морали и их
последователи в XVIII-XX столетиях утверждают, что нравственность ни в
каком обосновании, в том числе и религиозном, не нуждается и что они есть
естественное развитие присущего человеческой природе определенного задатка
(потребности общения с другими людьми, альтруистического[5] чувства,
специального нравственного чувства и т.п.). Обе эти попытки теоретического
отрицания связи между нравственностью и религией следует признать
неудачными. Попытка софистов свести нравственность к способам обеспечения
индивидуума наибольшим количеством наслаждений или простым спокойствием
души вообще, строго говоря, к нравственности логического отношения не
имеет. Это скорее попытка, правда тоже неудачная, указать на новый, по
сравнению с традиционным, смысл жизни. На практике все это свелось к
отрицанию традиционной религии, а некоторыми софистами-радикалами — к
отрицанию вообще всякой общезначимой нравственности и к отрицанию всякой
религии. Такое направление умов софистов было явно зловредным, ибо должно
было непременно привести к распаду общественного порядка. Такой финал
предвидел Сократ, почему и обрушился на софистов со своей беспощадной
критикой.
Попытка приверженцев доктрины «естественной морали» и последующих ее
модификаций («автономной этики» Канта, «аксиологической этики» Шелленга)
отрицать обусловленность нравственности религией, носит более замысловатый
характер по сравнению с аналогичной попыткой древних софистов. Но именно
эта замысловатость и сделали ее мало распространенной среди широкой
публики. Она известна лишь философски образованным людям — только в
качестве теоретического построения. Для обывателей же вся эта затея с
«естественной моралью», «автономной этикой» и «аксиологической этикой»
означает все то же отрицание традиционной всякой нравственности и
традиционной (христианской) или всякой религии. Это и обнаруживалось в
форме атеистического марксизма XIX века, богоборческого[6] большевизма и
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13
