основании апостол заставляет супругов согласно исполнять [супружеский ]
долг, если они никоим образом не могут сделать этого безгрешно? Каким же
образом говорит он о долге там, где грех неизбежен? Или — как можно
принуждать кого бы то ни было к такому поступку, которым будет [нанесено 1
оскорбление Богу? Отсюда ясно, как я полагаю, что никакую естественную
телесную усладу не стоит причислять к греху, признавая виной то, что
позволяет испытать радость по мере возможности. Если, например, какого-либо
благочестивого [человека ] некто принудил лечь среди женщин, связав
веревками, и у того от мягкой постели и женского окружения возбуждается
желание, но не согласие на него, то кто осмелится назвать грехом позыв,
который природа с необходимостью налагает [на человека ]?
9Здесь дан перевод соответствующего места Септуагинты — Библии 70
толковников. В еврейском тексте, Вульгате и русском переводе так: «Кто
родится чистым от нечистого? ни один». Ср.: Sancti Hieronimi.
Cominentariorum Ionas liber//MPL, t. 25, col. 114; idem. Commentariorum in
Hiezechielem liber// Ibidem, col. 169; Petri Abaelardi. Sic et Non, col.
1502.
Ты можешь возразить, что, по мнению некоторых, даже в законном
сожительстве телесное вожделение считается грехом. Ведь и Давид говорит:
Вот, я в беззаконии зачат (Пс, 50, 7) и апостол, изрекший; Потом опять
будьте вместе и т. д. (1 Кор. 6,5),— затем добавил: Впрочем это сказано
мною как позволение, а не как повеление (1 Кор. 7, 6). Кажется, больше на
основании авторитета, чем разума, мы признаем, чтобы то самое телесное
развлечение почитали грехом. Известно, что Давид был зачат в браке, а не в
разврате, и об индульгенции, то есть прощении, не мог просить, как
заявляют, там, где вовсе нет вины. Мне же кажется, что, когда Давид
говорил, что он был зачат в беззаконии, то есть в грехах, не добавив, о
каких [грехах идет речь ], то он намекает на общее проклятие [идущее от ]
первородного греха, из-за которой каждый, очевидно, по вине прародителей,
подвергается осуждению подобно тому, как о том написано в другом месте:
Никто не чист от грязи, даже дитя новорожденное (Иов XIV, 4) 9. Как
напоминает блаженный Иероним, сам разум уличает, что, пока душа в детстве
формируется, она не знает греха. Если же она равно чиста от греха и нечиста
от грязи греха, то нельзя ли понять это не как вину, а как кару? Ясно же,
что [такая душа ] не имеет вины презрения к Богу, потому что разумом не
воспринимает того, что ей надобно делать; тем не менее она не избавлена от
грязи греха прародителей, начиная с которого она навлекает на себя хотя и
не вину, но кару, и претерпевает в наказание то, что те совершили, как
грех. Так, когда Давид сказал, что зачат он был в беззаконии, то есть в
грехах, то он [тем самым ] отметил, что по вине прародителей был подвержен
общему приговору к осуждению, и обращает эти преступления не столько к
ближайшим, сколько к далеким родичам.
Что же до слов апостола об индульгенции, то понимать это нужно не так,
как обычно воспринимают, то есть: будто он сказал об индульгенции как об
отпущении, прощении греха. Вот что он утверждал: по позволению, а не по
повелению; как если бы говорил: по отпущении, а не по принуждению. Если же
супруги желают и единодушно решат, то они могут полностью отказаться от
телесных уз, и никаким принуждением их нельзя к тому побудить. Если же
таковое не является их решением, то они имеют и [на то ] индульгенцию, то
есть отпущение, ибо отклоняются от более совершенной жизни из-за привычки к
жизни не слишком стесненной. Потому апостол здесь трактует индульгенцию не
как прощение греха, но как допущение более широкой, хотя и менее
совершенной жизни во избежание блуда, упреждая людей от великого греха, и
лучше пусть меньшее пойдет в заслугу, нежели большее вменится в
прегрешение. Здесь мы подвели к тому, чтобы тот, кто, возможно, пожелает
всякое телесное удовольствие счесть грехом, не сказал бы, что грех
увеличивается от [такого ] поступка; тот, например, кто само согласие души
переносит на совершение деяния, так что душа загрязнилась бы не только
согласием на позорное деяние, но и самим позорным деянием, как если бы
можно загрязнить ее тем, что случилось вовне, в теле. На деле же совершение
поступков нимало не способствует увеличению любого рода греха, и ничто не
может загрязнить душу, кроме принадлежащего ей, то есть согласия,
относительно которого мы утверждаем, что только оно одно и составляет грех,
предшествуя воле и душе или следуя за исполнением поступков. Впрочем, хотим
мы или совершаем то, чего не нужно, однако по этой причине еще не грешим,
ибо и воление, и его исполнение часто бывают безгрешны. Как и наоборот,
согласия на грех можно добиться без того и другого. Отчасти мы уже показали
на примере, как воля, вызванная вожделением и сопровождаясь соблазном, при
виде женщины или чужого яблока, не ведет к согласию. Мы показали это также
на примере дурного согласия при отсутствии дурного желания, сославшись на
случай убийства [слугой ] своего господина, что не являлось пороком.
10См. также: Aurelii Augustini De sermone Domini in Monte, col. 1246.
Относительно того, что не должно случаться, я полагаю, никто не
скрывает, что часто это происходит безгрешно, ибо — очевидно — свершается
по принуждению или неведению. Некая, например, женщина, претерпев насилие,
могла лечь в постель с мужем другой либо некий муж, каким-то образом
обманутый, спал с той, кого принял за жену, либо же кто-то по ошибке
убивает [человека ], полагая себя обязанным убить его в качестве его судьи.
Грех, таким образом, не в том, чтобы возжелать жену другого или войти с нею
в связь, но скорее в том, чтобы согласиться на это желание или на этот
поступок. Именно согласие с желанием Закон называет [просто ] желанием,
когда гласит: Не возжелай (Втор. 5, 21). В самом деле, «не возжелай»
означает не предотвращение того, чего бы не можем избежать и в чем, как
сказано, не грешим, но предотвращение согласия на это. Именно так нужно
понимать то, что сказал Господь: Всякий, кто смотрит на женщину с
вожделением (5, 28), то есть: кто посмотрит [на нее ] так, что возникает
согласие с вожделением, уже прелюбодействовал [с нею ] в сердце своем (там
же), хотя бы на деле не предавался распутству; это значит, он уже несет на
себе вину за грех, хотя бы до сих пор воздерживался от [его ] осуществления
10.
И, как мы обстоятельно обсуждали, повсюду, где кажется, что действия
ограждаются правилом или запретом, это нужно относить либо на счет воли,
либо на счет согласия на действие, нежели на счет самого действия; впрочем,
ничто из относящегося к заслуге не подпадало под запрет; [поступки же ] чем
менее достойны наставления, тем менее находятся в нашей власти. Ибо много
такого, что запрещает нам действовать, но воля и согласие всегда в нашей
власти. Так, сказал Господь: Не убий. Не лжесвидетельствуй (Втор. 5, 17,
20). [В словах ] относительно деяния и речи нет ни о запрете вины, ни о ее
предостережении, если мы воспримем их буквально, а только о деянии [как
выражении ] вины. Ибо грех не в убийстве человека и не в том, чтобы возлечь
с чужой женой, потому что [эти поступки ] иногда могут совершаться
безгрешно. В самом деле, если запрет такого рода — относительно действия —
воспринимается буквально, то тот, кто хочет принести лжесвидетельство или
даже согласится [на него ] на словах, не станет обвиняемым на основании
закона, пока не станет известно, что по некоей причине он о чем-то
умалчивает. Ведь не сказано, чтобы мы не желали лжесвидетельствовать либо
не желали на словах соглашаться на это, но только чтобы мы действительно
так не говорили. Или же: Закон запрещает нам жениться на наших сестрах или
вступать с ними в кровосмесительную связь. Однако нет никого, кто мог бы
соблюдать этот завет, так как никто не может опознать в точности в той или
иной женщине свою сестру. Никто, утверждаю, если бы Он не установил завета
не столько на действия, сколько на согласие [на них]. Если же случается,
что кто-либо по неведению женится на своей сестре, то разве он — преступник
завета, хотя и содеял то, что Закон запретил делать? Не преступник,
ответишь ты, так как он не соглашался на нарушение, ибо не ведал, что
творил. Так что говорить как о преступнике нужно не о том, кто совершает
запретное, но [о том ], кто соглашается на то, что известно как запретное.
Запрет, следовательно, нужно понимать не на основании поступка, а на
основании согласия [на него ], что очевидно, когда повелевают: не делай
того-то или того-то, или, как говорится, не предвкушай сознательно того-то.
11Aurelii Augustini. De doctrina christiana//MPL, 1. 34, col. 71.
12 Aurelii Augustini. In Epistolam Iohannis Parthos Tractatus VII, cap.
IV//MPL, t. 35, col. 2932—2933.
13В русском тексте соответственно: «Тот, Который Сына Своего предал ...за
всех нас» и «Сын Божий... предавший Себя за Меня».
14 См.: Aurelii Augustini, De sermone Domini in Monte, col. 1289;Petri
Abaelardi. Dialogus..., col. 1677.
И блаженный Августин, тщательно обдумав это [и поняв ], что всякий грех
влечется к благости либо к алчности скорее, нежели к [свершению ]
поступков, сказал: Никакой закон не предписывает ничего, кроме благодати, и
не запрещает ничего, кроме алчности 11. Отсюда и апостол: Все заповеди,—
говорит,— заключаются в сем слове: «люби ближнего твоего как самого себя»,—
и затем: Любовь есть исполнение закона (Рим. 13, 9—10). Конечно, заслуга не
уменьшится, если ты подашь готовую милостыню бедняку, а милосердие
побуждает тебя ее раздавать, но пусть будет готова твоя воля на это, когда
такой возможности нет и нет сил у тебя [что-либо сделать ], ибо нет
условий. Известно, конечно, что есть поступки, которые следует совершать
либо вовсе не исполнять в равной мере как добрым, так и дурным людям. И
одно [лишь ] намерение различает их. Как напоминает вышеназванный доктор, в
том же поступке, в котором нам явлены Бог Отец и Господь Иисус Христос, мы
обнаруживаем и [действия ] Иуды-предателя 12. То же самое, [что Богом и
Господом Иисусом ], содеяно и этим предателем, как напоминает апостол: Как
Отец предал Сына Своего, а Сын предал Сам Себя (Римл. 8, 32; Гал. 12,20)
13, так и Иуда предал своего Учителя. Изменник совершил тот же поступок,
что и Бог 14. Но разве он поступил хорошо? Ведь даже если [в конечном счете
и ] благо, то при всех обстоятельствах не хорошо, или же: он не должен был
[совершать ] то, что было выгодно ему лично. В самом деле, Бог мерит не
тем, что люди делают, а тем, с какой душой они могут делать [нечто ]; и не
в поступке, а в намерении (intentio) поступающего состоит заслуга или
подвиг. Часто, однако, одно и то же совершается по-разному: благодаря
праведности одного и неправедности другого. Двое, к примеру, вешают некоего
преступника. Один движим ревностью к справедливости, а другой — застарелой
вражеской ненавистью, и хотя совершается одно и то же деяние — повешение —
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13
