и при всех обстоятельствах они совершают то, что сделать — благо, и то,
чего требует справедливость, но из-за разницы намерения одно и то же
делается разно: одним — со злом, другим — с благом.
15Размышления над историей с Авраамом имели дальние следствия. Достаточно
вспомнить «Страх и трепет» С. Кьеркегора, где эта история — ось анализа.
Этика как всеобщее представлена С. Кьеркегором как искушение для индивида,
который в качестве единичного устанавливает с Богом-Абсолютом абсолютные
отношения, то есть выступает как нравственный индивид. Абеляр рассматривает
иной парадокс: испытание Авраама представляется как внимательное
вслушивание в заповеди для опознания истинной воли Бога, имеющее своим
следствием осознанный поступок.
Кто, наконец, не знает, что сам дьявол не делает ничего, что не
позволил бы ему делать Бог? Ни когда он заслуженно наказывает неправедного,
ни когда ему дозволяется унизить какого-либо праведника ради его очищения
или же ради того, чтобы тот [показал ] пример терпения? Но хотя он делает
то, что Бог позволяет ему делать, подстрекаемый своей подлостью, и хотя
воля его всегда неправедна, но могущество его называется благим или даже
праведным: могущество он получил от Бога, а воля — его собственная. Что до
трудов, то кого из избранных можно отождествить с лицемерами? Кто [как не
избранники ] из любви к Богу претерпевают или совершают столько, сколько те
— из жажды людской славы? Кто, наконец, не знает, что подчас праведно
совершается то, что Бог запрещает делать, как и наоборот: начинают иногда
[совершать ] то, что, однако, менее всего следует делать. Так, мы в самом
деле знаем, что Он запретил распространять слухи о некоторых чудесах, с
помощью которых исцеляются больные ради примера смирения, дабы никто
случайно не возжелал бы себе славы от подобного перешептывания. Но тем не
менее получившие эту милость не прекращали разглашать о ней из почтения к
Тому, Кто это делал и Кто запретил [это ] открывать, о чем написано: Но
сколько Он ни запрещал им, они еще более разглашали и т. д. (7, 36). Разве
осудишь за преступление таких виновников, которые совершили [его ] и притом
сознательно вопреки завету, ими полученному? Кто обвинит их в преступлении,
разве что в том, что решались совершить [его ] из почтения к Нему, ибо не
совершили ничего из-за презрения Того, Кто повелел [молчать ]. Скажи,
умоляю, повелел ли Христос то, чего не нужно было предписывать или же те
[люди ] распустили слух о том, относительно чего нужно было сдерживаться?
Благом было повелеть то, что не было благом выполнить. Обвинишь ли ты
Господа в том, что случилось с Авраамом, коему Он сначала повелел принести
в жертву своего сына, а затем Сам остановил предписанное? Разве не во благо
Бог повелел совершить то, что не стало бы благим по свершении? А если оно
стало бы благим, то почему впоследствии было предотвращено? Если же были
одинаково благими и повеление, и предотвращение [жертвоприношения ] — не
без разумного же повода Бог позволяет или заставляет делать нечто,— то, как
видишь, одно лишь намерение исполнить завет, а не совершение поступка
оправдывает перед Богом, так как Он повелевает во благо то, что не является
благим при исполнении. В самом деле, у Бога не было намерения и [в
действительности ] Он повелевал так поступить не для того, чтобы Авраам
принес в жертву сына, но чтобы испытать этим его повиновение, незыблемость
его веры либо любви к Нему и поставить нам в пример. Именно это сам Господь
затем открыто признал, когда сказал: Теперь я знаю, что боишься ты Бога
(Быт. 22, 12) и столь искренне сказал: Я повелел тебе это ради того, чтобы
узнать, что ты готов [повиноваться ] и чтобы другие узнали, что я сделал
то, что Сам Я знал о тебе до [начала ] времени. Намерение Бога было в
[испытании ] поступка, которое было праведным. И столь же праведным был
запрет его, касающийся тех вышеназванных [случаев ], которые, как мы
упоминали. Он запретил [разглашать ], но не ради того, чтобы соблюдали
запрет, а ради того, чтобы даровать нам, немощным, примеры воздержания от
тщеславия. Потому [Аврааму ] Бог повелел то, свершение чего не было бы
благим, как и, наоборот, [исцеленным ] запретил то, свершение чего было бы
благим. И как там намерение оправдывает Его, так и здесь оно оправдывает
тех, кто на деле не исполнил завета. Ибо они знали, что Он заповедал не для
того, чтобы сдержали заповеданное, а чтобы возвеличить вышеуказанный
пример. Таким образом, волею Повелителя они.не презрели того, Чьей воле,
как понимали, они не противятся. Если бы мы даже судили более по делам,
нежели по намерениям, то учли бы, что иногда нам не только можно
действовать против Божьего завета, но действовать основательно и
сознательно, не будучи обвиненными в каком-либо грехе 15; и не нужно
называть злыми ни волю, ни поступок под предлогом, что завет Бога
соблюдается ради деяния, хотя намерение [получившего завет ] волею
Повелителя не противоречит установившему сей завет. Так же умысел
Повелителя оправдывает Его Самого, повелевшего совершить то, что, однако,
совершать следует менее всего; так и стремление к благодати оправдывает
того, кому был завет.
Чтобы кратко заключить вышесказанное, рассмотрим четыре [компонента
греха ], которые нужно различать последовательно и весьма тщательно, а
именно: изъян души, толкающий к прегрешению, затем самый грех, который мы
усмотрели в согласии на зло, то есть в презрении к Богу, далее волю,
направленную на зло, и, наконец, злокозненный поступок. Так же как хотеть —
значит не то же, что исполнить волю свою, также и согрешить — не значит
совершить преступное деяние. Грех [проистекает ] из согласия души,
благодаря которому мы грешим; преступное деяние нужно понимать на основании
совершения поступка, то есть когда мы на деле осуществили то, на что прежде
дали согласие.
16Aurelii Augustini. De sermone Domini in Monte, col. 1246— 1247; Sancti
Gregorii papae I. Homiliarum in Evangelia liber 1//MPL, t. 76, col. 1)35.
Грех, или искушение, как мы полагаем, выражается тремя способами:
внушением, удовольствием и согласием 16. Понимать это надо так, что
благодаря этой троице мы часто низводимся до преступного деяния, как то
случилось с прародителями. Ведь [всему ] предшествовало именно внушение
дьявола, обещавшего бессмертие, если [те ] отведают запретный [плод ] с
древа. Затем настал черед удовольствия, когда жена, увидев красоту древа и
поняв, что [плод ] его приятен на вкус, зажглась желанием [отведать ] его,
предвкушая наслаждение едой. Она была втянута в преступление, согласившись
на него, тоща как должна была подавить [свое желание ], дабы повиноваться
запрету. Хотя она должна была искупать это прегрешение раскаянием, чтобы
заслужить прощение, она, напротив, закрепила его деянием; таким образом,
она, совершая грех, прошла по трем ступеням. Так и мы часто теми же тремя
ступенями идем не к провинности, но к греховному деянию, то есть через
внушение, или поощрение со стороны другого, извне толкающего нас на
поступок, [совершать ] который не следует. Поскольку мы познали, сколь
приятно поступать подобным образом, то даже прежде содеянного наш дух
зачаровывается удовольствием от самого деяния и через удовольствие искушает
нас в [наших ] помыслах. Пока мы льстим этому удовольствию, соглашаясь [на
него ], мы грешим. Тогда этими тремя ступенями мы и доходим до греховного
деяния.
17В русском тексте Библии: «Грехов юности моей и преступлений моих не
вспоминай».
Кое-кто желал бы понимать под именем внушения внушение плоти,
[осуществляющееся ] даже в отсутствие внушающего, например, когда кто-либо
начинает испытывать вожделение при виде женщины. Но такое внушение на деле
нужно называть ничем иным, как удовольствием. Именно это удовольствие,
полученное, так сказать, из необходимости, и прочие [удовольствия ] того же
рода, которые, как мы выше упоминали, не есть прегрешение, апостол называет
человеческим искушением, когда говорит: Вас постигло искушение не иное, как
человеческое; —и верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх
сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести (1
Кор. 10, 13). Искушением же вообще называется любая склонность души к
какому-либо поступку, который не следует [совершать ], будь на то воля или
согласие. Человеческим же называют искушение, без которого едва ли [можно ]
или даже никогда нельзя совладать с человеческой слабостью, например, с
плотским вожделением или желанием вкусно поесть, от которых просил избавить
себя тот, кто говорил: От грехов юности освободи меня, Господи (Пс. 24, 7)
17, то есть от тех искушений, что естественно и необходимо [рождены ]
вожделением, дабы они не заманили к согласию. Или же: пусть я вовсе
освобожусь от них, завершив ту, полную искушений жизнь. Поэтому и говорит
апостол: Вас постигло искушение не иное, как человеческое; точно та же
мысль и когда он говорил: если склоняется дух ваш к удовольствию, которое,
как мы назвали, есть человеческое искушение, то, распалившись, пусть дух
ваш не склонится к согласию, в коем и состоит грех. Ибо сказал он, как если
бы кто-либо спросил его, могли бы мы какой-нибудь нашей силой
сопротивляться этим вожделениям: И верен Бог, Который не попустит вам быть
искушаемыми, что значит: Ему нужно довериться скорее, чем надеяться на
себя, [Ему ], Который, обещав нам свою помощь, истинен во всех своих
обетах, потому что Он — Тот, Кто верен, так что всем, разумеется, нужно
оказывать ему доверие. В этом случае Он не допускает нас к искушению сверх
наших возможностей, так как через милосердие свое умеряет сей человеческий
соблазн так, чтобы не оказать давления на грех больше, чем мы могли бы
претерпеть, сопротивляясь ему. Тогда Он делает сверх того: само это
искушение обращает на пользу, и хотя через него Он нас испытывает, [но ]
так, чтобы затем, когда предупредит, Он мог бы нас не столь удручать, и мы
меньше стали бы бояться вражеского натиска, над которым уже одержали
победу, научившись выдерживать [его ]. Всякую битву, нами не испытанную, мы
переносим тяжелее и более странимся [ее ]. Когда же обыкновением станет
побеждать, то равно ослабеет и сила врага и страх [перед ним ].
О внушениях демонов
18См.: Isidori Etymologise, I; VIII; XI, 15—16 (ed. W. M. Lindtay). Oxford,
1911. Представления о демонических связях ученых сохранились до наших дней.
История Фауста — один из ярчайших примеров.— С. Н.
19См.: Вергилий. Георгики, IV, 281 и далее.
Внушения исходят не только от людей, но и от демонов, так как
случается, что они подстрекают нас на грех не столько словами, сколько
делами. Обладающие от природы как изворотливостью ума, так и долговременной
опытностью, отчего их и называют демонами, то есть учеными (scientes) 18,
они познали природные силы и оттого могут легко возбуждать человеческую
слабость, толкая к чувственности или прочим [желаниям 1. Так, с Божьего
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13
