приписывающий грекам "безмятежность". В действительности в Греции
сосуществовали две тенденции: одна - эмоциональная, религиозная,
мистическая, потусторонняя, другая - светлая, эмпирическая,
рационалистическая, заинтересованная в приобретении знания разнообразия
фактов. Последнюю тенденцию представляют Геродот, самые ранние ионийские
философы, а также в известной степени Аристотель. Белох вслед за описанием
орфизма говорит:
"Но греческая нация была слишком преисполнена юношеского задора, для того
чтобы в целом принять веру, отвергающую этот мир и переносящую истинную
жизнь в потустороннее. В соответствии с этим влияние орфического учения
ограничивалось относительно узким кругом посвященных; орфизм не оказывал ни
малейшего влияния на государственную религию, и это даже в обществах,
которые, подобно Афинам, превратили празднование мистерий в государственные
ритуалы и взяли их под защиту закона. Должно было пройти целое тысячелетие,
прежде чем эти идеи, правда в совершенно ином теологическом одеянии,
одержали победу в греческом мире" (17).
По-видимому, это преувеличение, особенно там, где речь идет об элевсинских
мистериях, целиком пропитанных орфизмом. Вообще говоря, те, кто обладал
религиозным темпераментом, обращались к орфизму, тогда как рационалисты
презирали его. Положение орфизма можно сравнить с положением методизма в
Англии в конце XVIII - начале XIX столетия.
Мы более или менее знаем, что именно образованный грек воспринимал от
своего отца, но мы знаем очень мало о том, что он в свои самые ранние годы
усваивал от матери, которая в значительной степени была отгорожена от
цивилизации, приносившей удовольствия одним лишь мужчинам. Кажется
вероятным, что даже в лучшие времена образованные афиняне при всем своем
рационализме, ясно выражавшемся в сознательных умственных процессах,
сохраняли усвоенный с детства и от традиции более примитивный образ
мышления и чувства, которому всегда было суждено доминировать в напряженные
периоды времени. Поэтому любой упрощенный анализ греческого мировоззрения
вряд ли будет правильным.
Вплоть до недавнего времени влияние религии, особенно неолимпийской, на
греческую мысль признавалось недостаточно. Революционная в этом отношении
книга Джейн Гаррисон "Пролегомены к исследованию греческой религии"
подчеркнула наличие как примитивных, так и дионисийских элементов в религии
простых греков. Работа Ф. М. Корнфорда "От религии к философии" стремилась
обратить внимание изучающих греческую философию на то влияние, которое
религия оказывала на философию, но эта работа не может быть полностью
принята, так как ее концепции, фактически ее антропология, не заслуживают
доверия (18).
Насколько мне известно, наиболее убедительной концепцией является положение
Джона Барнета в его работе "Ранняя греческая философия", особенно в главе
II, "Наука и религия". Он говорит, что конфликт между наукой и религией
возникает из религиозного являются мне в целом восхитительными возрождения,
пронесшегося над Элладой в VI столетии до н.э." вместе с перенесением места
действия из Ионии на Запад. "Религия континентальной Эллады, - говорит он,
и религия Ионии развивались в весьма различных направлениях. В частности,
культ Диониса, пришедший из Фракии и лишь упоминаемый у Гомера, в зародыше
содержал совершенно иной способ исследования отношения человека к миру.
Было бы, конечно, ошибочно самим фракийцам приписывать какие-либо очень
возвышенные взгляды; но не может быть сомнения, что греки видели в явлении
экстаза подтверждение того, что душа представляет собой нечто большее, чем
ничтожный двойник "я", и что только "вне тела" душа может проявить свою
истинную природу...
"Все это выглядело так, как будто греческая религия была готова подняться
до уровня, уже достигнутого религиями Востока. Трудно сказать, что могло бы
воспрепятствовать развитию этой тенденции, если бы не возникла наука.
Обычно считается, что греков спасло от религии восточного типа отсутствие у
них жречества, но это лишь ошибочное принятие следствия за причину.
Жречество не создает догматов, хотя оно и сохраняет их, коль скоро они уже
созданы. Кроме того, в ранние периоды своего развития восточные народы не
имели жречества в любом смысле этого слова. Грецию спасло не столько
отсутствие жречества, сколько наличие научных школ.
"Новая религия - ибо в одном смысле она была новой, тогда как в другом -
старой, как человечество, - достигла высшего пункта своего развития с
основанием орфических общин. Насколько мы можем судить, первоначальной
родиной их была Аттика, но затем с невероятной быстротой они
распространились в других районах, особенно в Южной Италии и Сицилии. Эти
общины представляли собой прежде всего ассоциации, в которых отправлялся
культ Диониса; но они отличались двумя, новыми среди эллинов, чертами. Они
смотрели на откровение как на источник религиозного авторитета и были
созданы как специальные организации. Поэмы, содержащие их теологию,
приписывали фракийскому Орфею. Он сам спускался в Гадес, а следовательно,
являлся надежным проводником через опасности, которые окружают бестелесную
душу в потустороннем мире".
Далее, Барнет говорит о наличии поразительного сходства между орфическими
верованиями и верованиями, преобладавшими в Индии приблизительно в то же
время, хотя, как утверждает Барнет, не может быть и речи о существовании
между ними какого-либо контакта. Затем он переходит к выяснению
первоначального значения слова "оргия". Это слово употреблялось орфиками в
смысле "причастия". Цель причастия состояла в том, чтобы очистить душу
верующего и помочь ей избежать круговорота рождения. В отличие от жрецов
олимпийских культов орфики основали то, что может быть нами названо
"церквами", то есть религиозные сообщества, в которые через посвящение мог
быть принят всякий без различия расы или пола. Благодаря влиянию этих
сообществ возникла концепция философии как способа жизни.
Глава II. МИЛЕТСКАЯ ШКОЛА
В любом курсе по истории философии для студентов первым делом говорится о
том, что философия началась с Фалеса, который сказал, что все происходит из
воды. Это обескураживает новичка, который старается - возможно, не очень
притом упорно - почувствовать то уважение к философии, на появление
которого, по-видимому, рассчитан учебный план. Тем не менее для чувства
уважения Фалес дает достаточно оснований, хотя, может быть, больше как
человек науки, чем как философ в современном смысле слова.
Фалес был уроженцем Милета в Малой Азии, процветающего торгового города. В
этом городе было большое рабское население; среди свободного населения
между богатыми и бедными имела место острая классовая борьба. "В Милете
первое время победителем оказался народ убивавший жен и детей аристократов;
затем стали господствовать аристократы, которые сжигали живьем своих
противников, освещая городские площади живыми факелами (19). Во времена
Фалеса подобная обстановка сложилась в большинстве городов Малой Азии.
В течение VII и VI веков до н.э. Милет, подобно другим торговым ионийским
городам, переживал значительное развитие в экономическом и политическом
отношении. Находившаяся сначала в руках землевладельческой аристократии
политическая власть постепенно перешла в руки купеческой плутократии.
Последняя в свою очередь уступила место власти тирана, который (как это
обычно было) добивался власти при поддержке демократической партии.
Лидийское царство лежавшее к востоку от греческих приморских городов,
вплоть до падения Ниневии (612 год до н.э.) сохраняло с ними лишь дружеские
отношения. Падение Ниневии развязало руки Лидии, и она смогла обратить
теперь свое внимание на Запад, но в основном Милету удавалось сохранить
дружеские отношения с этим соседним государством, особенно с последним
лидийским царем Крезом, при котором Лидийское царство было завоевано Киром
в 546 году до н.э. Греки также поддерживали значительные связи с Египтом,
царь которого нуждался в греческих наемниках и открыл для греческой
торговли некоторые города. Первым греческим поселением в Египте была
крепость, занятая милетским гарнизоном; но в период 610-560 годов до н.э.
наибольшее значение имел город Дафнэ. В этом городе нашли свое убежище,
спасаясь от Навуходоносора (Иерем. 43; 5 и ел.), Иеремия и многие другие
еврейские беженцы; но в то время как Египет, несомненно, оказывал влияние
на греков, со стороны евреев такого влияния не было. Мы не можем
представить себе, чтобы Иеремия чувствовал что-либо, кроме ужаса, по
отношению к скептическим ионийцам.
Как говорилось выше, лучшим свидетельством, позволяющвм определить время
жизни Фалеса, валяется то, что этот философ прославился предсказанием
солнечного затмения, которое, как гэворят астрономы, произошло в 585 году
до н.э. Другие данные, подобные приведенному свидетельству, вполне
согласуются с тем, чтобы огнести деятельность Фалеса приблизительно к этому
времени. Предсказание затмения не было свидетельством чрезвычайной
гениальности Фалеса. Милет находился в союзнических отношениях с Лидией,
поддерживавшей культурные связи с Вавилонией. Вавилонские же астрэномы
открыли, что затмения повторяются примерно через каждые ]9 лет. Эти
астрономы могли предсказать затмение луны вполне усвешно, но, когда дело
касалось солнечного затмения, их приводило в замешательство то
обстоятельство, что затмение могло быть видимо в одном месте и невидимо в
другом. Следовательно, они могли только знать, что в такое-то и такое-то
время можно ожидать затмения, и это, вероятно, все, что знал Фалес. Ни он,
ни вавилонские астрономы не понимали, чем обусловлена эта цикличность
затмений.
Говорят, что Фалес предпринял поездку в Египет и привез оттуда для греков
сведения по геометрии. Все познания египтян в области геометрии состояли
главным образом в чисто эмпирических приемах. И нет оснований думать, что
Фалес пришел к дедуктивным доказательствам, таким, например, которые были
открыты греками позднее. Вероятно, Фалес открыл, как, исходя из наблюдений,
сделаняых из двух прибрежных пунктов, определить расстояние до корабля в
море, а также как, зная длину тени пирамиды, найти ее высоту. Ему
приписываются многие другие геометрические теоремы, но, пс-види-мому,
ошибочно.
Фалес был одним из семи греческих мудрецов. Каждый из этих семи мудрецов
прославился тем или другим мудрым высказыванием. Согласно традиции,
высказывание Фалеса заключалось в том, что "вода есть наилучшее".
Как сообщает Аристотель, Фалес думал, что вода является первичной
субстанцией, а все остальное образуется из нее, он утверждал также, что
Земля покоится на воде. По свидетельству Аристотеля, Фалес говорил, что
магнит обладает душой, потому что он притягивает железо; далее, что все
вещи полны богов (20).
Положение, что все возникло из воды, следует рассматривать в качестве
научной гипотезы, а отнюдь не в качестве абсурдной гипотезы. Двадцать лет
назад взгляд, что все состоит из водорода, который составляет две трети
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17
