первой философии гласит: каким путем придет человек сам от себя и для
себя к первой непоколебимой истине и какова эта первая истина?» [53,
114].
Иначе: каким путем человек превратится в субъект? В то, что всегда
заранее предлежит в основе чего-то и тем самым служит ему основанием?
То есть является той фундаментальной истиной, из которой каким-либо
образом дедуцируются остальные частные истины. Задача состоит в том,
чтобы обеспечить суверенность человека, иное качество свободы, каковое
совпало бы с «субъективностью» как человеческой уникальностью, и с
«субъектом» как истиной, имеющей всеобщий статус, выступающей в функции
закона. Ее (метафизики Нового времени) задачей стало подведение
метафизической основы под освобождение человека к новой свободе как
уверенному в самом себе законодательству.
Процесс самоудостоверения «Я» как источника истины есть
картезианство: метафизическое описание превращения «Я» в субъект.
«Всякое самоудостоверение должно заодно обеспечить себе также и
достоверность того сущего, для которого всякое представление и всякое
предприятие должны стать достоверными и через которое им
обеспечивался бы успех. В основу новой свободы должно было лечь нечто
надежное такой степени надежности и обеспеченности, что оно, обладая
само по себе внутренней ясностью, удовлетворяло бы названным сущностным
требованиям» [53, 121].
Эти требования разрешены тезисом Декарта cogito ergo sum, который
является не столько «первой» истиной сколько фокусом, в котором
реформируется взгляд на истину вообще, и который позволяет видеть в
новом ракурсе самоудостоверяемой достоверности, очевидности, которая
обеспечивается представлением, предоставлением, устанавливаемым перед
нами. Смысл в том, что только представление чего-то делает это что-то
очевидным и, следовательно, достоверным. А достоверность и является
специфически новым ракурсом истины, представление же его фокусом.
«Нечто доставлено, представлено – cogitatum – человеку поэтому впервые
лишь тогда, когда оно ему надежно обеспечено, и он им самостоятельно,
внутри сферы, которой он сам распоряжается, может каждый раз
недвусмысленно, без опаски и сомнения владеть. Cogitare – не только
вообще и неопределенное представление, но то которое само себе ставит
условие, чтобы установленное им не допускало уже впредь никакого
сомнения в том, что оно есть и каково оно» [53, 123]. Здесь стоит
выделить указание Хайдеггера на «сферу», внутри которой распоряжается
человек, область ограничений его «субъектной» деятельности, его не
всемогущества, а также определить чем именно он внутри этой сферы может
владеть, ограниченность самой возможности его манипуляций, новое
«колличество» предоставленного ему. Иначе, факт замкнутости человека на
лишь представленное, или, а что, собственно, можно представить? Ответ
заключается в самой постановке проблемы, в задаче самоудовлетворения
«Я», каковое в представлении мыслится как бы задним числом, но по сути
является главным представляемым, ибо вся переформулировка истины не как
откровения, но как достоверности нацелена на удостоверение «Я». Но «Я»
не может стать достоверным, пока само не стало представлением. Для
Хайдеггера оно не только им стало, но и не может им не стать. «Декарт
говорит: всякое ego cogito есть cogito me cogitare; всякое «я
представляю нечто» выставляет одновременно «меня», меня,
представляющего (передо мной, в моем пред-ставлении). Всякое
человеческое представление есть «само»-представление» [53, 124]. Это
способствует осмыслению того обстоятельства, что человек внутри сферы
представления и, наделенный, конституирующей властью распределять
смыслы и значения и истины по объектам своего представления, он, в
первую очередь, конституирует самого себя. «Речь о сопредставленности
представляющего и его представления во всяком представлении хочет
выразить именно сущностную принадлежность представляющего к конституции
представления» [53, 125]. Тем самым достоверность и, следовательно,
истина предлежат не просто неким смутным, неорганизованным
представлениям, но зависят от точности и продуманности осознанности
моей включенности, моего присутствия в представлении, уровня моего
самосознания моего самопредставления. «Сознание меня самого не
привходит в осознание вещей наблюдателя этого сознания. Это сознание
вещей и предметов есть сущностно и в его основе прежде всего
самосознание, и лишь в качестве такового возможно сознание предметов.
Для вышеописанного представления самость человека существенна как
лежащее в основе. Самость есть sub-iectum?» [53, 125]. Можно сказать,
что человек вынужденно стал субъектом, (заметив свою способность им
стать) для того, чтобы решить задачу нового определения истины,
возникшего в атмосфере культурно-исторического крушения старого.
Исторический контекст позволяет нам понять превращение в субъект как
специфическую структуру мироотношения и поведения человека Нового
времени, новую структуру сознания, для которой трансцендентный пласт
истины переместился из области освященного божеством миропорядка в
порядок индивидного сознания, при этом (что важно подчеркнуть) не
изменив своему трансцендентному характеру. Данный тезис подтверждается
настойчивым акцентированием темы поиска, пути, превращения, метода
определения субъективности в человеческом, то есть ее не очевидности,
но проблематичности. Человеческая задача привести себя в соответствие с
истиной в Новое время формулируется как задача пройдя соответствующий
путь стать субъектом. Императивность такого становления внутри
исключительно философской проблематики не имеет каких-либо дальнейших
оснований и обоснований, а, значит, обнаруживает безосновную суть всего
сущего – волю.
Человек тем самым открывает свое соответствие истоку сущего, когда
волит быть субъектом, волит представление, смысл которого, как
указывалось выше во владении объектами представления, властвовании над
ними. А так как любое представление есть самопредставление в
изначальном владении человеком находится сам собственно субъект,
истина, устрояющая мир в соответствии с собой. Поэтому подлинным
истоком бытия сущего в метафизике Нового времени является воля к
власти, самоутверждение себя в свой истинности, субъективности. «В
сущность власти входит властвование над самой собой» [54, 157]. Именно
в этом самовластвовании базируется установка на самопредставление,
чтобы быть субъектом надо представить себя им, через процедуру
представления как обретения достоверности, то есть знания: «В пределах
метафизики Нового времени бытие сущего определялось как воля, а тем
самым как воление себя самого, самоволение, а самоволение в самом себе
есть ведение самого себя, самоведение, то сущее, subiectum, бытийствует
по способу ведения самого себя, самоведения. Сущее (subiektum)
презентирует себя, и вот как именно: оно презентирует себя себе же
самому по способу ego cogito. Самоведение становится субъектом как
таковым. Такая презентация самого себя, репрезентация (представление),
есть бытие сущего qua subiektum. В самоведении собирается все ведение,
все доступное ведению» [54, 161].
Необходимо подчеркнуть, что в качестве базовой характеристики
структуры представления в рождающейся у Декарта метафизике Нового
времени, выступает не представление чего-то, но представление самого
себя, основой метафизической установки является не субъект воления, но
воление быть субъектом. Здесь же обнаруживается принципиальная позиция:
воля к субъективности есть определение состояния самосознания,
определенный итог определенного пути, то есть не является ни
непосредственным состоянием, ни непосредственным переживанием-
восприятием. Это процесс лепки, созидания-прочитывания своей самости
как субъективности через самопредставление. Подчеркнув этот момент
сделанности, искусственности в самоопределении философской позиции
Нового времени, можно, вслед за Хайдеггером перечислить базовые черты
новоевропейской метафизики, которые он формулирует исходя из
истолкования картезианской философии, а именно, через описание
метафизической позиции, которая определяется:
1) способом, каким человек в качестве человека является самим собой, зная
притом самого себя;
2) проекцией сущего на бытие;
3) ограничением существа истины сущего;
4) тем, откуда человек каждый раз берет и каким образом он задает «меру»
истине сущего [53, 115].
Подобная рубрикация дает матрицу, посредством которой
прочитывается любая метафизика, а не только метафизика представления,
хотя сама же является представляющей моделью, возникающей на основе
фундаментального хайдеггеровского различения бытия и сущего, где через
процессы забвения бытия и подмены его сущим, через историю понимания и
интерпретации сущего демонстрируется, описывается (представляется?)
история западной философии, культуры и, вообще, бытия, именно как
драма, судьба бытия. В этом смысле, через сущее бытие представляет свою
историю, свою судьбу. Это позволяет значительно расширить понятие
метафизики представления за рамки исключительно Нового времени,
объясняя смену исторических контекстов интерпретации сущего,
изменением, по словам М. Фуко, порядков представления. Но, в данном
случае, сохраняя терминологическое поле Хайдеггера, имеет смысл
говорить о смене субъектов представления, то есть структур,
самопредставление которых является порядком представления бытия в его
определенную эпоху, что гарантирует единство этой эпохи, ибо понимание
субъекта как порядка всегда связано с порядком понимания истины.
Поэтому нельзя сказать, что в Новое время истина оказалась связана с
субъективностью, но субъективность как инстанция истины оказалась
связана с человеческим самосознанием, что изменило и характер истины,
характер сущего, поставив их в зависимость от человеческого
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26
