применяет насилие, которое по своему характеру и степени интенсивности
может рассматриваться как нападение. Из этого вытекает, что цель ответных
действий виновного в состоянии аффекта составляет причинение вреда
(физического) потерпевшему. Ответные действия виновного в таких случаях
носят вынужденный характер, но не являются необходимым и единственным
выходом из сложившейся ситуации, в то время как насилие со стороны
обороняющегося преследует цель защиты личных или каких-либо других
интересов, а причинение вреда нападающему является лишь средством,
способным обеспечить такую защиту.
Насилие потерпевшего — это непосредственный повод аффектированного
убийства, оно выглядит как «провокация» преступления. Само же убийство в
состоянии аффекта является результатом фактически учиненного и уже
оконченного насилия.
Насилие в смысле в ст.108 УК РФ порождает состояние необходимой
обороны. Совершение такого преступления всегда связано с продолжаемым
насилием потерпевшего.
При совершении преступлений с превышением пределов необходимой обороны
в содержание мотива входят такие побуждения, как сознание морального долга,
жалость и сочувствие жертве нападения, чувство самосохранения. В содержание
мотива при совершении аффектированного убийства входят чувство обиды,
оскорбленной чести и достоинства и т.п.
Это далеко не все отличия между рассматриваемыми преступлениями. Суд
при квалификации конкретного общественно опасного деяния, с учетом
конкретных обстоятельств дела должен проводить разграничение между ст.107 и
ч.1 ст.108 УК РФ, если в таком разграничении есть необходимость.
В связи с этим интересен следующий случай. Томский городской суд
оправдал Л. по ст. 105 УК РСФСР (ст.108 ч.1 УК РФ) за отсутствием в его
действиях состава преступления. Прокурор Томского района внес по данному
делу протест в Судебную коллегию по уголовным делам Томского областного
суда, в своем протесте он просит квалифицировать действия Паршинцева с.в.
по ст.107 УК РФ. Органами предварительного следствия по этому делу
установлено, «что 28 октября 1996 года Л. и М. в доме Л. распивали
спиртное. В процессе распития спиртного Л. обозвал отца М. ревнивцем. В
связи с этим между Л. и М. возникла ссора. В ходе ссоры М. повалил Л. на
пол, причинив при этом ссадины. При этом М. схватил Л. за шею и стал душить
Л.. в другой руке М. держал топор. В этот момент Л., находясь в состоянии
внезапно возникшего сильного душевного волнения, выхватил из рук М. топор и
нанес последнему не менее трех ударов по голове. Затем, сбросив М. с себя,
нанес ему не менее 26 ударов топором по голове, не менее 8 ударов по шее,
не менее 5 ударов по левой руке. От полученных повреждений М. скончался на
месте происшествия». В судебном заседании Л. вину не признал и показал, что
М. убил, защищая свою жизнь.
Прокурор в кассационном протесте с доводами городского суда не
согласился и просит действия Л. квалифицировать по ст.107 УК РФ по тем
основаниям, что «после того как Л. перехватил у М. топор, нанес ему удары
топором и скинул с себя. М. никакого сопротивления против Л. не оказывал,
однако Л., встав на ноги, стал наносить М. еще удары топором, отчего
наступила смерть последнего. К тому же в деле Л. имеется заключение судебно-
психологической экспертизы о том, что в момент совершения убийства Л.
действовал в состоянии физиологического аффекта».[56] Данный случай
показывает, что виновный Л. поначалу находился в состоянии необходимой
обороны (как посчитал суд), затем его действия перерастают в преступление в
состоянии аффекта и требуют квалификации по ст.107 УК РФ. Это доказывает
тот факт, что Л. наносил множество ударов топором потерпевшему М., в то
время как последний уже не оказывал Л. сопротивлений, т.е. насилие со
стороны М. уже окончилось, но Л. все же продолжал совершать удары по
голове, шее, рукам М. в состоянии аффекта, при этом его действия носили
характер автоматизмов, были беспорядочны и носили особо жестокий характер
(более 30 ударов топором). Все эти обстоятельства свидетельствуют о наличии
состояния аффекта у виновного, поэтому с доводами прокурора, изложенными в
кассационном протесте можно согласиться. Судебная коллегия по уголовным
делам Томского областного суда приговор Томского городского суда от
16.01.97 г. в отношении Л. отменила, и дело направила на новое судебное
рассмотрение.
Как уже отмечалось, понятие аффекта в рассматриваемой уголовно-
правовой норме является центральным понятием, которое определяет содержание
всех элементов состава преступления, поэтому установление аффективного
состояния в момент совершения преступления имеет решающее значение по делам
данной категории.
Нельзя квалифицировать убийство по ст.107 УК РФ, пока не установлено,
что оно было совершено виновным в состоянии аффекта, вызванного
неправомерными (аморальными) поступками потерпевшего, т.е. в состоянии
«оправданного» аффекта. Установлением аффектированного состояния должна
заниматься судебно-психологическая экспертиза. Однако научно обоснованное и
объективно правильное заключение возможно только на базе тех материалов и
тех сведений, которые установлены в процессе расследования и судебного
разбирательства. Непосредственная диагностика аффекта невозможна, т.к.
после себя он не оставляет видимых следов, поэтому отсутствие необходимых
данных в материалах дела невосполнимо в процессе проведения судебно-
психологической экспертизы. Заключение такой экспертизы — важная и
действенная помощь суду в установлении психического состояния виновного в
момент совершения преступления. Однако выраженное в нем мнение специалистов
подлежит всесторонней судейской оценке на основе всех собранных по делу
доказательств. Если таких доказательств собрано недостаточно или их
достоверность вызывает сомнение, правильность вывода суда относительно
аффекта и правильность квалификации содеянного виновным также не может не
вызвать сомнения.
К сожалению, практические работники следствия и суда не обращают
должного внимания на выяснение указанных обстоятельств по делам данной
категории. Нередко вместо того, чтобы подробнее остановиться на выяснении
«физиономических» признаков и особенностей поведения виновного, отразить в
протоколах допроса участников происшествия какие-то детали, способствующие
выяснению его действительного психического состояния в момент совершения
преступления, судьи, следователи и работники дознания отделываются общими,
мало что говорящими фразами. Вот, например, какими словами описал
следователь психическое состояние виновного в протоколе допроса одного из
свидетелей по делу Ю.:» По его (Ю.) виду я понял, что случилось что-то
нехорошее».[57] Столь же ограничены бывают в деле сведения, характеризующие
поведение виновного в момент совершения преступления и непосредственно
после него. Если в протоколах допросов свидетелей, обвиняемых, в протоколах
судебных заседаний еще можно встретить сведения о том, что виновный после
причиненной ему обиды «чуть не задохнулся от возмущения», «побледнел и
задрожал» «его всего трясло», и т.п., то в итоговых документах
(обвинительном заключении, приговоре) слабо, как правило, исследуются, не
анализируются и не оцениваются в качестве доказательств аффективного
состояния виновного не только внешние физиологические проявления, но и
другие признаки этого состояния. Не дается в этом плане и достаточно
глубокой оценки действиям виновного непосредственно после неправомерных
действий (бездействия) потерпевшего на протяжении всей конфликтной
ситуации. Например, Судебная коллегия по уголовным делам в своем
определении на приговор суда по делу Е., который обвиняется за убийство
своей жены, пояснила, что «состояние Е. до совершения преступления и после
него судом надлежащим образом также не исследовано. Не исследовался судом
вопрос о характере взаимоотношений супругов до случившегося».[58]
Отмеченные недостатки приводят к серьезным ошибкам в определении
характера и степени вины преступника, в установлении подлинных мотивов
совершенного преступления, в квалификации содеянного.
Проблемы, возникающие при квалификации преступного деяния во многом
объясняются несовершенством той или иной уголовно-правовой нормы. Поэтому
задача законодателей при написании (составлении) Уголовного Закона
заключается в том, чтобы сделать эти нормы более совершенными в плане их
применения на практике. Однако, стремление законодателя сделать закон более
удобным для его применения практическими работниками следствия и суда,
стремление перевести норму закона на более понятный для широкого круга
язык, играет не положительную, а наоборот, подчас затрудняет правильное и
единообразное применение таких норм. Такое стремление упростить уголовно-
правовую норму привело к неточному истолкованию известного психологического
понятия — аффекта практическими работниками. В связи с этим в теории
уголовного права и судебной практике нет единства в понимании
физиологического аффекта, хотя последний представляет конкретное
психологическое понятие, которое имеет свои ощутимые границы, присущие
только этому психическому состоянию типические признаки. Понятие
физиологического аффекта достаточно хорошо разработано в психологии
известными учеными в этой области.
Между тем в теории и практике уголовного права до сих пор можно
встретить термины «аффект», «сильное душевное волнение», «душевное
волнение», «внезапно возникшее сильное душевное волнение» и т.п. «Подобная
терминологическая неупорядоченность, — говорит В.В. Сидоров — следствие не
только небрежности или невнимательности работников следствия и суда, но и
определенного недопонимания ими роли аффекта в уголовном праве».[59] К тому
же многие криминалисты рассматривают понятия «душевное волнение» и «аффект»
как равноценные и тождественные.[60]
Между тем, отмечает Сидоров В.В., эти понятия не идентичные, хотя и
одно-порядковые. Думаю с ним можно согласиться по этому вопросу, поскольку
степень душевного волнения — лишь один, хотя и наиболее яркий и
выразительный, но не самый существенный признак аффекта. Как известно,
основной отличительной чертой аффекта является его воздействие на сознание
и волю человека.
В связи с этим было бы целесообразным исключить из уголовно-правовой
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17
